Я показался над поверхностью. Внутренние веки закрылись, но, опередив их, яркий свет окутал бесконечный купол неба. Полуослеплённый, я побрёл к берегу.

Сотни сахуагинов были на песке, и многие десятки из них уже лежали дымящимися кучами. Мы ожидали этого.

Мы тренировались и готовились к этому. Уклониться от ударов волшебников, ворваться во врата, на стены.

Хорошие слова, храбрые. Они убедительно звучали под волнами, но что там, в глубине, не покажется лёгким? На суше я чувствовал себя отяжелевшим, опасно медлительным и неуклюжим. Не успев подумать об этом, я зацепился когтями ног за ремень павшего сахуагина и упал на колени.

Ошибка оказалась весьма удачной, поскольку как раз в тот момент огненный снаряд просвистел у меня над головой, опалив спинной плавник. Запрокинув голову, я вскрикнул от боли, но никто из моих умирающих братьев не показал, что стал относиться ко мне хуже. Может, никто и не заметил. В тонком воздухе звук быстро рассеивался. Почему же так много шума? Если бы сотня акул и вдвое больше сахуагинов впали в безумную ярость среди выводка визжащих китов, вот тогда, может быть, получилось бы нечто, сравнимое с грохотом этого сражения.

Потребовалось усилие всех четырёх рук, чтобы я сумел подняться и заковылять к месту, где барон, командовавший нами, стоял во весь рост, горделиво опираясь на трезубец, словно предъявляя права на этот берег. Ещё два шага, и я увидел другое. Большая, дымящаяся дыра зияла в груди барона, и сквозь неё я мог видеть искорёженные тела ещё троих из нашего умирающего клана. Один из них ухватился за мою ногу, когда я проходил мимо. Губы его зашевелились, и вне воды, которая донесла бы до меня его шёпот, я с трудом расслышал, что он говорил.

- Мясо есть мясо, - умоляюще произнёс он, боясь, что его тело останется бесполезно лежащим на берегу.

Я был голоден после долгого пути к городу – очень голоден – но вонь обугленной плоти не позволяла и думать о еде. Мясо есть мясо, но даже лучший кусок сахуагина можно превратить в несъедобный одним прикосновением огня.

Пинком отбросив в сторону его руку, я оглянулся в поисках своего отряда. Не выжил никто. Вокруг меня лежала куча падали, когда-то бывшая сахуагинами. Ещё недавно гордые плавники были изодраны, прекрасная чешуя тускнела и размягчалась. Мясо есть мясо, но во всех северных морях не хватит сахуагинов для такого пира. Наши владыки пообещали великое завоевание, но от такого не было ни пользы, ни даже силы из тел павших сородичей.

Гнев тёмным приливом поднимался во мне. Приказы приказами, но инстинкт повелевал вернуться в море, бежать в относительную безопасность волн. Мой взгляд вернулся к чёрным водам, и то, что я увидел, заставило меня вновь вскрикнуть. На этот раз восторженно.

Накатывающиеся волны останавливались, не добегая до песка, сливались одна с другой, превращаясь в могучее создание, порождение холодного моря и магии, новой для жриц Секолаха. Элементаль воды, как они его называли. Как гигантский сахуагин поднялось оно, и каждый его шаг посылал волны на чёрно-красный песок. Сахуагины, ещё остававшиеся в воде, воспрянули духом. Некоторые оседлали волну и выбежали с ней на берег. Они также умерли в огне и дыму.

Элементаль шла вперед. Голубоватый свет – бесконечный, испепеляющий, проклятый свет – хлестал со стороны пылающих магов. Воздух наполнило шипение превращающегося в пар элементаля. Магия, связывавшая его, рассеялась, и водянистое тело распалось в громком всплеске, окунулось назад в море, и там, где только что стояло существо, вода забурлила от жара.

На мгновение я снова ощутил искушение отступить, но и море не обещало безопасности, окутанное паром. Прикрыв одной ладонью глаза от слепящего сияния, я стал изучать башню у врат.

Магов было много, чересчур много – гораздо больше, чем заверяли нас наши бароны. В самом центре стоял темнобородый человек. Даже на мой взгляд он был высок и обладал могучим телосложением. Будь он сахуагином, он бы правил, и, похоже, среди людей было так же. Все маги метали огонь, и тёмные круги дымящегося песка были примерно одинакового размера – около десяти футов – рост принца сахуагинов от головного плавника до кончика хвоста. Любой огонь убивал, но тот, что источал высокий маг, превращал сахуагинов в пар и расплавлял песок под ними в спёкшуюся стеклянистую массу.

