– Опять вы о судьбе! – недовольно проговорил Курт. Разговор перестал ему нравиться: снова его втягивали во что-то, от него не зависящее, опять лишали с таким трудом обретенной свободы. Конечно, этот маг не может его заставить. Вот сейчас маг умрет – и все. И никаких Джанхаров! Все его идеи и желания умрут вместе с ним. Он не сможет проверить, выполнил ли Курт свое обещание – кстати он и вовсе не обязан ничего обещать… и не будет ничего обещать.

Однако есть ведь такие слова, что хуже цепей – и не захочешь, а пообещаешь. А потом пойдешь и выполнишь. И вовсе не потому, что тот, кто с тебя этого требует, обязательно маг – а просто… потому что черти бы его драли, мерзавца…

– Послушайте, я вовсе не… – начал Курт.

– Прости меня, если сможешь… – пробормотал маг, а потом вдруг швырнул в Курта свой магический посох, гаркнув. – Лови!!!

Курт машинально поймал здоровенную палку, и маг тут же умер.

– Проклятье! – завопил Курт, падая на землю.

Такой чудовищной боли он никогда не испытывал. Она просто не помещалась в нем, свешиваясь в разные стороны причудливыми лохмотьями. Лохмотья тоже болели. Ему казалось, что огромные раскаленные руки выкручивают его, словно мокрое белье. Боль нарастала с каждым вдохом. Каждый раз ему казалось, что – все, что это предел, больней уже не будет, потому что просто некуда. И каждый раз он с ужасом убеждался в обратном. Больней может быть. Еще как может! И так может и этак, а еще и вот так!

– Проклятье! – вопил кто-то рядом, словно бы подражая Курту.

Курт поискал глазами источник звука.

Вокруг – ничего.

Зато рядом…

В руках Курта змеей извивался посох. Вопил он ничуть не хуже – видать, ему тоже приходилось несладко.

«Так вот кто пел и плакал вторым голосом», – отрешенно подумал некто внутри Курта. Сам Курт ничего такого думать не мог. Он был ужасно занят: вопил…

Казалось, прошла вечность прежде, чем боль спала, сменившись тупым, дергающим зудом.

– Что это было? – глотая слезы, хрипло прошептал Курт.

Посох дернулся, словно его укусили – и Курт услышал в ответ такой чудовищный набор ругательств, что выступление давешнего, ныне покойного наемника показалось ему чем-то вполне милым и домашним.

– Послушай, ты чего так разошелся? – едва ворочая языком, Курт все же попытался урезонить разошедшуюся деревяшку.

– Да что ты понимаешь, ты… – и посох выплеснул на него смесь ругани, магических терминов, невероятных, просто запредельных оскорблений и откровенной чепухи.

– Послушай, ты действительно уверен что я – это все то, о чем ты говоришь? – Курт попытался воззвать к здравому смыслу. В самом деле – того, что здесь наболтало это «говорящее дерево», попросту не бывает.

Посох ответил оскорбительно звучащим иностранным словом. Курт тяжело вздохнул и постучал его костяшкой согнутого пальца по набалдашнику.

– Ты – псих, – убежденно сообщил он посоху. – Но я тебя понимаю. В конце концов, у тебя хозяин погиб и все такое…

– Хозяин!!! – завизжал посох – Хозяин!!!

Теперь он и вовсе не стеснял себя в выражениях. Услышав его, покраснел бы даже держатель притона. Монолог был длинным. Очень длинным. В конце концов Курту попросту надоело. В конце концов все утрачивает свою новизну и прелесть – даже площадная ругань.

– Погоди-ка… – сказал он посоху. – Если ты и дальше собираешься беседовать сам с собой, я, пожалуй, пойду. Где тебе будет удобнее лежать?

– Лежать!!! – завопил посох. – Пойдешь?!! Так ты что – ничего не понял, глупая деревенщина?!!

– Сам ты дерево… – обиделся Курт. – Объяснишь толком, так пойму.

– Он же меня тебе ПЕРЕДАЛ!!! – проревел посох таким утробным голосом, что Курта всего сотрясла тяжкая вибрация.

– Ох… – только и выдохнул Курт. – С тобой решительно невозможно иметь дело. Еще недавно я не верил в существование говорящих посохов – теперь же я не верю, что хоть что-то под этим небом способно заставить тебя заткнуться! Наверно, нужно быть магом, чтобы достичь подобного чуда? В любом случае, я никакой не маг. Так что я оставлю свершение этого подвига кому-нибудь, кто действительно может его свершить, а сам…

– Ну, попробуй, если охота, положи меня и уйди, – вкрадчиво предложил посох. – Вот возьми и попробуй…

– Куда тебя положить? – спросил Курт.

