Лишнее напоминание о том, что Максим воспитывает его сына, привело ангела в бешенство. Он не смог проконтролировать себя, от чего ветер чуть не сбил Аню с ног. Затем стало так обидно, что Кирилл заплакал.

Ане бы уйти, чтобы не промокнуть до нитки, но она продолжала говорить, оправдываться и умолять.

– Я тебя прощаю и обещаю больше не беспокоить, – успокоившись, прошептал ангел и коснулся Аниного плеча. Встал напротив нее и заглянул в большие серые глаза. Провел пальцем по щеке, вытирая катившуюся слезинку, – Не надо, не плачь. Я люблю тебя.

Конечно же, слова Кирилла не долетели до Аниного слуха. Но она почувствовала его присутствие. Он рядом: услышал ее и прощает. Ане стало легче на душе. Немного.

6

Ужин разогрет уже в третий раз. Маленький мальчик вот-вот заснет. Сказка о доблестном рыцаре почти дочитана.

Тик-так, тик-так! Настенные часы лишний раз безжалостно напоминали, сколько времени прошло с тех пор, как должен был вернуться Максим.

Громкий хлопок двери. В квартиру, шатаясь, вошел Макс в порванной куртке и с разбитым носом. Его пшеничного цвета волосы были растрепаны.

– Я дома! – на всю ивановскую заплетающимся языком. Ботинки разлетелись по разным концам прихожей. Куртку стянуть с себя не смог: запутался в рукавах. – Да, черт возьми!

– Явился, не запылился! И где тебя носило? – Аня вышла из комнаты сына. Встала у дверей, скрестив руки и нахмурив брови. – Опять напился!

– С ребятами посидели чуть-чуть. Отмечали. Представляешь, у нас будет тур! Ик! – куртка, наконец, поддалась.

«У нас будет ребенок», – в ее мыслях, а вслух вырвалось:

– И что? Нажираться, как свинья, теперь? Ты же обещал!

– Ну, я же чуть-чуть!

– Ага, вижу я твое чуть-чуть. Что с носом?

– Да, там… упал. Неважно.

– Неважно? С кем на этот раз подрался? Что не поделили? Бутылку? – она подняла с пола куртку. – Новая совсем! Второй раз всего надел. Ну, что за человек! Почему ты все портишь, к чему ни прикоснешься?

Аня села на корточки у стены, закрыла лицо руками и зарыдала. Как ей все это надоело! Готовила ужин, ждала, переживала. Новость важную собиралась сообщить, обрадовать. А муж? А муж снова где-то налакался. «Второй раз за неделю, а клялся, что больше не будет, – проносилось у нее в голове. – Еще и уезжает в тур свой дурацкий. Опять. Вот говорить ему теперь о беременности или нет?»

– Ань, ты чего? Дура, что ли? Успокойся! – он сел рядом.

– Да, дура! Дура, что с тобой связалась! – она затряслась в истерике.

– Ну, прости, это было в последний раз! – Макс полез обниматься.

– Не трогай меня! От тебя воняет, – жена резко оттолкнула Максима.

– А от него никогда не воняло! И он не пил никогда! Святой!

– Да, святой.

– Он не святой, а мертвый. Мертвый, – Максим произнес медленно, по слогам. – Прими это уже!

– Какой же ты урод! – ее серые глаза полны ненависти и скорби.

Аня встала и прошла в большую комнату. Утерла рукавом слезы и, открыв шкаф, достала оттуда маленькое одеяльце. Затем скинула с кровати большую пуховую подушку. Одну из двух.

– Сегодня спишь на полу!

7

«Пришел папа!» – догадался маленький Кир, когда хлопнула дверь. Хотел было выйти его встречать вместе с мамой, но та прошептала: «Не надо. Спи».

Спи. Легко сказать. Как тут уснешь, когда за дверью грохот, крики и плач? Страшно. Кир тоже заплакал.

– Мама! – собрался туда, где ругань.

– Не ходи, – путь преградил высокий дядя.

Очень знакомый дядя. Кир как-то видел его на фотографии у мамы в телефоне. Только там он был без крыльев. Да, и сейчас уже тоже: быстро спрятал их.

– Ты кто? – от неожиданного появления этого дяди, Анин сын перестал плакать.

– Твой тезка. То есть, меня тоже зовут Кирилл. Ложись скорее в кроватку, а то мама будет ругаться! – дядя аккуратно взял Кира на руки и положил на кровать.

