Я отвратительна. Мои волосы жирные, моя кожа… тьфу. Я уже несколько дней сижу в собственной грязи. Я действительно не хочу даже думать об этом, не говоря уже о том, чтобы видеть доказательства.

Я чищу зубы, как делала последние несколько раз, не глядя в зеркало перед собой. Я боюсь того, что могу обнаружить, оглядываясь назад.

Стоя под струей воды, я пытаюсь заставить себя забыть обо всем, что произошло в квартире Тоби прошлой ночью. Я пытаюсь забыть, что человек, которого я оплакивала все эти недели, на самом деле не мертв, потому что не похоже, что он собирается вернуться к нам в ближайшее время. И даже если бы он это сделал, он никогда не был бы для меня прежним мужчиной.

Наша связь, возможно, изменилась, наша связь сильнее, чем когда-либо, но это ничего не изменит.

Тоби может быть лжецом, искусным манипулятором и больным, и извращенным гребаным ублюдком, но есть одна вещь, в которой я ему верю, и это то, как человек, которого я все эти годы называла своим отцом, относился к нему и его маме. Боль, которая была в его глазах, запечатленная в каждой его черте, не могла быть подделана. Это просто не могло. Я не сомневаюсь, что они оба пострадали от его рук.

Что-то скручивает меня изнутри, но я понятия не имею, облегчение это или вина.

Мой отец никогда и пальцем не тронул меня, и, насколько я знаю, он всегда относился к маме с уважением, которого она заслуживала. Он всегда был идеальным отцом, хотя я не могу перестать задаваться вопросом, не был ли он просто слишком хорош. Перешел ли он границы дозволенного с нами, зная, как он обращался со своей настоящей женой, со своим вторым сыном?

Но Тоби не его сын. Точно так же, как я думала, что я не его дочь.

Я опускаю голову на руки, когда громкий стон срывается с моих губ.

Как бы сильно я ни ненавидела Тоби прямо сейчас и считала его действия прискорбными, я не могу перестать понимать огромную часть себя.

Лучше бы я этого не делала. Но я знаю.

Я слишком долго смотрела в глаза испуганному маленькому мальчику, чтобы не понять его жажды мести. Его потребность причинить человеку, который причинил боль ему и его маме, такую же боль.

Но понимание никогда не исправит то, что он сделал. А понимать и прощать — это совсем разные вещи.

Я откладывала спуск вниз как можно дольше, несмотря на то, что мама знает, что я жива, потому что, вернувшись, я обнаружила, что в моей спальне меня ждет чашка кофе.

Я отказывалась разговаривать с ней последние несколько дней, и она в основном уважала мою частную жизнь, чтобы развалиться в одиночестве. Я понятия не имею, что сказала ей Бри, но я знаю, что это неправда, потому что она поклялась хранить в тайне подробности, которые я рассказала ей о той ночи. Не то чтобы я даже приблизилась к тому, чтобы рассказать ей все. Я имею в виду, как я вообще могу все это объяснить? Это было полное безумие. То дерьмо, которое вы ожидаете увидеть в дерьмовом документальном фильме. Подобным вещам не суждено случиться в реальной жизни.

Только когда мои волосы высушены и выпрямлены, я, наконец, набираюсь смелости спуститься вниз.

Сжимая в руках свою уже остывшую кружку, я отправляюсь на поиски мамы. Я больше не могу откладывать этот разговор.

Мне нужно знать правду. Я заслуживаю знать правду.

В ту секунду, когда я останавливаюсь в дверях кухни, она приостанавливает свои действия и смотрит на меня.

— Джоди, — выдыхает она, как будто не может до конца поверить, что я стою здесь.

— Привет, — тихо говорю я, проходя дальше в комнату, замечая, что она как раз выпекает мое любимое печенье.

Всякий раз, когда мне было грустно в детстве, она всегда готовила их для меня. Один только аромат ее выпечки мгновенно поднял бы мне настроение.

Хотя я не уверена, что сегодня они произведут такой эффект. Мои страдания и боль слишком глубоко укоренились прямо сейчас, чтобы сахар мог что-то исправить.

— Присаживайся, я приготовлю тебе еще, — говорит она, кивая на пустую кружку в моих руках.

