– Здравствуйте, – прогудел сзади радостный голос. Толстяк в чистом белом поло хлопнул моего отца по спине, отчего тот вздрогнул. – Вы, наверное, Идены! – Отец незаметно посмотрел на его макушку. Кипы на уложенных гелем волосах не было. Наш новый сосед протянул мясистую руку: – Наши новые соседи! Даже не представляете, как я рад вам! От тех, кто жил в этом доме до вас, я был не в восторге. То есть, наверное, люди они хорошие, но уж очень закрытые. Нам так хотелось завести новых друзей. – Прищурясь, он обвел взглядом задний двор – пожалуй, самый впечатляющий из тех, что я видел: огромный бассейн, мраморная купальня, джакузи, бар, изгородь вокруг живописного поля для гольфа – и пожал плечами: – Не знаю, куда подевалась Синтия, наверное, ушла в дом. Идемте, я вас познакомлю. Кстати, меня зовут Эдди Харрис. Очень рад.
Отец натянуто улыбнулся; рука его в ладони Эдди казалась до смешного маленькой.
– Яаков Иден.
– Спасибо, что пришли, Яаков, – сказал Эдди и протянул руку моей матери.
Получилось ужасно неловко: мать недоуменно уставилась на его руку, не зная, как поступить – то ли, повинуясь приличиям, ответить пожатием, то ли соблюсти запрет прикасаться к людям другого пола, исключая родственников. Я моргнул, но Эдди быстро осознал свою ошибку и опустил руку.
– Черт, прошу прощения! – пролаял он. – Я как-то не подумал, извините меня за дурость…
– Ну что вы, – успокоила его мать, красная от смущения. – Ничего страшного.
Отец скривился, точно у него идет почечный камень, но Эдди и мать неловко улыбнулись друг другу.
– Я Лия.
Будь на месте Эдди кто-то другой, вышло бы неприятнее – пожалуй, такую неловкость не удалось бы загладить. Он же звучно рассмеялся, рассеяв напряжение.
– Не сердитесь на меня, такой уж я шмок[46]. У нас тут мало кто строго соблюдает… как это называется? Шомер негия[47], точно. Может, и стоило бы, между нами говоря, я покажу вам одну парочку, о них такое говорят, хотя кто я, чтобы их судить? Сам-то я как-то не придаю значения этому правилу – мол, нельзя прикасаться к чужим. Только Синтии не говорите, а то она меня убьет. – Эдди расхохотался, перевел взгляд на меня: – А тебя как зовут, дружище?
Рукопожатие у него было крепкое.
– Арье.
– Да ладно. Так звали моего старика.
– Правда?
– Вот кто был настоящий цадик[48]. – Он примолк, устремившись мыслями в небо. – Вам бы он понравился, – пробормотал он моему отцу.
Отец вежливо, но как-то неуверенно кивнул.
Эдди повернулся ко мне:
– А сколько тебе лет, парень?
– Семнадцать.
– Семнадцать? Ты в каком классе – одиннадцатом, двенадцатом?
– В двенадцатом.
– Здорово. Я так понимаю, будешь учиться в ешиве в Санни-Айлс? Там люди серьезные, не сомневайся. Я слышал, у них мишмар[49] три раза в неделю.
– Нет, я буду учиться в “Коль Нешаме”.
– В ту, о которой вы говорите, ехать намного дольше, – вмешалась мать. – Ну и нам сказали, что в “Коль Нешаме”, в общем, образование лучше.
– Ого, так ты будешь учиться в старой доброй академии “Голос души”?[50] Кто бы мог подумать! – Он улыбнулся лукаво, как мальчишка. – Тогда ты просто обязан познакомиться с моим сыном, вы с ним будете в одном классе. – Эдди оживленно сказал моим родителям: – Правда, здорово?
Они вежливо улыбнулись в ответ.
– Ноах Харрис! – рявкнул он, обернувшись к бассейну. – Где тебя носит?
Из воды вылез высокий зеленоглазый парень с длинными светлыми волосами, улыбкой точь-в-точь как у отца, чрезвычайно развитыми мышцами плеч и живота. Явно спортсмен.
– Рад познакомиться. – Он набросил на плечи полотенце. – Я бы пожал вам руку, но я весь мокрый.
– Полегче с рукопожатиями. – Эдди подмигнул моей матери. – Ноах, это Ари, он будет учиться в твоем классе.
