Во дворце хватило пары мелких монет, чтобы узнать все, что было необходимо. Беннета отнесли в его комнату и приставили к нему стражу – на тот случай, если выживет. Тогда ему предстояло отправиться в тюрьму и ожидать решения юстициария. Судебные поединки чаще всего оканчивались смертью одного из участников, но если побежденный все же оставался в живых, его поражение считалось бесспорным доказательством вины. И тогда дело было лишь за приговором.

Впрочем, приглашенный лекарь сомневался, что Беннет доживет до вечера, и настоятельно советовал пригласить священника, дабы умирающий смог покаяться в своих грехах и упокоиться с миром.

- И что, отправили за священником? – поинтересовался Рене.

- Да. В ближайший монастырь, - слуга, обрадованный неожиданным прибытком, готов был рассказать все, что знал и чего не знал.

- А разве здесь не нашлось ни одного священника? Во дворце архиепископа?

- Но он же преступник, - удивился слуга. – И умирает после Божьего суда. А таких исповедуют только монастырские.

- Прекрасно, - бросил Рене, торопясь к выходу. – Стоит поспешить.

- Отец, вы можете объяснить, что собираетесь делать? – Анри и Хьюго едва поспевали за ним.

- Надеюсь, пришло время узнать все тайны Чарльза Беннета, - глаза Рене опасно блеснули. – А дорога к монастырю, насколько мне известно, идет через лес.

Рене и Хьюго переглянулись, но ничего не сказали.

Правило турниров, по которому все вооружение и конь проигравшего достаются победителю, не работало во время судебных поединков. Тем более, доспехи для Беннета одолжили у других рыцарей. Но про его черного коня все забыли, и Хьюго решил, что вполне может забрать его себе. Таким образом Анри наконец-то мог ехать верхом так, как подобало его положению, а не на осле, вроде слуги, монаха или женщины низкого происхождения.

Небольшой лес подступал почти к самым стенам города. Проехав меньше мили, Рене, Анри и Хьюго спешились и отвели лошадей за деревья – так, чтобы их было не видно с дороги.

- Теперь остается только ждать, - Рене сел на ствол поваленного дерева. – Будем надеяться, что монах поторопится и мерзавец Беннет не умрет без покаяния.

- Вы так заботитесь о его душе? – усмехнулся Анри, который понемногу начал понимать, что задумал отец.

- Скорее, о своей. И о твоей. Некоторые тайны не дают покоя и ведут к унынию, а это большой грех.

Наконец издали донеслись голоса и чавканье копыт по раскисшей земле. Для того чтобы схватить и увести в чащу пожилого монаха и тщедушного дворцового слугу, не понадобилось много усилий.

- Прошу прощения, святой отец, - Рене стащил с монаха хабит и плащ с капюшоном. – Не пройдет и пары часов, как мы вернемся, и я покаюсь в этом грехе. Надеюсь получить от вас отпущение. А до тех пор, чтобы не замерзнуть, возьмите мой плащ.

Пока Рене надевал поверх своей одежды широкую темно-серую рясу и возился с поясом, Анри и Хьюго привязали монаха и слугу к толстому дереву – благо в седельной сумке Беннета нашлась веревка. Чтобы не кричали и не звали на помощь, рты им заткнули разорванным надвое полотенцем, которым был обернут ларец со Святыми дарами.

- Причащать его мы, пожалуй, не будем, - усмехнулся жестко Рене. – Только исповедуем. Ну, не скучайте!

Оставив Хьюго сторожить пленников, Рене и Анри взгромоздились на ослов и отправились обратно к дворцу архиепископа.

- Все просто, - сказал Рене. – Я священник, отец… ну, допустим, отец Томас. А ты служка из монастыря.

- А если спросят, где слуга, которого за нами послали?

- Остался помолиться.

- Отец, капюшон! – спохватился Анри, когда они уже подъезжали к воротам.

Быстрым жестом Рене надвинул капюшон, скрывая отсутствие тонзуры.

- Из монастыря, - сказал он стражнику. – Исповедовать графа-убийцу.

- Проезжайте, - кивнул тот.

33.

Стражники у двери комнаты с сомнением посмотрели на Анри.

- Это служка, - пояснил Рене. – Поможет мне подготовить умирающего, а потом выйдет, когда я начну исповедь.

Беннет неподвижно лежал на постели с закрытыми глазами, и только по частому дыханию можно было понять, что он еще жив. Джеффри стоял у окна, скрестив руки на груди. Обернувшись на звук открываемой двери, он сказал срывающимся, хриплым голосом:

- Он ослеп. И еле говорит. Вам надо поторопиться.