— Спасибо. — Мой голос тверд, лишен эмоций, которые вызывают бурю внутри меня, когда я пропускаю это мимо ушей и делаю, как она предложила.

— Так приятно видеть тебя на ногах. Я так волновалась—

— Ты знала? — Я выпаливаю, сама того не желая.

Я потратила почти столько же времени, размышляя о ее роли в этом, как и о действиях Тоби за последние четыре дня, что больше не могу сдерживаться.

Она делает паузу, ее плечи напряжены, когда она хватается за прилавок, как будто он нужен ей, чтобы держаться.

— Ты знала… о них? О другой его семье.

Мама ничего не говорит, но то, как она опускает голову, говорит мне все, что мне нужно знать.

— Детка, — начинает она, поворачиваясь ко мне лицом.

— Нет, мам. Не нянчись со мной. Я взрослая. Я заслуживаю знать правду. На самом деле, я давно это заслужила.

— Я расскажу тебе все, что знаю, — печально говорит она, прежде чем вернуться к кофеварке.

Я не помню, чтобы когда-либо раньше чувствовала себя некомфортно в маминой компании, но те несколько мгновений, пока она готовит нам обоим свежий напиток, невыносимы. Неуверенность клубится внутри меня, как назревающий шторм, напоминая мне, что, несмотря на мои надежды, она, вероятно, собирается сказать мне то, что я не захочу слышать.

После того, что кажется вечностью, она, наконец, подходит ко мне и дрожащей рукой наливает мне кофе.

— Поговори со мной, Джоди.

— Я? — Я шиплю, не веря своим ушам. — Я не тот, кому нужно говорить. Ты расскажешь мне все, что знаешь, помнишь? — Говорю я, швыряя ее слова обратно ей в лицо.

— Я знаю, знаю. И я это сделаю. Я просто хочу знать то, что ты уже знаешь.

— Как насчет того, чтобы предположить, что я ничего не знаю, и сказать мне правду, как ты должна была сделать много лет назад, — предлагаю я, горечь моего тона не оставляет места для споров.

Ее грустные, усталые глаза смотрят в мои, и немного вины сжимает мое сердце. То, о чем я прошу ее, причинит боль. Но это не значит, что я собираюсь ее отпустить.

— Ты уже знаешь большую часть этого, но… Я впервые встретила твоего отца, когда мне было пятнадцать. Он был… — Она вздыхает, ее взгляд становится стеклянным, отстраненным, когда она возвращается к себе. — Больше, чем жизнь. Плохой мальчик, из-за которого у меня и всех моих друзей подкашивались колени.

— Мы только что были в кино и буквально наткнулись на них, слонявшихся возле магазина на углу, выглядевших такими злыми и опасными.

— В ту секунду, когда наши взгляды встретились, что-то изменилось. Я всегда думала, что любовь с первого взгляда — это фантазия, предназначенная для фильмов и любовных романов. Но, стоя там, на той улице, и всего в пятнадцать лет, я знала. Он был этим.

— С тех пор мы начали встречаться. Все стало серьезным довольно быстро. Твои бабушка и дедушка не были впечатлены, когда я впервые привела его домой, как, я уверена, ты, можешь себе представить. — Легкая улыбка украшает ее губы, несмотря на потерю, омрачающую ее глаза.

Я думаю о своих покойных бабушке и дедушке. Чопорные, правильные и полностью традиционные в своих идеалах мира. Это не первый случай за эти годы, когда всплывает их неодобрение партнера мамы.

— Я знаю это, мам. Как насчет того места, где ты узнала, кем он был на самом деле? — Подсказываю я.

— В глубине души я всегда знала. В то время в городе происходило много бандитских разборок, поэтому в тот день, когда он появился на моем пороге в полном беспорядке, я почти не удивилась, узнав его место в мире. Я увидела это в ту первую ночь. Самый настоящий плохой мальчик.

Я качаю головой, воспоминания о лице Тоби, синяках на его теле в ту ночь, когда он спас меня из кафе, заполняют мой разум.

— Я думаю, он ожидал, что правда отпугнет меня. Мне было всего шестнадцать, когда он, наконец, сказал мне, но не было ничего, что могло бы разлучить меня с ним. Я сказала ему, что люблю его, и что я буду рядом с ним, несмотря ни на что.