Я сидел в лаборатории, через микроскоп изучая клетки мыши №10, когда на экране монитора высветились крупные буквы: «БАБУЛЯ». Я с неохотой оторвался от работы, хотя еще вчера обещал набрать бабушке после того, как размещусь в общежитии.

– Привет, ба! – сказал я, глядя в монитор, на котором появилось улыбающееся лицо моей старушки. После того как я покинул Землю, она еще сильнее осунулась. Щеки впали, но для любимого внука Ба старалась держаться, не подавая виду, как измучила ее болезнь.

– Привет, Костя! Почему не позвонил после приземления? – бабуля укоризненно покачала головой.

– Прости! Я только разместился и сразу завалился спать. А сегодня планировал тебе позвонить после работы!

– Вымотал полет? – я увидел тревогу в глазах старушки.

– Да как всегда! Разве можно долететь до Марса без приключений? – я развел руками. – То космический мусор на пути, то солнечная буря. А! Добрались и ладно! Как ты там?

– Да ничего особо за неделю не изменилось – старею, умираю.

– Лекарства не помогают? – я вывел на экран ее медицинскую карту и начал сверять параметры. Лейкоциты взлетели выше нормы, тромбоциты зашкаливают – даже неделю назад значения были в разы меньше.

– Да что лекарства… – Бабуля улыбнулась снова и в уголках глаз заиграла веселая искра, – Справлюсь! Расскажи, как твоя лаборатория?

– Ох, – я огляделся вокруг, – тут столько медицинской техники. Тестовый полигон находится в другом знании, а здесь я только пациентов осматриваю.

– Костик, я так тобой горжусь! Пошел в отца и деда. – Она на секунду нахмурилась, будто пытаясь вспомнить слово. – У нас… медицинская династия получается.

– Да, бабуль, так и есть.

Бабушка на пару секунд замолчала, а я заметил, какой бледной стала ее кожа. Болезнь, которая бушевала сейчас на Земле, убивала мою старушку, а я силился найти лекарство, но пока никак не мог ей помочь.

– Какое у тебя расписание, Кость? Когда я буду твоего звонка ждать? – бабушка взяла в руки календарь, на котором писала карандашом важные даты.

Я открыл график у себя на планшете.

– Пару дней поработаю тут в лаборатории по вечерам, днем прием пациентов, а через неделю отправлюсь на полигон, где будут испытания перегрузок команды реагирования. Там им штатный врач край, как необходим.

– Ты позвони мне по возвращении, ладно? – попросила Ба с надеждой.

– Конечно! Я тебе еще фото пришлю, посмотришь, где я работаю. Только Клавдии Семеновне не показывай – все же режимный объект.

И мы звонко расхохотались: приятно было видеть улыбающуюся бабушку, но я понимал, сколько сил у нее отнимает любой разговор со мной.

Лидии Петровне Симоновой, моей бабуле, было 104 года. Она воспитывала меня после гибели родителей, когда мне только исполнилось 12. Бабушка, как и многие миллионы людей, несколько месяцев назад внезапно начала угасать, и ни один врач не мог понять, что с ней, пока на Земле не объявили глобальную пандемию.

Клавдия Семеновна, ее сиделка, на прощание перед моей экспедицией, требовала, чтобы я придумал какое угодно лекарство, чтобы бабушке стало лучше. Я пообещал, что вернусь не с пустыми руками. Именно над лекарством я и работал, когда раздался звонок с родной планеты.

Мы попрощались с бабушкой, я вернулся к микроскопу: последняя из десяти мышей прошла полное обследование и была готова к первому тестированию.

Я не представился. Меня зовут Константин Симонов, мне 36 лет, я врач и микробиолог, с 31 марта 2153 года работаю на Марсе в рамках научной миссии «Zaslon-5.3.0». Моя основная работа – штатный врач для команды испытателей марсианского поселения. А вот в нерабочее время я занимаюсь изучением лекарства против заболевания, носящего имя «Смерч».