– Мама уже ругается. С папой, – для пяти лет Кир очень четко произносил все звуки. – И плачет. Почему?

– Понимаешь… как же тебе объяснить? – Кирилл взбил подушку и укрыл сына Ани одеялом. – У взрослых так бывает. У них много всяких заморочек, требований друг к другу. И когда требования не соответствуют, они ругаются. Кричат, плачут, потому что достучаться друг до друга, говоря спокойно, уже не получается. А еще они все усложняют.

– Зачем?

– Да, кто ж его знает, зачем? – тезка пожал плечами. Потом кинул взгляд на компьютер, стоящий на столе. – Играешь?

– Да. Только долго не разрешают.

– Ты больше радуешься, когда прошел легкий или сложный уровень?

– Конечно, сложный.

– Вот так же и взрослые, – после небольшой паузы произнес тезка. – Чем сложнее, тем интереснее. Но ты не думай об этом. Давай-ка лучше закрывай глазки и спи.

– А ты мне колыбельную споешь?

– Колыбельную? – Кирилл на мгновение задумался. – Нет, колыбельную я спеть тебе не смогу.

– Ну, пожалуйста, – Кир умоляюще смотрел на дядю ярко-зелеными глазами. Как у папы. Настоящего. – Мама мне всегда поет.

– Так то мама. У нее какой голос!

– Спой. Я засыпаю только так.

– Что ж, ладно. Я попробую, – дядя прокашлялся и запел. – Спи, моя радость, усни.

И замолчал от неожиданности, что так превосходно поет. Никогда не обладал музыкальными талантами. Ни в одной из тысячи жизней. А тут такой чистый, звонкий голос с чудесными переливами.

Кир не слышал впредь настолько волшебных колыбельных и не видел настолько сказочных снов. Крики и плач за дверью больше не беспокоили. Он крепко заснул под пение своего ангела-хранителя.

«А ты думал, что никогда не сможешь уложить сына спать», – тихо прошептал сам себе Кирилл. Раскрыл белоснежные крылья и растворился в воздухе.

Когда зашла проверить Кира, Аня на секунду почувствовала приятный ветерок. Машинально посмотрела в окно. Большая белая птица улетала куда-то в даль. «Как будто бы, он был здесь, – пронеслось у нее в голове. – Да, нет. Бред какой-то». Поправила сыну одеяло и тихонько удалилась.

8

Таблетка успокоительного Ане бы сейчас не помешала. Но и помочь бы тоже вряд ли смогла. Валерьянка давно уже не действовала должным образом. А снотворное покупать Аня не хотела. И пустырник закончился. Да, и «Глицина» в доме нет, как, в принципе, и «Новопассита». И так проблемы со сном, а тут еще и муж.

Под громкий резонирующий храп Максима резко переворачивалась на правый бок. Затем на левый. И снова на правый. Ложилась на спину. Сбрасывала с себя одеяло и укрывалась им с головой. Закрывала уши руками и подушкой. Ворочалась. Садилась на кровати и вставала с нее. Открывала окно, чтобы проветрить. Опять ложилась в постель и опять ворочалась. В конце концов, когда солнце заявило о начале нового утра, Аня накинула теплый халат, вышла на кухню и включила чайник.

Разочарование, злость, сожаление обо всем сделанном и несделанном атаковали ее в полной мере. «Может быть, стоило вернуться в музыку?» – не в первый раз задавала себе вопрос. И тут же отвечала, отпивая горячий напиток из любимой кружки Кирилла: «Нет. С кем тогда оставался бы Кир, пока я в разъездах? С бабушкой и дедушкой? Ну, уж нет, я хочу видеть, как растет сын, и участвовать в его воспитании. А не просто общаться с ним между турами и привозить подарки. Подарками материнскую любовь и заботу не заменишь. Хоть и целый день на работе, но вечер-то полностью наш, – круговыми движениями пальцев потерла виски. – Работа… от этих цифр мозг скручивается в трубочку. Может быть, переучиться? Правда, когда? Теперь рожать, а потом и в декрет. Снова. А, может, аборт? И уйти от Макса. Ну, не получается у нас нормально жить. К тому же, у него только два состояния: либо пьяный, либо в туре».

Все оставшееся до будильника время провела за кухонным столом. «Кофе мой друг» – надпись на кружке, но Аня налила туда чай. Раз в третий за утро.