Выяснить сие до повествования мне не удалось. Мугид (видимо, предчувствуя возможные вопросы касательно ночного происшествия) скоренько построил нас, вывел вниз, в повествовательную комнатку, усадил в кресла и начал повествовать. Мы, не то чтобы там вопросы задавать, и оглянуться не успели, как уже началось.
ПОВЕСТВОВАНИЕ ШЕСТОЕ
Тиелиг оказался сильным игроком. С ним было интересно, потому что жрец играл... нет, играл-то он по правилам. Только не по тем, что были в свитке Раф-аль-Мона, а по другим. У него имелся свой стиль... вернее, стиля, как такового, у Тиелига как раз не было. Жрец оказался непредсказуемым. В отличие от Талигхилла. И - в отличие от Талигхилла - он не любил играть в махтас. Принц заметил это еще в тот, первый раз, когда застал Тиелига в желтой комнате за разглядыванием игрового поля и фигурок бойцов.
Жрец тяготился игрой - но играл. И почти никогда не отказывался от предложений Пресветлого сразиться на расчерченной правильными восьмиугольниками деревянной доске. Талигхилл знал, что происходило это не потому, что он - Пресветлый. В чем-нибудь другом Тиелиг, пожелай он того, отказал бы принцу, и сделал бы это абсолютно без страха за собственную жизнь. Он был жрецом, а это многое дозволяло. В том числе - отказывать наследнику.
Но он играл. Садился в кресло, или на коврик, или на подушку, откладывал в сторону высокий деревянный посох и начинал двигать по доске фигурки - но при этом лицо Тиелига застывало, словно маска. И только внимательно приглядевшись, можно было заметить в прорезях-глазах огоньки неодобрения. Может быть, даже ненависти.
Впрочем, принц старался не присматриваться.
Минула неделя, плавно перетекла в другую - такую же жаркую и суетливую, наполненную многочисленными делами, делищами и делишками государственной важности. А еще оставались обязательные тренировки с оружием, после которых впору было лезть в бассейн с благовониями и долго отмокать - так бренное тело пропитывалось потом за эти несколько часов. А еще - церемонии и охота. А еще - махтас, хотя для него-то оставалось все меньше времени. А еще черные лепестки, не желавшие покидать сны принца.
Жизнь продолжалась.
В один из таких душных дней, когда все просители были одарены, бумаги подписаны, а улыбки розданы; когда наставник довольно кивнул и сообщил, что на сегодня тренировок достаточно; когда выдалось несколько свободных от людей часов, Талигхилл велел вынести доску с фигурками в сад и установить там в тени каких-нибудь подходящих для этого деревьев. Дворцовый сад, конечно, не чета приусадебному парку - поменьше и поправильнее, но здесь все же лучше, чем во дворце. Да и отыскать здесь принца, наверное, будет посложнее.
Тиелига не нашлось - кажется, сегодня проводились очередные служения в честь Ув-Дайгрэйса - так что играть пришлось в гордом одиночестве. Разумеется, сражаться с живым противником в сотни раз интереснее, но иногда не мешает и вот так - сам с собой. И пускай победит сильнейший!
Он сидел в саду, в легком соломенном кресле, и раздумывал над очередным ходом, когда прямо на игровое поле рухнул белый голубь. То есть, это когда-то птица была белой, теперь же она истекала кровью. Голубь рухнул в самый центр сражения, разбрасывая хрупкие фигурки крылом и вздрагивая всем телом. Сверху на птицу упала легкая тень, принц поднял взгляд и увидел сокола. Тот, напуганный присутствием человека, не стал преследовать добычу дальше, он сделал над головой Талигхилла круг, пронзительно вскрикнул и улетел в тень деревьев. Там сокол отыскал подходящую ветвь и уселся, внимательно наблюдая за происходящим.
Принц снова посмотрел на игральную доску. Голубь продолжал биться на ней, расшвыривая воителей и башенки в разные стороны. Видимо, когда падал, он сломал себе крыло, и теперь никак не мог понять, почему же ему так больно. Талигхилл осторожно протянул руки и взял в ладони маленькое липкое тельце. Голубь еще несколько раз ударил крыльями и затих. Тогда принц приподнял его и внимательно осмотрел. На лапке птицы он нашел то, что искал - миниатюрную бамбуковую трубочку, залитую с обеих сторон воском. Он отвязал трубочку от лапки голубя, а птицу уложил обратно на доску. Сокол потоптался на месте, наклонил голову сначала так, потом этак, присматриваясь к человеку. Спасшаяся добыча безжизненно лежала на доске, вывернув левое крыло.
Сцарапать воск и выбить на ладонь плотно свернутую трубочку было делом одной минуты. Потом принц развернул послание, прочитал, перечитал еще раз, дернул шеей, словно на нее села докучливая муха - затем медленно отложил записку в сторону.
Этого не может быть... Отец мертв? То есть... Руалнир - мертв? Война? Войско хуминов уже движется к границе? Бред какой-то!
Талигхилл встал с кресла и направился к дворцу расшатанной походкой дряхлого старика.
Голубь почувствовал, что теперь его уже ничто не спасет, снова забился на доске, сполз почти к самому ее краю, когда сокол решил наконец, что опасности нет, и слетел со своего наблюдательного поста. Он рухнул на добычу, ударил клювом, потом еще раз, и еще - для верности, после тяжело взлетел с безжизненным телом в когтях и отправился подальше в сад, чтобы беспрепятственно пообедать.
Подбежал встревоженный Джергил.
- Что с вами, господин? На вас кровь.
- Не моя, Джергил. Еще не моя.
Телохранитель пронзительно свистнул, в галлерее появилось несколько охранников, и все они помчались в сад, выяснять, что же произошло. Талигхилл стоял, схватившись за плечо Джергила и не замечая, что тот едва сдерживается от вскрика. Телохранителю было больно. Принцу было больнее во сто крат.
/смещение, от которого во рту остается горький привкус. У горла - колючий ком/
Храмовый район Гардгэна, как и столичный рынок, жил своей жизнью, обособленной, но не изолированной. В нем размещались все храмы и строения, связанные с той или иной религией. Кроме, разумеется, запрещенных культов Фаал-Загура и его жены. Приверженцы этих культов до сих пор считали, что Бог Боли и Богиня Отчаянья живы, хотя на самом-то деле, конечно... Ну, положим, как было на самом деле, знали одни Боги, но уж они-то точно правды не скажут. Боги вообще крайне молчаливы. Для того и существуют жрецы - чтобы говорить вместо Богов. А в случае чего... - там уж между собой как-нибудь разберутся.
