Но социалистическая цель, достаточно предосудительная сама по себе, не так пугает, разумеется, мистера Болдуина, как насильственный путь к ней. В рабочей партии Болдуин усматривает две тенденции. Одна из них представлена, по его словам, мистером Сидней Вебб, который признал «неизбежность постепенности». Но есть, но его словам, и другого рода лидеры, как Кук или Уитли, особенно после того, как последний покинул министерский пост, – эти верят в насилие. Вообще же правительственная ответственность оказала, по мнению Болдуина, спасительное действие на лидеров рабочей партии и заставила их, вместе с Веббом, признать невыгодность революционных методов и преимущество постепенности. На этом месте Болдуин произвел некоторую духовную интервенцию в русские дела, чтобы обогатить свой небогатый арсенал доводов против британского социализма.
Мы цитируем дальше дословно по отчету «Таймса».
«Премьер-министр цитировал Троцкого, который, – по словам Болдуина, – открыл в самые последние годы и писал, что «чем легче пролетариат России прошел через революционный кризис, тем труднее пришлось ему в деле его строительства». Троцкий сказал также и то, чего ни один из экстремистских лидеров еще не сказал в Англии: «Мы должны учиться работать более производительно». Хотел бы я знать, – говорит мистер Болдуин, – сколько голосов было бы подано за революцию в Англии, если бы сказать заранее населению, что единственным (?) результатом её будет необходимость работать более производительно (смех и одобрение). Троцкий сказал в своей книге: «В России до и после революции существовала и существует неизменившаяся натура русского человека (?!)». Троцкий – человек действия – изучал реальности, он постепенно и сопротивляясь открыл то, что мистер Вебб открыл уже два года тому назад: неизбежность постепенности (смех и одобрения)».
Конечно, очень лестно быть рекомендованным консервативной аудитории Лидса: большего вообще вряд ли может желать смертный. Почти столь же лестно попасть в непосредственное соседство с мистером Сидней Вебб, пророком постепенности. Но, прежде чем принять это звание, мы были бы не прочь получить от мистера Болдуина некоторые авторитетные разъяснения.
Отрицать постепенность развития в природе, как и в человеческом обществе, в его экономике, политике или нравах, никогда не приходило в голову ни нашим учителям, ни нам самим, даже и до опыта «самых последних лет». Мы хотели бы только условиться относительно характера этой постепенности. Так, чтобы взять близкий мистеру Болдуину, как протекционисту, пример, мы сошлемся на то, что Германия, постепенно вышедшая в последнюю четверть прошлого столетия на арену мировой конкуренции, стала чрезвычайно грозным соперником Англии. Дело, как известно, дошло на этом пути до войны. Считает ли Болдуин войну проявлением методов постепенности? Во время войны консервативная партия требовала «разгрома гуннов» и низвержения германского кайзера силою британского меча. С точки зрения теории постепенности было бы, пожалуй, правильнее полагаться на смягчение нравов Германии и постепенное улучшение её взаимоотношений с Англией. Однако же в период 1914–1918 гг. мистер Болдуин, насколько мы помним, категорически отвергал применимость метода постепенности к англо-германским отношениям и стремился разрешить задачу при помощи возможно больших масс взрывчатого вещества. Полагаем, что динамит и лигнит едва ли могут быть признаны орудиями консервативно-эволюционного действия.
Довоенная Германия, в свою очередь, отнюдь не вышла в своем бронированном могуществе в одно утро из пены морской. Нет, она развилась постепенно из своего былого хозяйственного ничтожества. Однако, в этом процессе постепенности были кое-какие перерывы: так, войны, которые Пруссия вела в 64 году – с Данией, в 66 году – с Австрией, в 70 году – с Францией, сыграли колоссальную роль в увеличении её могущества и дали ей возможность победоносно выступить на путь мировой конкуренции с Англией.
Богатство, результат человеческого труда, создается, несомненно, с известной постепенностью. Но может быть мистер Болдуин согласится признать, что в развитии богатства Соединенных Штатов годы войны вызвали гигантский скачок вверх. Постепенность накопления была резко нарушена катастрофой войны, вызвавшей обеднение Европы и бешеное обогащение Америки.
