Солдаты отодвинули бревно в сторону и оттащили опустевшую бочку с дороги. Остальные начали катиться. Без лишних слов щипцы были вручены Брэндору, и он остановил первую полную ёмкость точно посреди поля, видимого только ему.
Пар поднимался от досок, пар и отвратный запах. Когда маг подкатил бочку поближе, бойцы с топорами поспешили её вскрыть. Оттуда вывалился булливаг, тёмный и склизкий, а из раззявленной пасти его валил дым. Чудище шлёпнулось на пол ещё до того, как топоры в кровавом согласии вгрызлись в его плоть. От запаха Брэндора замутило.
Командир Маэрлин коротко приказал что-то – парень не расслышал – и наёмники бросились вперёд. Они обступили бочки со всех сторон, вкатывая их в магическое поле Брэндора и вскрывая топорами. Визжащих булливагов пришпиливали копьями, готовя их на месте ужасающе быстро и эффективно. Резня продолжалась и продолжалась, и было явственно слышно, что не одному человеку на кухнях стало плохо. Ещё несколько исторгли содержимое желудков, когда Хальгер отвернулся от обрабатывающего плечо целителя и хрипло прорычал на всё помещение: «Нет, я не знаю рецептов супа из булливагов… но с готовностью поэкспериментирую».
Брэндор вкатывал бочки в пекло тяжёлыми, неудобными щипцами, как обезумевший, пока кто-то – сам Тиран Минтарна – не схватил его за плечо и не приказал остановиться.
Позволив орудию выпасть из рук, юноша понял, что его трясёт от усталости. Он оглядел пропитавшуюся вонью кухню. Бледных, стоящих на коленях Шалару, Драскина и двоих других магов выворачивало наизнанку неподалёку, а мрачные вояки бродили по колено в мокрых окровавленных трупах булливагов. Ох, вот теперь ему точно несдобровать…
Командир Маэрлин угрюмо пробирался через останки к нему. Брэндор закрыл глаза и дожидался холодных слов, которые закончат его службу в качестве Чёрного Баклера и отправят в темницу.
Рука, опустившаяся на плечо, тепло потрепала его, и сквозь мутный туман Брэндор услышал слова Олдивара Маэрлина:
- Отличная и смелая работа, приятель. Моя благодарность.
С другой стороны послышался звук прочищаемого горла – это был Драскин. Маг звучал несколько запыхавшимся, прося:
- Надеюсь, ты научишь нас всех обоим твоим заклинаниям. За каждое из них дам четыре сравнимых по силе, разумеется.
- Более того, ты спас Минтарн, - раздался неподалёку голос Тирана, докатившийся до каждого уголка просторной залы, - и Минтарн у тебя в долгу. Не вижу причин не вознаградить тебя как подобает в ближайшие дни.
И тогда Брэндор поднял голову, в изумлении посмотрев на правителя острова, но каким-то образом его взгляд оказался пойман в ловушку сияющих глаз Шалары. Юноша и девушка долгое, безмолвное время смотрели друг на друга, затем дочь Тирана внезапно преодолела расстояние между ними, не обращая внимания на крошево из булливагов, и обхватила героя руками.
Её поцелуи были тёплыми и яростными; прошло некоторое время, прежде чем она оторвалась, всё с такими же сияющими глазами. Ещё больше времени прошло до того момента, как Брэндор смог смотреть на что-то ещё, кроме обожания на её улыбающемся лице. И первым, что он увидел, оказались слизь и кровь монстров, впитавшаяся в перед её прелестного платья и даже в рукава, в тех местах, где она обнимала своего спасителя.
- Я… я испортил твоё платье, - пробормотал он, протягивая руку и стряхивая месиво с корсажа, но не касаясь самой девушки.
Шалара вновь подскочила и прошептала несколько слов, слышных только ему:
- Пусть это будет первое из многих, что ты испортишь, повелитель моего сердца, - и она вновь отстранилась.
Как раз в это мгновение Брэндор понял, что некое движение, которое он отмечал краем глаза, оказалось растущей – широкой и понимающей – улыбкой на лице Тирана.
Маг вспыхнул и быстро взглянул вниз. Затем склонился, выудил что-то среди мешанины у ног и поднялся с маленьким и окровавленным, но, вне сомнений, оружием.