Комплекс, где размещена моя лаборатория, принадлежит АО «Заслон», который на Земле занимается разработкой проектов заселения планет. После того как люди заселили Марс в 2098 году, здесь постоянно проводятся научные исследования, чтобы корректировать программы распаковки городов на других планетах в соседней галактике.

Вот такой абсурд – мы научились преодолевать сверхзвуковые барьеры, а сейчас на Земле миллионы человек гибнут, не в силах побороть «Смерч». Беда в том, что люди больше трех десятилетий назад столкнулись с тотальным бесплодием – в мире за эти годы родилось всего несколько детей.

Новые люди не рождаются, многие гибнут, что может привести к глобальному кризису. Пока одна команда борется с проблемой рождаемости, вторая – с пандемией.

Но я отвлекся.

Научная миссия «Zaslon-5.3.0», в которой я участвую, предполагает, что команда тестировщиков через неделю погрузится вглубь планеты. Несколько недель назад в 3500 км от нашего города зафиксировали какую-то сейсмическую активность: ребята должны проверить, пригоден ли этот участок Марса для жизни. Нет ли вирусных, бактериальных, тектонических угроз. Они испытают новое оборудование, которое АО «Заслон» разработал для освоения новых планет – различные тесты будут проводиться в течение полугода. А я там нужен для контроля за состоянием команды и решением нештатных ситуаций – обследования, считывания показаний, анализа работы организма тестировщика в условиях перегрузок. Для врачей на Земле очень важно, как себя будет вести человек, находясь вне привычной жизненной среды.

А по вечерам в своей суперлаборатории я занимаюсь клиническим обследованием препарата от «Смерча» на подопытных мышах – лекарство должно помочь Бабуле и миллионам других людей победить заболевание. В условиях Земли действует другая гравитация, там не удается завершить последний этап.

Конечно, никто, кроме моего босса в НИИ, не знает о том, чем я тут занимаюсь: особое давление должно деформировать некоторые элементы препарата, чтобы получилась новая формула. С начала «Смерча» мы с коллегами быстро подготовили новый препарат – сотни лет научной работы по подготовке разных вакцин, наконец, принесли результат. Но в этот раз мы столкнулись с трудностями.

Я поэтому и напросился в миссию – никогда не любил летать на Марс, но тут такая возможность: теорию свою проверить, лекарство протестировать и, если мыши излечатся до конца моего пребывания на Марсе, сделать достаточное количество препарата для испытания его на людях уже на Земле.

Стоит ли говорить, что в тестовую группу на Земле я включил бабулю. Но чтобы поставить ей заветный укол, мне нужно три десятка мышей и сотни лабораторных тестов, которые должны быть закончены через три месяца. Мыши вернутся в НИИ, там понаблюдают за их состоянием, пока я буду тут поддерживать тестировщиков. Не очень мне нравится эта работа, но выбирать не приходится! Здоровье Лидии Петровны мне важнее всего.

На следующее утро я проснулся с дикой головной болью. Ну не люблю я летать: ракеты не доставляют мне никакого удовольствия. Мимо несется космический мусор, солнце слепит, гравитация пропадает, и ты должен висеть вверх ногами полдороги. Нехотя я вылез из кровати и открыл жалюзи. Передо мной расстилалась безграничная красная пустыня.

Наше научное общежитие представляет собой улей, который возвышался над городом. У каждого сотрудника НИИ есть своя ячейка в улье, где мы спим, работаем, моемся, а вот пищу мы принимаем в центре здания: у каждого этажа, на котором расположено около 50 комнат, своя столовая. Если нужно с кем-то поговорить за едой, то можно спуститься на другой этаж – везде кормят одинаково.

Я быстро принял душ, переоделся в серую форму с вышивкой «Zaslon-5.3.0», захватил планшет и пошел на завтрак. Вот за что спасибо НИИ, кормили тут отменно – я выбрал в меню сэндвич с лососем и капучино, после чего погрузился в свой календарь. Сегодня мне предстоял осмотр 25 членов команды тестировщиков: давление, анализы, ЭКГ и прочие рутинные процедуры. Ну и обязательное вечернее занятие – исследование мышей на «Смерч» и запуск производства тестовой версии лекарства.