Старейшины, прибывшие на собрание, вздыхали. Да, это так. Договоры заключаются для того, чтобы их выполнять.

Но перед их глазами стояли фиванские послы. Они стояли с оливковыми ветвями в руках, обвитыми овечьей и козьей шерстью, и умоляли о помощи:

– Избавьте от позора и тягчайшего унижения наш древний и славный город. Эллада всегда была свободной – вспомните об этом! Вступитесь за святое дело – защитите нашу свободу!

– Что вы будете делать с вашей свободой? – презрительно отвечал Антипатр. – Вы своими раздорами и войнами погубили Элладу, вы истребляете самих себя неустанно, многие годы! У вас даже нет вождя, чтобы выступить в поход против нашего общего врага – перса. А когда наш царь Александр согласился вести объединенное войско против персов, вы принимаете персидские деньги, чтобы воевать с нами. Где у вас совесть?

И все-таки мольбы фиванцев победили. Зачем Антипатр говорит об Александре, если его уже нет на свете? Кто же поведет их в Персию? И кто же спросит с них за нарушенные договоры, если того, с кем эти договоры заключались, нет в живых?

Македоняне уехали с Истма в суровом и яростном молчании. Без вооруженной силы с эллинами невозможно договориться. А от Александра все еще нет вестей.

Не в силах разрушить стены Кадмеи и расправиться с македонским гарнизоном, фиванцы окружили крепость высоким и плотным палисадом, окопали рвами, чтобы никто не мог прорваться туда и помочь македонянам. Они отрезали всякий доступ в Кадмею, туда уже не могли подвезти ни съестных припасов, ни оружия.

Чего теперь ждать македонянам? Смерти. Они не сдались, не попросили отпустить их на родину. Теперь конец, пусть погибают. Кадмея снова станет фиванской, Фивы обретут свободу, позор Херонеи будет отомщен!

У Антипатра в Македонии еще есть войско. Он, конечно, явится подавить восстание. Но Фивы на этот раз не уступят в битве!

Фиванцы деятельно готовились защищать город. Везли провиант, запасались на случай осады. Везли оружие. Освободили рабов и вооружили их, поставив на защиту городских стен. Вооружили и метеков[47], усилив ими свое войско. А там подойдут и союзники – афиняне, аркадяне. Конец македонскому владычеству! Эллада снова свободна!

Правители города, вожди демократической партии, которых изгнал когда-то Филипп, торжествовали. Славный город Фивы, древний город Фивы, город великого вождя и героя Эпаминонда, который когда-то даже Спарту поставил на колени, – этот город сбросит македонские цепи. Он снова будет властвовать над всей Беотией. Фиванские беотархи будут вершить фиванские и беотийские дела.

В радостном возбуждении вновь избранные правители не знали отдыха в эти дни. Они произносили речи, призывая стоять насмерть за свободу своего города, они готовили войско, осматривали стены, приказывая укреплять их… Им казалось, что над Фивами встает какая-то невиданно светлая заря, занимается новый день радости, свободы, славы!

В этом счастливом тумане они не задумывались и не тревожились сомнениями. Афины обещают помочь, Демосфен прислал им оружие. Все так. Однако афинское ополчение пока что и не думает выйти за пределы афинской земли. Придут аркадяне, они уже вышли в путь. Однако что-то путь их слишком долог и труден, они где-то остановились в горах.

Беотархи фиванские не слышали, как смеется в Афинах Эсхин, извечный сторонник македонской партии:

– Аркадяне ждут денег, Демосфен обещал заплатить им за помощь Фивам. Они ждут задатка. Но Демосфен слишком скуп. Деньги нужны ему самому – хотя бы и персидские!

Фиванские беотархи думали только об одном – освободиться от македонян, отомстить им за свое поражение, поднять Фивы на прежнюю высоту власти и могущества!

И все это теперь возможно, все возможно. Ведь Александра нет в живых! Он уже не приведет в Элладу свои фаланги. А с Антипатром, если он явится, битва будет недолгой! Македоняне забудут дорогу в Беотию!

