- Посиди здесь пока, Володя, - ласково, но с угрозой предложил он.

- Ну что, солнце мое, - не глядя на меня, промурлыкал «инвалид», закуривая сигарету. – Будем говорить или глазки строить?

- Что говорить-то? – прикинулась дурочкой я.

«Инвалид» и «племянник» переглянулись.

- Будем корчить из себя идиотку, - вздохнул «инвалид». – Для тех, которые на бронепоезде, объясняю. Либо крест, вернее, его части, либо клад.

- А что же вы так долго ждали? – не могла не удивиться я. – То прям на хвосте висели, на шаг не отставали. А на вокзале! Кошелек я у него стащила, понимаешь! А тут притаились.

- Ага, вот это уже диалог, - довольно потер ладони «инвалид». – Поясняю. В Питере вас упускать было нерезонно. Мало ли что в башку придет, ищи потом ветра в поле. А здесь вы уже никуда не денетесь. Только искать будете. Мы сначала хотели подождать, пока найдете, но, как выяснилось, ты собралась нас покинуть. Печально. Так что?

Я судорожно соображала. В любом случае, терять я ничего не теряла. Можно было спокойно сообщить им координаты – пусть роются. Глядишь, освоят целинные земли. Колхозники спасибо скажут. А можно было выдать за графские сокровища коробочку с червонцами. Вот Светка попищит. Действительно, мало ли что граф мог запрятать. Не нравится – с него и спрашивайте. Такой вот он был шутник и озорник.

- Можно сначала вопрос? – я решила потянуть время, авось, обстоятельства подскажут, как лучше подступить.

- Валяй!

- Вы какое-нибудь отношение к графу Протасову имеете?

- А как же! – усмехнулся «инвалид». – Сергей Николаевич Протасов, к вашим услугам. Граф – мой прадед. Так что и к нему, и к кладу я имею отношение самое непосредственное. Это, считай, мое наследство. Учти, я человек мирный, но судиться с вами не буду. Я не угрожаю, и все же... пойми меня правильно.

- Ничего себе мирный! – не удержалась я. – Максима Шахова в Москве убили, Павла Каледина убили. Коваленко ограбили.

- Что поделаешь, издержки. Самая большая беда – тупые исполнители. Все надо делать самому. Слишком уж куш большой.

- Заведите умного менеджера по кадрам.

- Предлагаешь взять тебя на работу?

- Куда мне. Я лучше своими делами буду заниматься. Я во всю эту историю сама не лезла, к вашему сведению.

- Я в курсе, - кивнул «инвалид» Протасов. – Ладно, хватит болтовни. Излагай.

- Да пожалуйста.

Я подробно рассказала, что было нацарапано на синем и зеленом кулонах, как мы путешествовали с лопатой - и от того места, где была усадьба, и от церкви, и от часовни.

- В последний раз мы угодили прямо в какую-то лесную халупу. И там нашли коробочку. А в ней штук двадцать золотых монет. И все. Если это большой куш, то извините.

Я все же решила не говорить про приказ, который категорически опровергал графа в качестве автора «хованки». Если хотят, пусть удовлетворятся этим. Не нравится – пусть ищут дальше сами.

На лице Протасова кипели самые разные негативные эмоции. «Племянник» недоверчиво выпятил губу.

- А где желтый кулон и брошь? – спросил он.

- Брошь давным-давно почила. Лет двадцать назад. А вот насчет желтого кулона мне ничего не известно. Вернее известно, что некто купил его за сотню баксов у сумасшедшей бабки.

Протасов, приподняв брови, посмотрел на «племянника». Тот покачал головой.

- Допустим. Где синий и зеленый?

- Будете смеяться, но ни того, ни другого нет. Зеленый Света от злости зашвырнула в болото, а синий куда-то пропал. Наверно, просто отцепился от цепочки и потерялся.

- Я должен верить?

Опять! Еще один Владлен. «Скажите, девушки, а почему я должен вам верить?» – кажется, так он спросил. Впрочем, я на его месте тоже, наверно, засомневалась бы. Вообще, вся эта история – глупость несусветная.

- Как хотите. Можете проверить. Кулонов нет. Ни у меня, ни у нее. Монетки у Светки. Если вы думаете, что мы куда-нибудь все уже снова зарыли... Ну, не знаю. Я понимаю, можно было в гестапо или на Лубянке человека пытать, чтобы он другого оговорил. Но если вы мне утюг на живот поставите, и я что-нибудь от боли придумаю, там все равно ничего не окажется. Так и будете пытать, пока не помру? Так все равно это вам ничего не даст.

