– Загрызут. Здешние собаки не верят людям.

– Но к Капитану-то они привыкли?

– Возможно.

В его обращении ко мне явно звучала лесть. Все же это лучше, чем если бы он ни во что меня не ставил. Я снова включил мотор и подъехал к самой круче. Привлеченная светом мошкара билась о лобовое стекло. Примерно до половины девятиметрового обрыва была навалена гора хлама. Покореженная кухонная утварь… драные носки и велосипедное седло… бочка, выброшенная вместе с соленьями… рыбья голова с разбитой лампочкой во рту… в прошлом холодильник, а теперь гроб для собаки… пустая бутылка из-под кока-колы с надетым на ее старым башмаком без подошвы… вся в паутине, точно обернутая ватой телевизионная трубка…

– Унылое зрелище. Это что, свалка?

– Камуфляж. Где вход – ни за что не найдете.

– Не беспокойтесь, найду. Вон там, наверху, где валяется остов «Субару – триста шестьдесят».

Поразительная наблюдательность. Действительно, если присмотреться, можно было заметить, что из проржавевшего кузова свисает веревка. Но я не думал, что мою маскировку будет так легко разгадать. Даже забравшись в машину, только опытный сыщик по запаху свежего машинного масла, которым смазаны ручки и петли дверец, смог бы заподозрить неладное.

– Ну и интуиция у вас.

– Просто не очень тупой. Но как вам удалось собрать весь этот хлам?

– Поставил табличку: «Частное владение, свалка запрещена» – только и всего.

– Гениальная выдумка. Но не рухнет ли вся эта куча, как только мы возьмемся за веревку?

– Нет, на самом деле конструкция изнутри закреплена болтами.

– Ясно. – Продавец насекомых, хлопнув в ладоши, стремительно выскочил из машины. Расставив ноги, сцепив руки на затылке и делая повороты влево и вправо, начал разминаться. Он оказался более ловким, чем я думал, и голова у него была не такой уж большой. Судя по тренированному телу, возможно, он в прошлом занимался спортом.

– Давненько не ввязывался я в настоящую авантюру! – крикнул мне продавец.

– Откиньте брезент сзади – там должен стоять ящик. В нем резиновые сапоги и рабочие перчатки.

– Да, без резиновых сапог не обойтись. А то еще заберутся в носки какие-нибудь сороконожки или дождевые черви – жуть!

Залаяли собаки, точно дожидавшиеся, пока продавец насекомых зайдет за джип. Из темноты донеслись какие-то шорохи. Бродячие собаки, точно волейболисты, наделены способностью мгновенно переходить от обороны к атаке. Продавец насекомых, шаря рукой по брезенту, расстегнул задний полог и прыгнул в машину.

– Я же говорил: терпеть не могу, когда собаки лают. А если кусаются – и подавно.

– Ничего страшного, они ко мне привыкли.

В свете фонаря было видно, как растет возбуждение собак: одни наскакивали на брезент и царапали его когтями, другие зачем-то скребли землю, третьи лезли друг на друга. Дав продавцу немного потрястись от страха, я начал изображать далекий собачий вой. Почему-то собаки его пугаются и становятся смирными. Стоило мне приоткрыть окно, наполовину высунуться наружу и трижды провыть, как ближайшая ко мне собака стала подвывать, а остальные принялись жалобно скулить. Продавец насекомых затрясся от смеха. Я не мог понять, что это его так разобрало, – наверное, нервная реакция человека, только что избежавшего опасности.

– Однажды я видел нечто подобное во сне. Когда же это было?.. – Он надел резиновые сапоги, разорвал нитку, скреплявшую новые рабочие перчатки, и снова уселся на переднее сиденье. – Лучше я пойду первым, двоих веревка, пожалуй, не выдержит.

– Может, и не выдержит, не пробовал.

– Так что, если не возражаете, я полезу первым. А то, пока я буду болтаться на веревке, собаки весь зад изгрызут, а мне это совсем не улыбается. Правду говорю: у собак инстинкт бросаться на все круглое. – Он ступил на подножку и стал вглядываться во тьму. – Повойте еще, утихомирьте их, прошу вас.

Сам не знаю почему, но меня вдруг снова охватили сомнения. Мне было прекрасно известно, что первейшее условие успеха – набор команды. Но, кажется, я слишком уж привык к одиночеству. Умом я понимал, что должен приветствовать вступление на борт продавца насекомых, но сердце сжималось от страха. Мучила мысль, что все совершенное мной сегодня – сплошное безрассудство. Я, правда, не отрицаю, что каждый раз, когда, вернувшись, вставлял в замок ключ, мною овладевало отвратительное чувство одиночества. Но это, как правило, бывало минутное состояние, и, отдохнув в трюме, я настолько успокаивался, что забывал об одиночестве. Если воспользоваться словами продавца насекомых (вернее, его пересказом прочитанного в газете), я, смешав реальное и символическое, жаждал укрыться в блиндаже.

– Повойте еще разочек, поскорей, – попросил продавец насекомых. – Проголодался я.