– Да ладно.
– Яаков, Лия, идем выпьем? Незачем нам дышать этим двоим в спину. – Эдди шутливо хлопнул меня по спине. – Яак, ты куришь сигары? Нет? Надеюсь, мне удастся приохотить тебя к односолодовому виски. У меня есть одна классная штука, ты обязательно должен это попробовать. Ноах, принеси Ари пива, а может, хот-дог, если он захочет? Не волнуйтесь, все кошерное.
С этими словами он приобнял своей большой рукой моего отца, внимательно следя, чтобы ненароком не коснуться моей матери, и увел их прочь.
Ноах проводил их взглядом. Его руки, свисавшие вдоль тела, были напряжены, словно вот-вот перехватят мяч. Интересно, подумал я, каково это – жить с такой проблемой.
– Кажется, тебя зовут Ари?
– Арье, – ответил я и поправился: – Сокращенно Ари.
– Откуда ты?
– Из Бруклина.
– Круто. У меня друзья на Лонг-Айленде. Знаешь там кого-нибудь?
– Кое-кого, – уклончиво ответил я, уверенный, что у нас ноль общих знакомых.
– Я был в лагере с Бенджи Вертхаймером. Знаешь его? – спросил он, стараясь завязать разговор. – Нет? Потрясающий разыгрывающий защитник.
Я покачал головой.
– А Ефрема Стерна? Окей, Наоми Спитц? Ширу Хаар? Она из Кингс-Пойнт. Ее все знают, она закатывает вечеринки в Хэмптонсе, очень красивая. – Он рассмеялся. – Не говори моей девушке, что я это сказал, – доверительно произнес он и указал на бассейн.
– Не скажу.
– Где ты учился?
– В “Тора Тмима”.
– “Тора Тмима”?
– Ага, – смущенно проговорил я.
– Никогда о ней не слышал. Она новая?
– Нет. Вообще-то нет.
– А, значит, фрум[51]. Штетл[52]. Черные шляпы.
Как же мне было неловко. Должно быть, Ноаху, чья жизнь, по всей видимости, состояла из спортивной славы, пляжных домиков и летних вечеринок, я показался степенным учеником раввина, забредшим не в тот мир – или, по крайней мере, не в тот двор, то-то смеху. Мне не привыкать быть чужаком. В прошлой своей жизни я был чужаком, но таким, который понимает, что законы, управляющие всеми сферами жизни – как жениться, как думать, как завязывать шнурки, – неизменно продиктованы представлениями о морали. Теперь же, с Ноахом, я тоже был чужаком, но другим – тем, кто пытается спрятаться у всех на виду, не понимая, какие здесь действуют законы. Здесь притворяться своим будет еще труднее, чем в Бруклине, подумал я.
– В общем, да, – ответил я.
Он рассмеялся.
– Тут все немного иначе. У нас здесь соблазнов побольше, чем в “Тора…”… Как там дальше?
– Тмима.
– Да. Точно. Там ведь наверняка учатся одни парни?
Я скривился: как же быстро он меня раскусил.
– К сожалению, – признался я, стараясь сохранить хотя бы подобие самоуважения.
– Я бы в такой школе не выжил. Чокнулся бы, точно. – Он потер бицепс. – Идем, я тебя познакомлю.
Я нервно подошел вслед за Ноахом к краю выложенного мрамором бассейна. К нам подплыли две девушки.
– Дамы, – сказал Ноах, – знакомьтесь, это Ари Иден. Ари, это моя девушка Ребекка Надлер, а это не моя девушка, София Винтер.
– Рад познакомиться, – произнес я.
– Привет. – Ребекка подплыла ко мне, чтобы пожать руку. Ноах бросил на нее предостерегающий взгляд, она остановилась и, не растерявшись, помахала мне рукой. Она была высокая, спортивная, с волнистыми каштановыми волосами, большими зубами и крупными чертами лица. Но я не отрываясь смотрел на Софию, которая молча двигалась к бортику, – темные волосы, молочно-белая кожа, острый, чуть угловатый нос, тонкие, но сильные руки, небесно-голубые глаза.
Ноах хлопнул меня по спине: я слишком долго таращился на Софию.
– Откуда ты приехал? – Ребекка смотрела на меня с любопытством.
– Из Бруклина.
– В Нью-Йорке замечательно, правда?