Так проходили дни, полные горячей деятельности в Фивах. Полные суровой сдержанности и ожидания в Кадмее.

Филота строго следил за дисциплиной своего гарнизона. Но воины и сами понимали, как серьезно и опасно их положение. Жили настороже; жили, неустанно прислушиваясь к тому, что происходит за стенами; жили, не выпуская из рук оружия. Расчетливо экономили провиант – еще неизвестно, когда придет к ним помощь.

– А придет ли помощь? – спрашивали Филоту.

– Придет.

– Ты веришь в это, Филота?

– Я не верю. Я знаю.

И снова и снова поднимался на стену крепости и глядел в широкие дали Беотии – на хлеба, которые уже созрели, на маленькие круглые тока, где молотили хлеб, на окрестные горы, на светлую голубизну реки, на дорогу, идущую от Фермопил… Что там за пыль поднимается над этой дорогой? Не идет ли Александрово войско? Нет, это веют хлеб поселяне, подбрасывая зерно на воздух. Нет, это туман мерцает и тащится по лугу от реки… Александр ушел так давно, еще в начале мая. Племена в тех краях сильные и свирепые. Филиппа они боялись, но испугаются ли такого юного царя? Справится ли он с ними? Вырвется ли оттуда живым? Или его и вправду уже нет на свете? Так или иначе Филота не сдаст Кадмеи. Не сдаст до конца, если даже придется здесь погибнуть.

Прошло около двух недель с тех пор, как принесли известие о смерти македонского царя, с тех пор, как в Фивах подняли восстание вернувшиеся изгнанники-демократы. Македоняне в Кадмее видели, как с каждым днем становится крепче стена, отгораживающая их от всего мира. Фиванцы, заколачивая колья, кричали им что-то бранное, насмехались над ними. Македоняне отвечали им тем же. Те – с откровенным весельем победителей, эти – с яростью и угрозой побежденных, но не сдавшихся.

И вот, когда была на исходе вторая неделя фиванского торжества, в Фивы явились испуганные гонцы с беотийских границ.

– Идет македонское войско!

Встревоженный народ проводил гонцов к правителям города. Бледные, еле переводя дух, гонцы повторили:

– Македонское войско идет форсированным маршем. Уже прошло через Фермопилы. Подходит к Копаидскому озеру!

Правители, стараясь сохранять спокойствие, переглянулись между собой, как бы спрашивая друг у друга: что это значит?

– Это Антипатр идет! – сказал один из беотархов. – Неужели мы испугаемся Антипатра? Не такой уж он грозный полководец, да и войска у него немного. А наши македоняне крепко заперты в Кадмее, они ему не помогут!

Правители успокоили народ. Приказали вооружиться. Если Антипатр подойдет к Фивам, дадут сражение.

Но вскоре явились другие гонцы, еще более встревоженные, еще более испуганные.

– Граждане фиванские! На нас идет сам Александр!

И снова правители принялись убеждать фиванцев:

– Как может оказаться здесь Александр, если он убит в Иллирии? Ведь люди видели своими глазами, как под Пелием погибло вместе с ним все его войско!

– Но мы слышали, что вождя называют Александром! – уверяли гонцы. – Они уже вступили в Галиартскую область. В селениях, где они брали провиант, люди слышали это имя – Александр!

– Ну так, значит, это Александр-Линкестиец, сын Аэропа. А уж с ними-то мы договоримся. Линкестийцы никогда не стремились поработить Элладу. И вы сами подумайте, граждане фиванские, если бы Александр, сын Филиппа, был жив, то смог ли бы он от Пелиона дойти сюда за тринадцать дней? Не на крыльях же они летят, они люди, а не боги. Не поддавайтесь пустым страхам – убитые не встают, а невозможное остается невозможным!

Фивы снова успокоились. Люди принялись за свои обычные дела. Да и правда – как мог бы Александр за тринадцать дней явиться из-под Пелиона в Беотию? Пустые слухи, пустые страхи!

А на другой день Александр, которого фиванцы так охотно и так надежно похоронили, уже стоял со своим войском в Онхесте, почти под стенами Фив.