© ООО Издательство «Питер», 2023

© Серия «ПИТЕР ПОКЕТ», 2023

© Дмитрий Конаныхин, 2022

В эту минуту воздуха не хватало всем.

Заслуженный врач УССР Галина Викентьевна Марунич, получив могучий пинок под зад, свалилась с забора Топоровской больницы прямо в пыльные лопухи, где уже не стала подбирать домашние тапочки, и босиком, в одной ночной сорочке, бездыханно, бросилась к родильному корпусу, непристойно светившему одним дежурным окном.

Бежала, боясь изувечить.

Заслуженный учитель УССР Таисия Терентьевна Завальская, нанёсшая пушечный удар, по-кошачьи спрыгнула следом, если, конечно, тот кульбит сорокавосьмилетней женщины с почти остановившимся сердцем можно было так назвать. Она метнулась к скорбному моргу, посередине цветущего сада вдавившемуся в землю под тяжестью человеческого горя.

И сжимала старый топор, боясь опоздать к своей дочке.

Самая простая роженица Зося с чужой для провинциального Топорова фамилией Филиппова отмучилась после неудачных родов, обмякла на цинковом столе морга и тихо, бесконечно плавно заскользила по краю водоворотного времени, непосильной усталости, сладкого забвения, головокружительной свободы.

Толкнула материнским сердцем кровь – для меня.

Я был самым обычным неродившимся ребёнком, плававшим на пуповине, подобно космонавту Леонову. Только Алексей Архипович парил в открытом космосе, а я корчился и толкался внутри мамы. Дёргался, как и положено дёргаться живому существу, задыхающемуся без кислорода. Я не знал ничего. Ни имени своей мамы, ни моего папы – Алексея Филиппова, лейтенанта погранвойск на далеком Дальнем Востоке…

В радостно-яркий послерассветный час в рейсовом автобусе (маршрут Биробиджан – Ленинское) беглый заключённый (ст. 146 УК РСФСР) Деля-тин С. В. со всей ненавистью и отчаяньем старался вытащить из-за пояса «ПМ» час назад зарезанного старшего лейтенанта Биробиджанского УВД Кирюшкина А. Н., а лейтенант патруля в/ч 2495 Филиппов А. А. изо всех сил цеплялся за руки выдавшего себя зэка и вдавливал того между сиденьями.

И ждал мой отец выстрела и чуда.

На них сыпалось крошево разбитого стекла, вокруг мучительно визжали и бестолково толкались очнувшиеся люди, перепуганный водила выпрыгнул из кабины и бежал в кювет, руками закрывая затылок и смешно шаркая стоптанными сандалиями.

Такая у нас большая страна, так устроены часовые пояса и так устроены наши люди, что в одну секунду, но в разные дни того цветущего апреля решали они – кому умирать, а кому жить.

И так бывает.

– Извините, – симпатичная рыжая девушка остановила плотного военного, сосредоточенно-постной походкой следовавшего по очевидно очень важному делу (на самом деле майор Лелюшенко торопился в вокзальный туалет, но делал это с такой привычной серьёзностью и сосредоточенностью, что никто не мог заподозрить всю мощь бури, терзавшей нежные кишки майора). – Извините! Вы не подскажете, как пройти к посёлку Фибролит? Хотя… Да, так лучше… – она поставила тяжёлый чемодан и посмотрела на запястье, на котором были написаны цифры. – Ой, вы не подскажете, где находится вэче 2495?

Покрытый испариной майор бросил репейный взгляд на светлый летний плащик, белые туфли, рыжие волосы и странно разноцветные сине-золото-зелёно-карие глаза явно нездешней дамочки, открыл рот, но тут же стиснул губы в ниточку. Уставшей донельзя девушке показалось, что майор один окружил её всю – так странно, боком, тот придвинулся, бросая взгляды вокруг.

«Точно. Всё точно. Ты точно её вычислил, Лёлик. Так. Зараз обережно. Говор не местный. Одета не так. Не-е-е, не Москва. Точно. Ленинград. Но говорит с акцентом. Та-а-ак, це вона що, з Украини? Хiба що так. Западенка? Не-е-е, Лёлик, ти що? Це ж пшекски наголоси. Чёрт, как живот скрутило. Так, майор Лелюшенко, тримайся. Зараз-сейчас мы её раскрутим, эту рыжую курву. Ох ты ж!»

