Пришёл июнь, потеплело. Охрана ночевала у костров близ возка, в котором спал высокородный отрок. В Белозерск не заезжали, а в объезд холодного и синего Бело-озера пошли на Каргополь. Днём огромная озёрная чаша искрилась под лучами солнца мириадами световых потоков и слепила глаза. Где-то вдали рыбацкие челны, а то и торговые дощаники[5] под парусом бороздили бескрайний водный простор. Отрок, вылезая на передок, не отрываясь, смотрел на водную гладь, и что-то выспрашивал у слуг. Всё вызывало у мальчика восхищение. Но слуги, которых звали Юрьем Огурцом и Власием Меншиковым плохо знавшие эти места, отвечали неохотно, хотя и с уважением. Лишь Васька Недорез, который не раз бывал здесь и ехал всё время близ возка поддерживал разговор с мальчиком.

– Чем же рыбаки здесь рыбу ловят? – спрашивает отрок.

– Како и во Угличе на Волге, государь мой, – сетями, – отвечает Василий, – толико на Волге-реке сети с берега заводят, а туто ка – на езере с лодок, да с лодей, с кормы забрасывают и за собой на вёслах, аль на парусах тащат.

– Дивно сие! – восклицает мальчик.

– И не такое диво есть! Иной рыбак большую рыбу – белорыбицу в Бело-езере, да на езере-Лача, или на Онеге-реке, а то и на Мезене или Печоре, у берегов Студёного моря[6] острогой биет, – поддакивал Васька.

– Это како, острогой?

– Острога – копие такое, сажени в две, но с крюками у рожна, чтоб рыбу зацепить. А у основания древка – кольцо в коем вервь закреплена. Коль далёко, аль глубоко острогой ткнёшь, не утонет, обратно можно затянуть, а рыбу в лодку вытащить, ежели насунешь. Охота та рыбная с острогой «лучением» зовётся – рассказывает Недорез.

– Отчего ж лучением? Вот диво-то! Поглядеть бы! – продолжает восхищаться мальчик.

– Позришь исчо, мой государь, – подзадоривает слуга.

Каргополь-город тоже обошли стороной, а направились вдоль берегов Онеги-реки на Двину-реку – на Сийский-Антониев монастырь. Дремучие северные леса с вековыми, высоченными и толстенными стволами елей и лиственниц приняли путешественников в свои объятия. Дикое зверьё, волки и медведи, да и лихие люди – ушкуйники или тати могли поджидать здесь одиноких путников. Северные монастыри давно уже укрывали сотни опальных из среды бояр, князей, их сродников и слуг. Каждый монастырь в лице своего основателя привлекал к себе тех или других членов известного рода. Нередко между ними были в чернецах родственники и друзья. Монастыри имели свои отдалённые владения на Севере, свои промыслы, рыбные ловли, солеварни; тяготение всей хозяйственной деятельности склонялось к Северу, к земле Двинской, к Студёному («Дышащему») морю. Оттуда приходили дощаники с их товарами, с рыбой и солью. Туда каждый из богатых монастырей направлял свою деятельность хозяйственную и торговую. В распоряжении обителей были тысячи «трудников», «чернецов» и «бельцов», опытных в деле, привычных к плаванию и к путешествиям, хорошо изучивших глухие и отдалённые северные края. Там у берегов Беломорья этот «работный люд» сталкивался и тесно общался с иноземцами разных национальностей – датчанами, англичанами, немцами, голландцами, занимавшимися торговлей, скупкой пушнины и прочей коммерцией, среди которых было немало авантюристов, стремившихся обогатиться в России любыми способами. Здесь часто появлялись и ходили в употреблении обесценившиеся деньги с малым содержанием серебра и фальшивая монета. На Севере ощущалось и постоянное присутствие правительственных соглядатаев. Они действовали в целях ограждения российских интересов, наблюдали за вооружёнными силами, укреплением обороноспособности отдалённого северного региона. Они вели постоянный «дозор» за действиями шведов и датчан в Лапландии, пристально и неуклонно следили за немцами, англичанами, голландцами, и их агентами, сновавшими вдоль берегов Дышащего моря в поисках прохода к устью Оби и далее – в глубь Сибири. Потому охрана эскорта держалась на стороже.

