Изображение пренебрежительно махнуло рукой, сверкающие глаза все еще были прикованы к трону. Призрачная женщина бормотала вместе со словами, которые она, очевидно, слышала много раз раньше. Что-то, что могло быть легкой насмешкой, заиграло на ее губах.

— Конечно, — продолжало изображение, — учитывая твое пробуждение, все это может ничего не значить. Возможно, я не был убит соперником или пострадал от чисто личной гибели. Карсус-город и слава самого Нетерила, возможно, пали в великой войне или катаклизме. Мы нажили много врагов, а величайшие — мы сами. Мы воюем между собой, мы, нетерезы, и некоторые из нас воюют внутри самих себя. Мой ум не всегда полностью принадлежит мне. Ты вполне можешь разделять это несчастье; следи за ним и остерегайся его.

Изображение Карсуса улыбнулось; сардонически изогнув бровь. Призрачная женщина улыбнулась в ответ. Карсус продолжал говорить. —   Возможно, тебе не понадобятся мои записывающие заклинания, но я подготовил по одному для каждого зеркала, которое ты видишь на полу в этом месте. Серия уроков заклинаний, чтобы ты не столкнулся с опасностями этого мира, лишенный определенных заклинаний, которые я нашел критичными. Наша работа должна продолжаться. Только благодаря абсолютной силе я — мы — можем обрести совершенство... а Карсус существует, всегда существовал, чтобы достичь совершенства и преобразовать весь Торил.

Наблюдавшая за этим женщина рассмеялась коротким и неприятным лаем.

— Воистину сумасшедший Карсус! Судьба: изменить весь Торил. О, тебе определенно хватало способностей.

 — Сейчас твоя первая потребность может заключаться в физическом исцелении, и я предвидел повторение этой потребности в будущем, в жизни, где тебе может не хватать верных слуг-магов или кого-либо, кому ты можешь доверять. Знай же, что прикосновение к зеркалу, которое вызвало этот мой образ, со словом «Далабриндар», исцелит все раны. Эту силу можно призывать так часто, как захочется, до тех пор, пока эта руна остается неразрывной, и она может служить любому, кто так говорит. Это слово — имя волшебника, который умер, чтобы это заклинание могло жить. Воистину, он хорошо послужил нам, и...

— Пустые слова, Карсус! — усмехнулась призрачная женщина. — Твой клон был обезглавленной мумией, украшавшей этот трон, когда я впервые увидела его! Интересно, кто убил его здесь? Мистра? Азут? Какой-то соперник? Или великий и несравненный спящий Карсус пал от руки проходящего мимо искателя приключений — мага с ничтожными заклинаниями, который думал, что обезглавливает лича?

— ...многие другие заклинания будут служить там, где не подойдет это, но здесь я сохранил демонстрации того, как я накладываю заклинания, которые имеют длительную полезность и…

Призрачная женщина отвернулась от слов, которые она слышала так много раз прежде, удовлетворенно кивнув.

— Будут. Они действительно будут служить. У меня здесь есть приманка, перед которой не устоит ни один маг.

Она снова прошлась по руне, и изображение исчезло на полуслове. Сияние, исходившее от резьбы на камне, пропало и позволило тьме вернуться в пещеру.

— Но как сообщить об этом живым магам, не заставляя их толпиться здесь тысячами? — спросили призрачные губы в полной темноте.

Темнота не ответила. Хмурый призрак шагнул на дно шахты и начал расплываться, расплываясь в ветре, пока снова вихрь мерцающих огней не заплясал в темноте, медленно поднимаясь по спирали вверх по шахте.

— И как сохранить мой магический улов здесь более чем на одну ночь? — донесся мягкий, гулкий голос из верхней части колодца, где завис звенящий вихрь огней. — Я должна соткать могущественные заклинания, чтобы быть уверенной. Руны должны реагировать только на меня — и только по одной в месяц, какие бы средства ни применялись. Это должно заставить молодого мага задержаться здесь достаточно долго.