О прыжке в своей собственной судьбе мистер Болдуин рассказал в парламентской речи, посвященной трэд-юнионам. В молодости Болдуин управлял фабрикой, которая переходила из поколения в поколение, где рабочие рождались и умирали и где, следовательно, полностью господствовал принцип патриархальной постепенности. Но разразилась стачка углекопов, фабрика не могла работать за недостатком угля, и мистер Болдуин оказался вынужден закрыть её и отпустить на все четыре стороны тысячу «своих» рабочих. Правда, Болдуин может сослаться на злую волю углекопов, которые вынудили его нарушить священный консервативный принцип. Углекопы, вероятно, могли бы сослаться на злую волю своих патронов, которые вынудили их к грандиозной стачке, представляющей перерыв монотонного процесса эксплуатации. Но, в конце концов, субъективные побуждения в данном случае безразличны: с нас достаточно того, что постепенность в разных областях жизни идет бок-о-бок с катастрофами, перерывами и скачками вверх и вниз. Долгий процесс соревнования двух государств постепенно подготовляет войну, недовольство эксплуатируемых рабочих постепенно подготовляет стачку, плохое управление банком постепенно подготовляет банкротство.
Почтенный консервативный лидер может, правда, сказать, что такие перерывы постепенности, как война и банкротство, обеднение Европы и обогащение за её счет Америки, очень печальны, и что их, вообще говоря, следовало бы избегать. Мы на это ничего не можем возразить, кроме того, что история народов есть в значительной своей части история войн, а история экономического развития украшена статистикой банкротств. Мистер Болдуин, вероятно, сказал бы тут, что таковы уж свойства человеческой натуры. Допустим, что так, но ведь это и значит, что сама «натура» человека сочетает постепенное развитие с катастрофическими скачками.
Однако, история человечества есть не только история войн, но также и история революций. Сеньориальные права, которые складывались столетиями и под которые хозяйственное развитие подкапывалось затем в течение столетий, были сметены во Франции одним ударом 4 августа 1789 г. Немецкая революция уничтожила 9 ноября 1918 г. германский абсолютизм, подкопанный борьбой пролетариата и подкошенный военными победами союзников. Мы уже напоминали, что один из военных лозунгов британского правительства, в состав которого входил мистер Болдуин, гласил: «Война до полного разгрома германского милитаризма!» Не думает ли мистер Болдуин, что поскольку военная катастрофа, при некотором содействии самого мистера Болдуина, подготовила в Германии революционную катастрофу, все это произошло с немалым ущербом для исторической постепенности? Конечно, можно возразить, что тут виноват германский милитаризм и злая воля кайзера в придачу. Мы охотно верим, что если бы мистер Болдуин создавал мир, то он населил бы его самыми благожелательными кайзерами и самыми добродушными милитаризмами. Но такой случай не представился английскому премьеру; к тому же мы слышали от него самого, что люди, в том числе и кайзер, не рождаются ни равными, ни добрыми, ни братьями. Приходится брать мир таким, как он есть. Более того: если разгром германского империализма есть добро, то приходится признать, что добром была немецкая революция, которая довершила дело военного разгрома, т.е. добром была катастрофа, которая сразу опрокинула то, что сложилось постепенно.
Мистер Болдуин может, правда, возразить, что все это не имеет прямого отношения к Англии и что лишь в этой избранной стране принцип постепенности нашел свое законченное выражение. Но если бы дело обстояло так, то напрасно мистер Болдуин ссылался на мои слова, относившиеся к России, придавая этим самым принципу постепенности универсальный, всеобщий, абсолютный характер. Мой политический опыт этого не подтверждает. На моей памяти в России произошли три революции: в 1905 г., в феврале 1917 г. и в октябре 1917 г. Что касается Февральской революции, то ей некоторое скромное содействие оказал небезызвестный мистеру Болдуину Бьюкенен, который, очевидно, считал в этот момент, не без ведома своего правительства, что маленькая революционная катастрофа в Петербурге будет полезнее для дела Великобритании, чем распутинская постепенность.