События прошлых лет

В январе 1590 года (за полтора года до кровавых дней в Угличе) русские войска вступили в Водскую пятину (волость) – землю, издревле принадлежавшую Новгороду Великому. Россия нанесла неожиданный удар Швеции. Это был ответ шведам, захватившим Водскую волость – западную часть Новгородской земли у берегов Финского залива на исходе Ливонской войны (1558–1583 гг.), проигранной Россией. Тогда – в мае 1583 года Россия, вырвалась из ливонского капкана, заключила со Швецией на реке Плюссе только перемирие на три года. Прекращение боевых действий было куплено оставлением русских городов-крепостей: Копорья, Яма, Ивангорода. Россия потеряла тогда единственный выход к Балтийскому морю на побережье Финского залива. Правительство России во главе с боярином Борисом Годуновым – шурином самого царя Феодора приняло решение о начале войны со Швецией, зная о том, что Речь Посполитая не вступит в эту войну. Последняя уже увязла в войне с Османской империей и Крымским ханством. Русское командование использовало для вторжения все имеющиеся в его распоряжении силы. Кроткий царь Феодор Иоаннович лично повёл в поход свои полки.

Уже в январе 1590 года русские войска почти без боя взяли Ям, осадили Копорье и вышли к Нарве. Близ Нарвы воевода князь Дмитрий Хворостинин разгромил в полевых схватках шведские отряды, выступившие против него. Руководство осадой Нарвы было поручено царём Борису Годунову. К сожалению, этому видному политику и дипломату не хватало военного опыта. Годунов приказал сосредоточить огонь всей русской артиллерии на пряслах крепостных стен города, чтобы пробить в них бреши. «А по башням и по отводным боем бити не давал». Бреши удалось пробить в нескольких местах. но крепостная артиллерия шведов, расположенная на нескольких ярусах башен подавлена не была. Царские воеводы повели войска на приступ 19 февраля. Располагая значительным перевесом, русские атаковали крепость сразу в семи пунктах. Колонна, направленная в главный пролом, насчитывала более 5 тысяч воинов. Среди атакующих было около тысячи казаков, и двух тысяч стрельцов. Однако благодаря фланговым ударам башенной артиллерии шведам удалось отразить натиск. Правда, в ходе тяжёлого рукопашного боя в проломе обе стороны понесли большой урон. Нарвский гарнизон был обескровлен, шведское командование утратило веру в благополучный для него исход схватки. Русские воеводы уже готовились ввести в бой свежие силы, но шведы запросили мира. Казалось, что если русские поведут себя решительнее, то Нарва поднимет белый флаг. Но Борис Годунов предпочёл не рисковать и повёл затяжные переговоры, пытаясь склонить шведов к полной сдаче «Ругодива»[7]. Шведы затягивали переговоры. Это было им на руку, ибо зима заканчивалась, и лёд на реке Нарове стал подламываться, появились полыньи. Река могла разделить силы русских войск, располагавшихся по обоим берегам. Осторожность, воспитавшая в лице Годунова хорошего дипломата, не оправдала себя в дни войны.

По условиям перемирия, заключённого под стенами Нарвы шведы вернули России Водскую пятину с крепостями Ям, Копорье и Ивангород. Россия вновь обрела побережье Балтики между устьями рек Наровы и Невы. Однако овладеть портом Нарвы и восстановить «нарвское мореплавание» русским не удалось. Шведский король Юган III готовился к реваншу. Склонить к союзу Речь Посполитую ему не удалось. Тогда взгляд его обратился на Крымское ханство. В Бахчисарае пошли навстречу Стокгольму. Швеция провела самую крупную со времён Ливонской войны мобилизацию и к весне 1591 года сосредоточила на русской границе 18-тысячное войско.

Крым, пользуясь поддержкой Османской империи, собрал к началу июня для похода на Москву до 100 тысяч конницы и пехоты. Во главе с ханом Казы-Гиреем к русским границам устремились конные отряды ногайских татар, отряды янычар с пушками, пришедшие из турецких крепостей Северного Причерноморья – Очакова и Белгорода-на-Днестре. Это очень крупное и хорошо организованное войско, равное по численности войску хана Мамая (до 120 тысяч), двинулось в Русскую землю, и в середине июня переправилось через реку Оскол.