Майор Лелюшенко Олег Несторович, словно спелая луковка из благодатного чернозёма вырванный суровым приказом, лишь три месяца назад прибыл вместе со своей благоверной супругой на Дальний, трясця його матери, Восток из благословенной Белой Церкви. Он пережил все круги семейного ада, разверзшегося в день приказа, – от досадливого осознания своего безнадёжного идиотизма, грома и молний всесокрушающей царственной ярости, которой позавидовал бы сам король Лир, двухнедельного молчания, отлучения от пышного тела, всесемейного ополчения в лице восставшей из пекла тёщи и прочих тётушек – до совершенно невыносимого лишения привычной вечерней чарочки «той самой, на смородиновых листочках» из белых рук любимой жены своей Валентины Мироновны.

Шутки в сторону, товарищи: за пятнадцать лет беспорочной и бестолковой службы майор впервые поймал подозрительную особу на вокзале славного города Биробиджана.

Подозрительная особа (а может, даже – торжествуй, майор! – настоящая шпионка!) была в его руках.

С этого и начнём.

Зося, которую мы, любя бесконечно, часто называем Зоськой, донельзя уставшая ждать на биробиджанском вокзале мужа – лейтенанта Алёшку Филиппова, – решила сама добраться до части. «Как-нибудь дойду», – упрямо решила она. Упрямства в Зоське всегда было с горкой – как у папки Васьки Добровского и у мамы Таси Завальской вместе взятых.

И ещё чуть-чуть. С горочкой.

Восемь месяцев назад её любимый муж Алёшка Филиппов был призван… завербован… сослан… поставлен в угол?.. отправлен на перевоспитание? (чёрт, не знаю, как лучше назвать действия вербовочной команды всемогущих органов защиты спокойствия Большой страны) – короче, Алёшка обнаружил себя лейтенантом, командиром взвода снабжения доблестной Манёвренной группы погранвойск аж в Биробиджане. Таки да, вы поняли меня правильно – хороший парень Алёшка, желая инженерить, байконурить и оттуда покорять любимые звёзды, отказался от почётного предложения отправиться на «факультет повышения квалификации» Комитета Глубокого Бурения и одним мановением государственной длани оказался строго на другом конце Земли – у ворот Поднебесной империи.

Чтобы неповадно было.

Зося Филиппова, защитив диплом и вооружившись своим студенческим билетом, хулигански уштампованным в деканате треугольными печатями до сплошной синевы, отправилась в Пулково. Летаргическая кассирша чуть не рухнула в обморок, раздражённо пытаясь пересчитать оттиски – по числу оттисков получалось, что Зоська проучилась в ленинградской Техноложке то ли семь, то ли семнадцать лет, – потом сдалась, беззвучно вы-материлась и отправила «рыжую соплявку да хоть к чертям собачьим, раз уж ей так надо». На самый Дальний Восток.

Зоська впервые летела так долго – из Ленинграда в Хабаровск, да ещё с посадками. Последняя была в Иркутске. Толком не уснула. Как-то не получилось – она сидела справа, у иллюминатора; над ухом всю ночь грызли морозный воздух винты трудяги Ил-18.

Думалось.

Слишком о многом – всё, о чём может думаться в двадцать три года в 1969 году.

И только она заснула, как в глаза ударил густой поток солнечных лучей – оранжевый шар выкатился из-за заметно искривлённого фиолетово-сизого горизонта. Чуть примороженное внешнее стекло иллюминатора заискрилось россыпью драгоценных звёздочек. Зося прижалась виском к прохладной панели и дремотно улетела мыслями быстрее крылатой машины.

Новый день в новом мире. Где-то внизу, в девяти километрах под ней, спал (а может, уже проснулся) её муж. Как он там?.. Алёшка прислал пару снимков – ему удивительно шла форма. Одна фотография вызывала в Зосе дрожь. Ну, там – внизу живота. Алёшка сфотографировался у штаба. Настоящий офицер. Фуражка по-пограничному пижонски надвинута на бровь, портупея, начищенные сапоги. Похудел.