Улица петляла, и за каждым поворотом я подсознательно ожидал увидеть горожан. Поэтому когда наконец увидел, не очень-то и удивился. Они стояли, повернувшись ко мне спинами и завороженно всматриваясь во что-то перед собой. Во что? Я подошел поближе.
Это была Площадь Героев, и там, на Площади, что-то происходило. Я ничего не мог разглядеть: все загораживали рослые фигуры долинщиков. Ближайший из них, схваченный мною за плечо, только недовольным движением стряхнул руку, даже не соизволив обернуться. Ладно.
Я ввинтился в толпу, игнорируя недовольные вскрики, взгляды и прокатившийся по всей Площади шепот. Сначала это скопление пахнувших потом и страхом тел сопротивлялось, но потом неожиданно пропустило меня - и я оказался у самого края пустого пространства. Достаточно было одного взгляда, чтобы понять, в чем дело. Теперь, когда я знал, ответ казался таким простым. Разумеется, настал Срок. И по этой причине на гладких булыжниках мостовой, отполированных до зеркального блеска неумолимым временем, стоял дракон.
Его золотистая чешуя блестела под капельками дождя. Длинные вытянутые челюсти изогнулись в подобии хищной ухмылки, на шее покачивался островерхий роговой воротник лилового цвета. Огромные выпуклые глаза с темно-синими горизонтальными зрачками внимательно изучали противника молодого долинщика в кольчуге, с массивным шлемом на голове. В правой руке выбранный держал длинный широкий меч, а левую, раненую, прижимал к груди. Сам дракон, конечно же, не носил оружия (если, разумеется, не считать таковым острые когти, каждый размером с кинжал, и сплющенный в вертикальной плоскости хвост).
Долинщик оглянулся по сторонам, умоляющим взглядом обводя толпу, но никто не шелохнулся. Похоже, здесь давно уже привыкли к таким взглядам. Тогда выбранный опустил глаза на раненую руку и вздрогнул, как будто только сейчас окончательно убедился: происходящее - не очередная тренировка. Паренек дико всхлипнул, посмотрел на дракона и успел взмахнуть мечом, заметив правую переднюю лапу противника, которую тот стремительно выбросил вперед.
Дракон тем временем опустил эту конечность и мягким неуловимым движением ударил второй. Кольчуга долинщика на левом боку треснула, хлынула кровь. Паренек неловко пошатнулся, выронил меч и наклонился, чтобы поднять. Сильный удар отшвырнул клинок в сторону, прямо к моим ногам. Следующим движением дракон снес выбранному голову. Кровь, которая забила фонтаном из шеи убитого, тотчас остановилась, стоило твари прошептать какие-то слова. Судя по всему, заклинание.
Но для меня это уже не имело значения. Я знал драконов другими - и на тех, других, никогда бы не посмел поднять оружия. Видимо, что-то сильно переменилось в мире за время моего плена. Впрочем, сейчас я не собирался выяснять, что же именно.
Я медленно наклонился и поднял меч. Рукоять, обмотанная истертой кожей, привычно легла в ладонь, я резким движением стряхнул кровь с клинка и шагнул вперед. Тварь тем временем подхватила тело долинщика и уже укладывала его на шипастую спину. Я шагнул навстречу дракону... и внезапно почувствовал тупой удар в плечо. Потом еще один.
Кинжалы. Они бросали в меня кинжалы!
Я медленно обернулся, чувствуя нарастающую в груди ярость. Ведь то, что я собирался сделать, я хотел сделать для них!
Толпа подалась в мою сторону, как некий одноклеточный организм; многочисленные руки-щупальца подхватили меня и втянули внутрь. Холодящие лезвия ножей вонзались в тело, и я с горьким отчаяньем понял, что проиграл.
Как я устал быть героем, о Боже!
Как я устал обучаться убийству!
Как я устал!.. И никто не поможет
не запретит сердцу яростно биться.
Я не желаю ни славы, ни чести
стать навсегда парой строчек на камне.
Я лишь хочу оказаться на месте,
чтобы гордиться своими руками,
чтобы гордиться трудом своим мирным,
чтобы вовек мне не видеть драконов,
чтобы, встречаясь с глазами иными,
не ожидать боли, смерти и горя,
чтобы... Но если, о Боже, но если
невыполнимо хотение это,
если нельзя оказаться на месте,
если не все доживут до рассвета,
я отдаю тебе жизнь и душу...
Слышишь - о Боже! - тебе отдаю я,
чтоб это злое проклятье разрушить.
Молви, когда - тотчас молча уйду я.
Только не думай - нет, я не жалею
даже секунды об этом решенье:
так или этак, а кровь заалеет.
Пусть же моя заалеет. Вот шея!
1
Героем можно стать в силу случая или
собственного упрямства, а не только
благодаря мужественному складу характера.
Жерар Клейн
Ренкр сделал слишком быстрое ответное движение и понял, что опять купился на тот же самый трюк. Тезар мягким поворотом приостановил свой деревянный меч, которым, казалось, собирался мгновение назад ударить по плечу Ренкра - и вместо этого поразил его в бок. Не больно, но очень обидно. Панл, сидевший в тени, на ступеньках крыльца Дома, громогласно хмыкнул и похвалил:
- Молодец, Тезар! А тебе, юноша, не мешало бы научиться извлекать побольше опыта из собственных ошибок, - добавил он, обращаясь к Ренкру.
Тот согласно кивнул, стараясь не отвлекаться от серии молниеносных выпадов партнера. Почти все удалось отбить, и только последний, снова ложный, он пропустил. Почти. Деревянный клинок Тезара уже был в непосредственной близости от Ренкрова плеча, когда тот быстро присел, уходя немного вбок, и сделал колющее движение в сторону партнера.
- Неплохо, - проворчал дед. - Но все-таки ты снова поверил. Для молодого человека восемнадцати ткарнов от роду это удручающий результат. Как я уже говорил, во время поединка нужно смотреть только на противника и его оружие. А ты глазеешь по сторонам, как новорожденный младенец. Поэтому Тезару удается тебя обмануть. Лард! - внезапно закричал он, обращаясь к пареньку в соседней связке. - Ты-то что творишь? Как ты держишь меч?! Это же оружие, а не... О Создатель, смотри! Показываю в последний раз... - С этими словами дед пружинисто поднялся со ступенек, подошел к Ларду и принялся ему что-то втолковывать.
Дверь Дома скрипнула, на крыльцо вышел мастер Вальрон. Он, следуя ежедневному ритуалу, оперся о гладкие, потемневшие от времени перила и начал наблюдать Молодых Героев. В глазах мастера стоял мутноватый туман, длинные седые волосы бороды легонько трепыхались под порывами ветерка. В такие моменты старец напоминал древнюю мудрую ящерицу, выбравшуюся погреться под живительными лучами утреннего солнышка. Казалось, он почти не; дышит, медленно впитывая в себя сверкающую энергию проснувшегося мира.