Как только Джеффри вышел, Рене наклонился над Беннетом и коснулся его плеча:

- Сын мой, вы слышите меня?

Тот приоткрыл глаза с расширенными неподвижными зрачками и пробормотал с трудом:

- Святой отец?

- Да. Я пришел принять у вас исповедь, чтобы вы отошли к Господу с миром. Откройте мне все, что тяготит вас. Не скрывайте, не стыдитесь, я лишь свидетель, и да не останется ничего тайного, что омрачает вашу душу. Я помогу вам. Случалось ли вам, сын мой, вступать в греховные, противоестественные связи с женщинами, мужчинами, детьми или животными?

- Да, - простонал Беннет. - С мужчинами. С мальчиками.

- Вы принуждали их? Причиняли им боль?

- Да.

- Случалось ли вам убивать людей? Не на войне?

- Да.

- Расскажите подробнее. Кого?

- По приказу короля. Кастеляна в Анжу. Барона Довиля. Рыцаря Роджера Уайтмена. Графа де Фортени. Женщину в Акко.

- Зачем? Женщину?

- Она видела, как я убил графа. Я заколол ее ножом и забрал ее украшения.

- Кого еще?

- Шерифа Готерта.

- Шерифа вы убили тоже по приказу короля? - Рене задавал вопросы быстро, не позволяя Беннету задуматься, зачем священнику на исповеди знать, кого именно и почему он убил.

- Нет. Он знал мою тайну.

- Какую?

- Я оклеветал леди Сибил де Дюньер. Донес на нее. Она вынуждена была скрываться. И умерла.

- Зачем? – голос Рене дрогнул, и Анри положил руку ему на плечо.

- Я ненавидел ее мужа.

- Кого еще вы оклеветали?

- Ее сына, рыцаря Анри де Дюньера. Это он вызвал меня на судебный поединок.

- Ну что ж, Беннет! – Рене встал. – Я узнал все, что мне было нужно.

- Кто вы? Кто ты? – Беннет пытался кричать, но из его горла вырывался только хриплый шепот, похожий на клекот хищной птицы. – Ты не священник!

- Конечно, нет. Я – Рене де Дюньер. И Анри рядом со мной.

- Ненавижу тебя! Ненавижу! – шипел Беннет, брызгая слюной и сжимая одеяло скрюченными пальцами. – Если бы все вернуть, сделал бы то же самое.

- Спасибо, Чарльз! – холодно рассмеялся Рене. – Ты снял камень с моей души. Теперь мне не придется самому исповедоваться в том, что по моей вине ты умер без покаяния. Напротив, я не позволил тебе совершить еще один грех. Обмануть священника и причаститься Святых даров, не очистив душу. Прощай!

Беннет вытянул руку, как будто хотел схватить его, но она бессильно упала. Дернувшись и вздохнув судорожно, он замер, глядя незрячими глазами куда-то в другой мир. Перекрестившись, Рене закрыл их одним быстрым движением. Затем снял с руки Беннета кольцо с сапфиром, лучившимся ярко-белой звездой.

- Надо отдать его Джеффри. Иначе мгновенно исчезнет в чьих-нибудь жадных руках.

- Не знаю, отец, - пожал плечами Анри. – Стоит ли. Беннет тоже снял его с мертвого тела. Убитой им женщины. Как и те чертовы браслеты, которые носила Мэрион.

- Пусть сам решает, нужно ли ему это кольцо. Он теперь лорд Скайворт.

Выйдя из комнаты, Рене сказал стражникам, что граф предстал пред Всевышним, не успев исповедаться. Один из них вошел, чтобы убедиться, а второй поспешил известить тех, кому необходимо было об этом знать.

Джеффри стоял чуть поодаль, прислонившись к стене – бледный, с покрасневшими глазами.

- Значит, он умер…

- Да, - кивнул Рене. – Теперь вы… - он подчеркнул голосом это «вы», - граф Скайворт. Хотя вы должны знать, Джеффри, что ваш отец получил этот титул за грязное дело. За убийство.

- Я не удивлен, - юноша запрокинул голову, не позволяя слезам стечь по щекам. – Мы все знали, что он негодяй. Я, мать, сестры. Я узнал вас, - он повернулся к Анри. – Даже в капюшоне. Вы тот рыцарь, который вызвал его на Божий суд. И вы тоже не священник, сэр.