В зале в тот вечер было жарко, хотя в короткие минуты тишины между мелодиями сквозь рамы больших окон прорывался ноябрьский синий ветер. Он спорил с эквалайзером и колонками, из которых разливалась веселая музыка, игриво крутился между танцующими парами, проникал под их одежду и, поднявшись к светильнику «звездное небо», незаметно исчезал в вышине.
И трубный призыв такого же ветра в дальнейшем будет уносить Алексея к живым и режущим нервы до слез, картинам, сцепленных короткими событиями на судне. Он любил свою профессию, боготворил особенный запах Волги, проводил дни и ночи на корабле, не гнушался никакой работы, на практике применяя свои знания и жадно впитывая новый опыт. Первого Лешиного капитана на судне «Улан-Батор» пароходства Волготанкер звали Эдмунд Лазаускас. Невысокого роста, крепкий, с широкими плечами, он всем своим телосложением олицетворял надежность и основательность. Всегда чисто выбритый и коротко подстриженный, капитан любил без повода одеть свою парадную форму, включавшую черные брюки, такого же цвета галстук и ботинки, белую рубашку и светлый пиджак с погонами, соответственно его рангу. Речная повседневная форма, состояла из капитанской фуражки и бежевого комплекта, всегда аккуратно выглаженного. Именно Лазаускас научил Озерова секретам штурманского мастерства, как держать курс по глубокому руслу реки между отрогами, чтобы не посадить корабль на мель, как обходить накаты. Если опытный капитан замечал, что у его помощника не получается правильно и быстро проложить курс навигации, рассчитать с циркулем и линейкой расстояние, он давал стоящие советы:
– Зачем нам это оригами*? – иронически улыбался он, рассматривая лист с цифрами и чертежами.
– Смотри, как надо без лишних обдумываний настроить гирокомпас и проложить путь, – и он, легко отстранив Алексея, показывал, как надо действовать.
– В свободное время, когда на пришвартовавшемся корабле возле судоремонтного завода имени Ленина было пусто, а вечерние мягкие сумерки, пропитанные запахом сине-зеленых водорослей, уже висели на крыльях и палубе, Леша с матросами ловил рыбу: селедку, воблу, судака. Селедку тут же окунали в ведро с тузлуком, через несколько часом засоленную рыбу подавали к ужину. Озерову дали общежитие, но его привязанность к речному делу и дружной команде оставляла молодого помощника капитана на корабле и после смены; здесь он и ночевал в комнате рядом с капитанским кубриком. В иные вечера к Алексею на судно приходила Ольга и оставалась с ним до утра. В такие ночи пылкий ветер тихими серебристыми от лунного света волнами, долго носил по реке смутные силуэты обоюдоострых ощущений молодых влюбленных. Эдмунд с высоты своих семидесяти лет с долей добродушия, снисходительности и понимания относился к пребыванию Ольги на корабле. В его отношении к своему помощнику было много отеческой заботы, и Алексей отвечал ему уважением и исполнительностью. Под руководством Лазаускаса, он выучил наизусть участки судоходного пути от Астрахани до Ленинграда и от Астрахани до Перми. Ему нравилось стоять за рулем ранним утром, когда в сине-сиреневых сумерках не было видно берегов просторной Камы из-за ширины ее русла в месте впадения в Волгу до двадцати семи километров. Так было у берегов Казани, и, выйдя на середину реки, сложно было ориентироваться по буям и створам. Он стоял на корме, охватывая прекрасный простор и смешивая его в своем сердце с событиями дня, не замечал времени. Желтая дорожка от солнца на серо-зеленой глади становилась все шире, пока не заливала золотом всю реку и палубу корабля, наделяя рулевого могуществом желтого металла. Весь мир тогда подчинялся поворотам штурвала в руках вдохновенного кормчего. Вот раздвинулся массивный мост, пропустив их стремительный бег через полукруглый вход, показались и остались позади журавлиные шеи грузовых кранов вперемешку с машинами на правом берегу, полосы сосновых лесов и ясеней превратились в заливные луга из осоки и алтея слева. Корабль вдохновенно спешил вперед, пока неуклюже с обеих сторон не надвигались берега, склоны которых становились все круче, и, перейдя в скалы, заслоняли солнце. Тогда золотая картина менялась, под темным покрывалом тени она отдавала последние яркие лучи крылу судна, и возвращала Алексея из приятных мечтаний на палубу, кренившуюся от подводного течения.