- Логично излагаешь, - хмыкнул Протасов. – Хорошо, спросим твою подругу. Утречком. Утро вечера мудренее. А до тех пор здесь побудешь.

***

Меня отвели на застекленную веранду, где из мебели был только пластиковый столик и пара табуреток. На одну из них уселся, привалившись к стене «племянник» – мой страж.

- Как тебя зовут-то? – спросила, пристраиваясь в углу на корточках.

Ответ цитировать не рискну – уж больно забористо.

- Надо же, каких только имен у людей не бывает, - пробормотала я, словно бы сама себе, на что последовало опять же не слишком вежливое предложение заткнуться. Ну что ж, пусть по-прежнему будет «племянник».

Хоть бы утро скорей. Ноги скоро затекли, и я уселась прямо на пол, не слишком чистый. Ну и плевать! Я утешала себя совсем нехристианским злорадством, представляя, как утром будет выкручиваться Светка. А уж если еще и червонцы отнимут... И таких потрясающих картинок себе навоображала, что и не заметила, как задремала.

- Просыпайся! – грубо тряхнул меня за плечо «племянник». – Сейчас вам будет... очная ставка.

Солнце уже стояло довольно высоко. Наверно, не меньше девяти часов. Где-то громко гоготали гуси и вопили мальчишки.

«Племянник» встащил меня в комнату, где уже сидела, затравленно глядя по сторонам, Светка. Увидев меня, она оживилась и по-змеиному заулыбалась, словно предвкушала что-то очень приятное для себя – и отвратительное для меня. Похоже, денежки у нее пока отбирать не стали.

- Ну что, девицы, поговорим? – Протасов уселся на прежнее место, на диван. Он был в тех же брюках, но рубашка уже другая, не белая, а светло-зеленая.

Мы со Светкой оказались рядышком на стульях. Она косилась на меня и разве что не шипела. Мое злорадство как-то вдруг съежилось и потухло, и я почувствовала дикую усталость. Скорей бы все это закончилось.

- Так вот, Светлана, Ольга утверждает, что вы не нашли ничего, кроме нескольких золотых монет, которые находятся у тебя.

Светка фыркнула и снова злорадно покосилась в мою сторону.

- А Светлана, в свою очередь, утверждает, что вы нашли клад. И не какие-то там монетки, а драгоценности. Много драгоценностей. И что ты их спрятала. Где – ей не сказала. И что из-за этого вы с ней поссорились.

- Что?! – опешила я. – Ты что, совсем сдурела?

Светка довольно улыбалась, скромно глядя себе под ноги. По принципу «сделал гадость – на сердце радость». Мое прежнее желание дать ей пинка возросло до вселенских масштабов. Как-то Борька рассказывал, что у них в классе есть один мальчик, которого вечно все бьют. Он ходит, ноет, ко всем пристает, дразнится, ябедничает. Его бьют, он плачет и снова вредничает и ябедничает. Короче, всячески нарывается. «Знаешь, мам, мне постоянно хочется ему навешать. Даже когда он ко мне вообще не подходит. Просто когда я его вижу». Я пыталась объяснить, что это не слишком достойное чувство, но, похоже, не преуспела. А сейчас испытывала то же самое.

- Все это вранье. Ничего мы не нашли, - я пыталась говорить спокойно и убедительно, но голос все равно истерично дрогнул.

- И кому же я должен верить? – Протасов наклонил голову вбок и стал похож на старого попугая.

- Видите, как она дергается? – подала голосок Светка. – Боится. А вы дружка ее приведите. Брата попадьи. Наверняка вместе прятали. А даже если он и не знает... Ну, вы, я думаю, найдете способ ей язык развязать.

- Ну ты и тварь, - выдохнула я. Чего-чего, а такой подлости я от нее никак не ожидала. Хотя... Чему тут удивляться. Достаточно вспомнить, что она сделала со своим Максимом. Но сейчас-то! Неужели это все из-за Жени? Или по врожденной стервозности?

- Дельная мысль. Ну-ка, Алик, сгоняй агронома.

Оказавшийся Аликом «племянник» вышел во двор и начал что-то втолковывать Володе. Хлопнула калитка – агроном ушел. Алик вернулся в дом.