– Куда хочешь, – усмехнулся посох. – Ты все равно вернешься, так что без разницы. В лужу не клади, идиот, я ведь живой все-таки.

Курт положил посох на здоровенный плоский камень и, опасливо оглядываясь, двинулся прочь. Не успел он сделать и пяти шагов, как его опять скрутила невероятная боль. С каждым следующим шагом она становилась все сильнее, все невыносимее. Курт сделал шаг назад. Боль уменьшилась. Еще шаг… еще меньше…

Курт повернулся и со всех ног побежал обратно. Когда он схватил посох, боль исчезла.

– Как ты там называл своего Хозяина? – тяжело дыша, вытолкнул он – Повтори, пожалуйста…

Посох повторил охотно и с удовольствием. Курт сидел и слушал его с блаженной улыбкой на лице.

Высказывался посох долго. Очень долго. Тем более, что запас ругательств у него был преизрядный. Некоторых выражений Курт и не слыхивал-то отродясь. Ну еще бы! Сколько лет ему – а сколько посоху. Эта деревяшка, небось, если и не сотворение мира, то уж первого человека помнит наверняка. Вот и было ему когда поднавостриться. Ну ничего, Курт тоже научится. С таким-то собеседником! Ишь, какие пассажи закладывает! Один к одному, один лучше другого – да так напевно, что поневоле заслушаешься.

Курт и заслушался.

Он просто устал – очень устал. А в каком ином состоянии можно присесть отдохнуть на труп? Притом же ведь и отдохнуть не получилось. Сначала маг этот распелся – чтоб ему на том свете икалось! А потом Курта окатило такой немыслимой болью… а теперь трупа нет, и мага нет, и боли нет – только усталость. И колыбельную посох выводит такую славную… Вот усталость и взяла свое.

Усталость взяла свое, и Курт заснул под самую что ни на есть приятную, а лучше даже сказать, приятнейшую музыку в мире – целиком и полностью одобряемую ругань по адресу целиком и полностью неодобряемого человека. Может, когда-нибудь он и простит мерзкому магу его сумасшедшую выходку… но не сейчас. Никак не сейчас. Даже не просите.

Однако просили. Чужие, резкие голоса… посох дернулся в руках, и Курт вскочил раньше, чем понял, что это уже не сон. Среди мертвых были живые, их появление Курт прозевал и теперь понимал только одно – эти неизвестно откуда взявшиеся воины очень хотят сделать мертвым его самого.

Сверкнула острая разящая сталь, Курт вскинул руку с посохом и каким-то чудом сумел парировать удар. Воин замахнулся снова. Остальные поспешно спрыгивали с коней. Внезапно темнота раздалась, и на поляну вылетел еще один всадник.

– Прекратить! – прозвучал резкий, властный голос. – Живьем его. Вы что, не видите – он сумел подобрать посох! Такие люди нам нужны.

По тому, каким голосом неведомый начальник всадников признал полезность Курта, тот понял – лучше оказаться мертвым, чем полезным этому человеку. А потому он, не особо раздумывая, подскочил к напавшему на него первым воину и с размаху огрел его посохом по башке. Тупо хрюкнув, тот свалился в траву, а Курт со всех ног кинулся бежать.

– Это те самые, что напали на наш отряд, – сообщил посох. – Те, что убили хозяина…

– С ними тоже маг? – на бегу пробормотал Курт.

– Нет, – ответил посох. – Не было у них мага. Я потом объясню, как хозяина убили…

"Если у нас будет это самое «потом», – угрюмо подумал Курт. – «Не так легко убежать от опытных воинов. В городе убежал бы, пожалуй – а здесь?»

Увы, бежали они недолго. То, что Курту показалось тропой, закончилось тупиком. Со всех сторон нависали скалы. Никакого хода не было. Он обернулся и увидел подбегающих преследователей. Посох вздохнул и тихо, безнадежно выругался.

– Ну вот… зачем он меня тебе передал? Лучше бы просто на землю бросил. Может, меня маг бы какой нашел… Ни тебя, ни меня бы эти мерзавцы тогда не тронули. Меня бы просто не заметили, а с тебя что взять – обыкновенный бродяжка… таких по военному времени – море… – грустно сказал посох.