Повернувшись, я направился на север, к тем магам, которые просто убивали. Начинали подниматься высокие кучи вонючих, дымящихся трупов. Скоро они достигнут стены, и те, кто выживет, хлынут через нее в город. По крайней мере, в этой части план продвигался, как и ожидалось.

Как и было намечено, ни один из сахуагинов не приблизился к гигантским вратам. Ни один труп не добавлял свой вес к стене из дерева. Карабкаясь по горам падали, я молился всемогущему Секолаху, чтобы никто из людей не сообразил, что это значит.

Как раз в этот момент на стене появился новый маг, торопливо побежав севернее, к тому месту, которое наметил и я. Судя по размеру, он был молод. Он был маленький и худой, словно новорожденный малёк, и на нём совершенно не было волос, которые так уродовали прочих людей. Теперь я был достаточно близко, чтобы видеть его лицо, его глаза. Несмотря на странность облика, его жажда схватки была мне хорошо заметна. Этот человек смотрел на битву глазами голодной акулы. Достойный противник, если так можно называть одного из них.

Игнорируя жгучую боль в плавниках, я приготовился к бою.

Я взбежал по извивавшейся лестнице на укрепления, на ходу проводя по лбу ладонью, чтобы пригладить вьющиеся рыжие локоны, прежде чем вспомнил, что я только недавно обрился, устав от преследовавших с детства насмешек. Безволосая голова, которую я намеревался украсить татуировками на манер скандально известных Алых Магов, больше подходила человеку, чья жизнь – волшебство.

Но открывшийся мне вид изгнал столь тривиальные мысли из моей головы, приморозив к месту не хуже ледяного дыхания дракона.

Море бурлило, песок исходил дымом, и огромные зелёные чешуйчатые существа всё надвигались на нас сквозь картину невероятного кошмара.

- Сидон, ко мне!

Резкая команда Хелбена Арунсуна привела меня в чувство. Пробегая за спинами творящих заклинания магов, я подскочил к нему.

Прежде, чем он успел заговорить, элементаль самых невероятных размеров взмыл из воды, как вырвавшийся на поверхность кит. Он всё поднимался и поднимался, пока не стал вполовину выше даже гигантской Шагающей Статуи. Что касается количества и размещения конечностей, то здесь его облик грубо напоминал человеческий, но я никогда не видел такого ужасающего существа. Полупрозрачные плавники из воды развернулись по его рукам, спине и голове, словно паруса.

- Милосердная Мистра, - поражённо выдохнул я. - Как чудесно и невероятно, что смертным дано повелевать такой мощью!

- Оставь это для своего дневника, - рявкнул Хелбен. - Хью, позаботься о вратах.

Хьюмонт торопливо направился к центру стены. Он не был полностью обученным магом, и его огненные заклинания больше походили на фестивальные фейерверки – много сверкания и вспышек, но мало субстанции. Тем не менее, должен признать, что эффекты были неплохи.  Первое его заклинание озарило небо розовым сиянием – гигантский луговой цветок расцвёл, распустился и осыпался сверкающими семенами в мановение ока. Весьма впечатляюще. Часть морских дьяволов замешкалась, и я, воспользовавшись возможностью, достал нескольких небольшими огненными шарами.

Копье просвистело в воздухе. Инстинктивно я пригнулся, хотя оно не поразило бы ни меня, ни стоявшего рядом со мной. А вот маг следом за ним оказался не столь удачлив. Он содрогнулся, когда копье вонзилось ему в грудь. Развернувшись и потеряв равновесие, он перевалился через стену. Он ещё падал, а морские дьяволы уже вцепились в него, раздирая лапами на части.

Хелбен указал своим посохом на картину жуткого пира и прокричал фразу, никогда не слышанную мною, когда речь шла о магии – хотя она без сомнения вполне часто встречается в ходе потасовок в тавернах. Я не успел ещё прийти в себя от удивления, когда второй, больший сюрприз заставил меня отшатнуться. Мантия мага стала багровой – сотканной уже не из шёлка, а из огня. Пламя даже не касалось погибшего, но обжигало каннибалов, посмевших прикоснуться к нему. Морские дьяволы чернели, оплывали уродливыми свечами, брошенными в горнило.