В мае 1981 года закончилась моя мирная городская жизнь и я был призван в ряды Советской Армии. Полгода тянул лямку в учебке в Переславль-Залесском, затем полтора года служил в ракетных частях в Литве, в лесах под городом Таураге. Там ко мне пришло новое увлечение. В солдатской библиотеке я вдруг обнаружил книги о сталинских репрессиях, изданных в годы "оттепели" (в начале 60-х). До этого я краем уха слышал о Тухачевском, Блюхере, Мейерхольде, зверски замученных в сталинских застенках, а здесь оказались книги, где их трагическая судьба была описана в деталях. Напомню, на дворе стоял 1982 год, апогей "застоя", когда о сталинских репрессиях в официальной прессе вообще не упоминалось. В итоге из армии я вернулся обогащенный серьезными знаниями (привнз с собой целую папку, посвященную "культу личности"). Именно с этой папки и начался мой личный архив, который теперь насчитывает уж не знаю сколько десятков тысяч публикаций по разным сферам жизни (культура, политика, спорт и т. д.). Именно этот материал и стал основой для выхода в свет моих многочисленных "Хроник". Впрочем, не будем забегать вперед.
Параллельно увлечению историей (на этой почве я даже после армии поступлю на исторический факультет МОПИ), я продолжил свои литературные (или графоманские) опыты. Только теперь я решил уйти от эпических жанров и увлекся малыми формами, в частности - стихами. В армии их было написано мною около трех десятков. Темы были совершенно разные: о войне, о современности, даже пара-тройка политических. Но больше всего я любил писать юморные стишки, под любимого мною Владимира Высоцкого. В качестве примера приведу одно из таких, родившееся из под моего пера за два с половиной месяца до "дембеля" - 4 марта 1983 года. Название у него длинное: "Письмо крестьянина Ивана Запашного в Комитет советских женщин Валентине Терешковой".
Дорогая Валентина! Я пишу тебе письмо,
чтобы с тяжбой моей было все разрешено.
Я хотя мужик отменный и широк в плечах,
но беда пришла и ноне силы нет в руках.
Я буквально весь извелся, мне ни встать, ни сесть,
дети малые по лавкам плачут: "Тятя! Есть!"
Я ж от горя к "бормотухе", на работу - нет!
Помоги мне, Валентина, дай скорей ответ.
Время ноныче такое, славные дела,
наши шустрые ракеты - шмыг под облака.
И спортсмены, и поэты, да и прочий люд,
все хотят своей державе как-то подмогнуть.
И в то время как повсюду помощь делом, словом,
тут моя супруга Клавка блудит с Харитоном!
Валентина! Не брешу я! Не хочу я зла!
Я вчерась их обнаружил на задах двора.
Шел я мимо, слышу в сене переброс словами,
глядь, а он ее, бесстыдник, лапает руками.
Платье рядышком лежит, вот божуся вам,
лишь исподнее на ней прикрывает срам.
Харитон змеей обвил выступы ее,
а она сопит под ним и вторит: "Яще!"
Валентина, я не знаю, как бы вел себя,
муж ваш, если бы застал вас посередь двора,
и не просто нагишом, а в блудливой позе...
Извиняйте, если груб в этой своей просьбе.
Ну, а как извольте быть мужу и кормильцу,
если грудь твоей жены мнет чужое рыльце?
Если ты пришел домой после стольких дней,
глядь, жена лежит бревном и мужик на ней.
Вот и я тогда взревел, как ведьмедь в лесу,
гаркнул им обоим: "Встать! Смирно! Удавлю!"
Но, с собою совладав, и, сглотнув слюну,
я сказал ей: "Сука ты!" - и пошел в избу.
Я ведь чую это все с Клавкою не вдруг,
Степанида ей дала книжку "Милый друг".
Только как же в соцстране этакий обман?
Мало что там написал ентот Мопассан?
Эту книжку бы изъять, и подобно ей,
чтоб не портил зарубеж нашенских кровей,
ведь скотина Харитон тоже, небось, чтец,
на чужой жене теперь мастер и игрец!
Валентина, объясни, что же вы за племя?
Нет Христа на вас, иль в вас живо блуда семя?
Или только у моей нрав такой блудливый,
ведь, по правде, Харитон соплеист плешивый.
Я пишу тебе письмо, сам к скамье примерз,
на бумаге этой капли от мужицких слез.
Рядом малые шумят: "Тятя, мамка где?"
Валентина, подскажи, что ответить мне?!
Таких "писем" у меня было написано несколько и все они пользовались бешенной популярностью среди моих однополчан. Они прекрасно ложились под гитару и мы горланили их и даже тайком записывали на магнитофон. Если бы эти записи попались на глаза офицерам, нас могли ждать крупные неприятности, поскольку подобное творчество в те годы каралось весьма сурово. О чем говорить, если слушать записи Высоцкого в армии было запрещено. А тут какой-то солдат строчит песни на его манер, да еще всуе поминает Комитет советских женщин во главе с самой первой женщиной-космонавтом Терешковой. Но страха у меня не было абсолютно никакого и я кропал стихи направо и налево. Приведу еще одно, не менее юморное "письмецо", легшее на бумагу 24 марта 1983 года. Автором письма выступала та самая супруга Ивана Запашного Клавдия, которая блудила с Харитоном. Честно говоря, я не помню когда было написано это письмо - то ли до блуда, то ли после - всяком случае из него следовало, что в семье Запашных все "о' кэй". Клавдия писала его из Москвы, уда они с Иваном отправились за покупками. В роли адресата выступает та самая Степанида, которая снабжала Клавдию запрещенной литературой.
Дорогая Степанида! Мы уже в Москве.
Целый день вчера катались с Ваней на метре.
Как доехали? Нормально. Живы да здоровы.
Степанида, как надои у моей коровы?
Красна площадь правда красна. ГУМа рядом с ней.
Это вроде наш сельмаг, лишь поздоровей,
в нем народу, будто в клубе, когда фильм индийский.
Я купила панталоны и пиджак англицкий.
Я от Вани ни на шагу, ну а он же мне
все названия читает магазинные.
Были с Ваней в "Продуктовом", не волнуйся ты,
я купила всей родне в палках колбасы.
Были в "Тканях", все прилавки ломятся шелком.
Там мы с Ваней потеряли рубиль с пятаком.
Ваня долго сокрушался, был так недовольный,
мы ж могли купить бутылку выгодно-плодовой.
Степанида, ты же знаешь, Ваня муж отличный.
Я ему за это тут же выбила "Пшеничной".