С внезапной силой туман метнулся к одной из дыр в стенах и нырнул в нее, пробираясь сквозь деревья, сопровождаемый диким смехом и ликующим криком:

— Достаточно долго, чтобы хорошо поесть.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

ДОБРОТА ОБЖИГАЕТ КАМЕНЬ

Жестокость — это известный бич, но редко умный, за что мы все должны благодарить богов. Доброта — более сильный клинок, хотя ее чаще презирают. Большинство людей никогда этому не учатся.

Ральдерик Хэллоушоу, Шут

из Правления королевством, от осадной башни до навозной кучи,

опубликовано примерно в Год Кровавой Птицы

Высокий, худой незнакомец, который одарил их веселой улыбкой, входя в «Деву», вернулся обратно гораздо быстрее, чем требовалось, чтобы осушить кружку. Двое стариков на скамейке, прищурившись, посмотрели на него с некоторым подозрением. Люди редко поворачивались в их сторону — вот почему это была их любимая скамейка. Он стоял в полной тени все более ветшавшего крыльца «Прекрасной девы из Рипплстоунса». Холодный уголок, но, по крайней мере, он не был в полном блеске утреннего солнца. В отличие от незнакомца, чье лицо было очерчено золотом, когда он отбросил свой непримечательный плащ назад, чтобы обнажить темные и пыльные одежды и штаны, на которых не было ни значка, ни украшений. И — чудеса Королевств!— Алнискаввер выскочил с лучшим раскладным столом,  креслом... и едой! Хозяин таверны, пыхтя, ходил взад и вперед, пока двое стариков наблюдали, как еда, подобной которой они не видели уже много лет, накапливается у них под самым носом: супница с горячим супом, от которого все утро урчали два старых живота, кусок самого острого красного сыра — и три пирога с куропатками! Бердаг и Каладастер почесали различные зудящие места и кисло уставились на незнакомца с ястребиным носом, удивляясь, почему, во имя всех разгневанных богов, ему взбрело выбрать их скамейку в качестве места для утренней трапезы. Все, о чем они мечтали в течение нескольких месяцев, теперь испарялось у них под носом. И вообще, кем, во имя подмышки Темпуса, он себя возомнил? Двое стариков обменялись взглядами, когда их слишком пустые животы заурчали, а затем в едином порыве оглядели незнакомца с ног до головы. Никакого оружия... и, судя по его виду, не так уж много богатства, хотя его потертые от путешествий сапоги были очень хороши. Преступник, который снял их с того, кого зарезал? Да, это объясняло бы все деньги, выброшенные на такой пир, если ты возвращаешься из диких земель голодным и с большим количеством украденных монет. Теперь Алнискаввер вернулся с оленьим окороком, запах которого они чувствовали весь вчерашний вечер. Все было разложено холодным среди маринованного лука, нарезанного языка и тому подобного на блюде, которое использовали, когда приходил великий герцог... это было слишком тяжело вынести! Высокомерный молодой ублюдок.

Покачав головой, Бердаг многозначительно сплюнул в пыль у сапог незнакомца и начал ерзать по скамейке, чтобы убраться подальше, пока этот молодой обжора не устроил такой пир у них под самым носом и не свел его и его пустые жизненно важные органы с ума. Каладастер, однако, мешал ему и двигался медленнее, так что двое стариков все еще ерзали задами вдоль скамейки, когда хозяин таверны вернулся с бочонком пива и кружками.

Тремя кружками. Незнакомец сел и ухмыльнулся Бердагу, когда старик поднял глаза с первыми проблесками изумления, появившимися на его лице. — Рад встрече, добрые господа, — вежливо сказал он. — Пожалуйста, простите мою смелость, но я голоден, ненавижу есть в одиночестве, и мне нужно поговорить с кем-то, кто немного знает о старых временах Рипплстоунса.  Похоже, у вас достаточно ума и лет… что скажете, если мы заключим сделку? Мы трое разделяем это — и едим свободно, не скупясь, вы оставляете себе все, что мы сейчас не съедим, — и вы даете мне, насколько сможете, ответы на несколько вопросов о леди, которая раньше жила поблизости.