- Постой-ка! – встревоженно вскрикнул Тиран, отступая на шаг. – Зачем тебе это?
- Добросовестное выполнение обязанностей по чистке овощей, - ответил Брэндор, и его голос дрогнул лишь слегка. Он махнул ножом в сторону груду картофеля. – Истинная ценность воина, сэр.
Лицо Тирана вновь медленно расплылось в улыбке.
- Неужели? – поинтересовался он. – А я-то думал она в том, чтобы нести стражу… храпя на посту.
Высокий, заливистый смех Шалары вознёсся над залпом смешков бывалых вояк. И переливающийся всеми оттенками красного Брэндор, которого Тиран дружески хлопнул по спине, подумал, что это самый замечательный звук, который он когда-либо слышал.
Живущий вечно
Страшись меня, ибо я и в самом деле внушаю страх и трепет. Я Ондруу, и я буду жить вечно.
Когда-то я был высоким, стройным и сильным, и глаза мои пылали зеленым огнем, когда я шагал по Кормантору, окутанный плащом своей силы, посмеиваясь про себя над выдумками эльфов. Прекрасные эльфийские дамы порой смотрели на меня украдкой — и останавливали взгляд на одиночке, вышедшем из ночных теней не для того, чтобы просто смотреть.
Они никогда не встречали человека столь обходительного и прекрасного лицом и фигурой, им не доводилось еще видеть кого-либо, кто мог бы плести сети заклинаний не хуже мастеров школы Шринши, чародея более сильного и искусного, чем надменные архимаги Старима.
О да, на меня стоило посмотреть. Теперь вы считаете меня призраком, а ваши клинки снова и снова пытаются пронзить блики света, всюду следующие за мной... но я не там, где вы думаете. Я здесь, в опутанном заклинаниями сердце этого огромного, размером с кулак, изумруда, что блистает в рукояти быстрокрылого меча Талата Морнира. Видите, как я сверкаю?
Да, я здесь, в своем любимом уголке. Я снова и снова скольжу по вечно сияющему лабиринту, в котором старый Элодар Лириндралей заключил магию, заставляющую этот клинок летать как птица. Магию, которая заставит его при необходимости облететь половину Фаэруна, а затем вернуться к хозяину и принести ему наколотую на лезвие записку, привязанный к рукояти предмет, а то и украденное заклинание.
О, вы начинаете забывать меня и расслабляться. Взгляните же на твердыню, куда вы до сих пор не осмеливаетесь войти: на замок Кормантор, на его высокие и суровые стены, по крайней мере, на то, что от них осталось. Вы страшитесь его, я вижу... его, но не меня.
Не так-то просто будет меня забыть.
И вот теперь я покидаю этот клинок и лечу, отзываясь свистом в ушах и вздымая дыбом волосы. Ха! Кромсайте воздух своими мечами, если вам так хочется, горе-вояки! Посмотрим, может быть вам и удастся пустить мне кровь, хотя даже у богов это не вышло! Тихо усмехаясь, я проскальзываю в стеклянный цветок, созданный Сарсари Сплетающим из янтаря и аметиста. Я начинаю свой танец, и цветок мерцает, как разгорающееся пламя. Я пробуждаю запертые в нем заклинаниями ароматы, которые он источал тысячу лет и будет источать еще тысячу. Посмейте только тронуть такую красоту, и я обрушу на вас молнии, и оставлю в назидание следующим компаниям идиотов ваши сапоги... наполненные пеплом. Что ж, если на мерцание пламени и солнечного света вы собираетесь отвечать мечом, я улетаю прочь! Прочь отсюда, в многоколонный Зал Аладайна, я пробужу его и заставлю петь, и в глубинах огромных хрустальных колонн затанцуют тени эльфийских красавиц. Ха! Вы спешите за мной, позабыв про Замок? Ну что ж, тогда вперед — мимо Аладайна, к Поющим Камням, петь среди разрушенных башен, которые много столетий не слышали нечего подобного... обгоняя вас, нелепых пешеходов, туда, где впустую лежат груды доспехов и оружия Фаэраварры, мертвые, сверкающие и пустые, и только мои мысли могут заставить их вступить в бой! Вы жаждете крови, незваные гости? Вы ее получите, море крови, причем вашей собственной! Да, я Ондруу, бойтесь же меня!