Однажды, вернувшись из рейса по Неве, корабль надолго оказался на мели из-за прекратившихся грузоперевозок и застрял в порту Астрахани. Ситуация изменилась слишком быстро, превратив успешного, перспективного первого помощника капитана в безработного, не нужного в пароходстве новичка. Штурманам, боцманам, электромеханикам, как и простым матросам, пришлось стать таксистами, строителями, торговцами. Леша стал приторговывать красной рыбой и черной икрой, перевозя товар из Астрахани в Крым. Но хотелось чего-то лучшего, торговля речными продуктами оказалась непростым занятием. После порчи большой партии рыбы свежего копчения, не выдержавшей летней жары, Алексей задумался о другой работе. Он искал правильный выход, поступил же примитивно грубо. Тогда само время вмешалось напоминанием своей быстротечности, усилив желания к быстрому успеху и материальному благосостоянию. Поиски своего отражения в море Ольгиной жизни задели честолюбивые и эгоистичные струны его души. Озеров интуитивно чувствовал, что целеустремленность и честолюбие его возлюбленной позволят далеко пойти в своей медицинской карьере.
– Может быть, голубка моя, ты станешь профессором, преподавателем в академии, – рассуждал Леша, вспоминая командирские замашки Ольги.
– А кто я сейчас: штурман без работы. Да может быть временно, может надо преодолеть эти трудности, и вновь появиться занятость в пароходстве, и опять будут неплохо платить, – думал он.
Леша тогда не знал статистических данных, что количество речных грузоперевозок в девяностые годы упало почти на девяносто восемь процентов, по сравнению с советским временем.
– Не вздумай увольняться, отпуск за свой счет через несколько месяцев закончиться, – вразумлял его Лазаускас.
– У тебя есть способности, через пару лет можешь стать самым молодым капитаном в нашем речном пароходстве, – уговаривал наставник своего помощника.
Ожидание в тот момент казалось Алексею бесплодным, а у него были серьезные планы: жениться на Ольге, и чтобы у них были дети, обязательно мальчик и девочка. Решившись идти напролом, он долго сомневался. Как сошлись, скрестившись вместе, корыстолюбивые порывы темной стороны его души и неосознанная тяга к чему- то лучшему и большему, он не мог понять и дать себе в этом отчет. Так и не помнил Алексей точно, когда и как желтая дорожка заходящего солнца на Волге слилась с золотым блеском золотых украшений; впервые явив, а потом и закрепив в голове навязчивую мысль об ограблении магазина. А только никак он не мог избавиться от этой роковой мысли. Что бы он ни делал, занозистая картина успешного похищения драгоценностей из ювелирного бутика цепко держала его внимание. Четких мотивов Леша не понимал, да и не хотел разбираться из-за врожденной небрежности и презрительного отношения к духовному труду. Бессодержательность жизни и стремлений привели его к нравственному тупику; привыкший решать все легко и быстро, стирая в своей голове препятствия, он находил лишь один выход. В его представлении ограбление магазина – это было единичное событие, чтобы дать старт дальнейшему бизнесу в торговле. Итак, он решился попытать рискованного счастья в большом городе.
Холодный ноябрь
Дорога вниз имеет мало остановок.
Теодор Драйзер
Оставшись без работы и мучаясь от непривычного безделья, Славик несколько лет проработавший трактористом в процветающем совхозе, поддержал друга и собрался тоже ехать в Астрахань. Анатолий несколько месяцев назад сопровождавший Алексея в поездке за красной рыбой и черной икрой для последующей перепродажи, легко присоединился к ним. Парни не были женаты, за исключением Анатолия, самого старшего из них, имевшего двоих детей в возрасте двадцати шести лет. Одев тулупы, втроем выехали в Симферополь; из-за резкого северного ветра уже в середине ноября было по-зимнему холодно. Быстро промелькнувшая дорога, с серо-коричневой степью и островками одноэтажных домов придорожных поселений за окном автобуса, запомнилась широким простором облачного неба, открывавшегося по правую сторону от дороги. Объемный пейзаж туч всех оттенков серого и синего цветов над ними постоянно менялся, двигаясь с востока на запад; и гора Чатыр-Даг*, виднеющаяся впереди автобуса, с трудом находила себя на горизонте среди вороха похожих на нее темных облаков. Безлюдные улицы не мешали ветру поднимать столбы пыли и разбрасывать мусор по обочинам дороги. Несколько минут они стояли напротив башни с часами, стрелки которых, переходя от цифры к цифре, наскакивали на фигурки знаков зодиака по окружности и прикрывались сверху от холода двойным полукругом в виде козырька. Алексей смотрел вверх на здание в стиле Сталинского ампира с северной стороны, где циферблат был плохо виден из-за густых веток тутового дерева с жирным тройным стволом, напоминавшим о его почтенном более, чем пятидесятилетнем возрасте. Посередине, на светлом фоне стены, густым басом пели два узких оконца, отсчитывая время каждые пятнадцать минут. Алексей вспоминал удачливого знакомого, которому, как с гуся вода, обошлась его выходка – ограбление магазина. Молодой человек так настойчиво думал об этом случае, что, как факир из дыма, своими заклинаниями вызвал перед собой Артура. Дойдя почти до конца привокзальной площади, он увидел его, стоящим у входа в небольшое кафе и покуривающим сигарету. Стрелки часов показывали начало шестого, и до отправления поезда еще было время.