– Сначала нужно как следует разработать операцию.

– Какую операцию?

– Что мы должны предпринять, если они опередили нас?

– Напрасные предосторожности. Разве такое возможно?

– Не знаю.

Я, конечно, не думал, что зазывала и его подруга могли нас опередить. Но все же я заметил кое-какие признаки, указывавшие на то, что кому-то удалось проникнуть на корабль. Например, по-другому были расположены лежавшие вместе ножка от стула и бочка из-под горючего, которые служили мне опознавательными знаками. Правда, я сам мог сдвинуть их, когда спускался, – тогда беспокоиться нечего. Некоторое перемещение предметов в куче неизбежно. Вполне возможно, это сделала кошка, которая, спасаясь от собаки, прыгнула на бочку.

Над головой по эстакаде один за другим пронеслись несколько огромных трейлеров. Когда они проехали, продавец насекомых сказал уныло:

– Предлагаю пари. Пари, что они еще не добрались сюда. Спорим?

– На что?

– На ключи от джипа.

– Меня сейчас беспокоят проблемы более важные. Теперь, когда я буду здесь не один, а вдвоем с вами, придется пересмотреть меры защиты против возможного вторжения.

– Если говорить о проблемах, то я бы хотел начать с уборки. – Продавец насекомых ехидно улыбнулся. – Бродячие собаки с этой свалки – они не то что вторгнуться, близко подойти не дадут. Ну и вонища, раз вдохнешь – голова раскалывается.

– Это из-за погоды. Пахнет известью, которой здесь все продезинфицировано.

– Только и всего?.. А что касается мер защиты – то вы слишком много о них думаете. Когда капитан такой затворник, надеяться на дальнее плавание не приходится.

– Даже если продаешь обыкновенную кастрюлю или чайник, твой долг – позаботиться, чтобы они не пропускали воду. Тем более это необходимо, когда речь идет о корабле, – течь может стоить жизни экипажу.

– Не подумайте, что я возражаю против мер обороны или защищаю зазывалу. Просто я считаю, что капитан обязан иметь более широкие взгляды…

– Вы же сами говорили, что с ними нужно держать ухо востро.

– Не стоит относиться к этой паре с предубеждением. Если им все-таки удалось преодолеть все препятствия и проникнуть внутрь, не заслуживают ли они награды?

– Вы правы, но женщине вряд ли это было под силу.

– Если взбираетесь даже вы… Простите, оговорился, сорвалось с языка. Капитан должен быть великодушным… эта оговорка свидетельствует лишь о моей искренности. К тому же мы живем в век, когда женщины совершают восхождения даже на Гималаи. Но все же вы, пожалуй, правы, вряд ли ей это удалось – собаки, гора хлама.

Мне тоже начало так казаться. Шарахаюсь от собственной тени. Маловероятно, что с входа (отныне, вслед за продавцом насекомых, будем называть его трапом) снят висячий замок. Не зря ли я вообще взял в помощники этого продавца, перестраховщик проклятый?

– Ладно. Если собаки приблизятся, я буду их отгонять. – Заглушив мотор, мы вышли из машины. Я отдал ему маленький фонарик, а своим, большим, стал светить под ноги. – Откроете дверь со стороны сиденья водителя, за ней – туннель, так что берегите голову. До входа метров девять. Я вас догоню.

Продавец насекомых ухватился за веревку и начал карабкаться вверх, земля и песок сыпались из-под его ног. Я это делаю ловчее. Нельзя забывать, что склон очень крутой и на нем весь этот хлам едва удерживается. Если не знаешь, куда ступать, нужно быть обезьяной, чтобы взобраться наверх. Ко мне подкралась черная, худая, длинноухая псина. Решила познакомиться? Собаки-то признавали меня за главного благодаря моему умению выть, а вот признают ли люди? Я надел резиновые сапоги и рабочие перчатки. Продавец насекомых помахал фонариком и исчез в кабине «субару». Увидев, что веревка перестала качаться, я ухватился за нее и полез вслед. Взбирался твердо и уверенно, испытывая даже некоторое чувство превосходства. Ржавая железная дверь. Сразу за ней вход в туннель – четырехугольник, каждая сторона которого метр сорок семь сантиметров. Далеко впереди мерцал фонарик продавца насекомых. До сих пор не могу понять, с какой целью были выбраны именно такие некруглые цифры для определения размеров туннеля. Только у входа вделана металлическая рама, весь остальной туннель – голый камень со следами от электропилы. Под ногами – ржавые рельсы. Судя по ширине, обычная колея для вагонеток. Туннель перпендикулярно проходит под городским шоссе и тянется дальше еще метров пять. В этом месте прямо над ним находится табачная лавка моей родной матери (то есть мой дом). Продвигаясь по туннелю, слышишь, как меняются звуки. Высокие поглощаются каменными стенами, и остаются лишь низкие, напоминающие подземный гул. Вой ветра, шум моря, шуршание покрышек автомашин, проносящихся по автостраде, – все они чем-то напоминают звук хлопающего на ветру огромного тента.