— Что ты делаешь?

Адриан повернул голову. Черные волнистые волосы падали на его глаза, сверкнувшие янтарем. В гостиной было жарко, как он любил. Сразу стало ясно, почему гостиная называлась красной: для убранства Жамардин выбрала практически все цвета от кораллового до пурпурного. В камине бушевал огонь, и его отсветы плясали на шелковых подушках диванчика. На столике у окна стояла бутылка вина и три бокала.

— Готовлюсь к ритуалу, — ответил Адриан и снова зачерпнул двумя пальцами черное нечто. — Кхерской краски у Жамардин, конечно, не отыскалось, пришлось смешать золу с водой. Хорошо, что сегодня у нас поминки, а то золотого здесь тем более не найти, — он невесело усмехнулся.

— Будет кто-то еще? — спросила Таня, кивнув на бокалы.

— Нет, — ответил Мангон. — Запри дверь, пожалуйста.

Таня нахмурилась:

— Это чтобы я не сбежала?

— Чтобы нас не беспокоили, — ответил Адриан. — Это важно.

В комнате не было никакого света, кроме пламени в камине, и его отсветы делали черты лица Мангона будто бы мягче, однако это не могло успокоить Таню, которая тут же стала просчитывать варианты отхода. У камина стояли кочерги и совки на треножной подставке, ими вполне можно было обороняться. На стене висела старая мандолина; тоже пойдет, если уж совсем прижмет. Мангон закончил раскрашивать руки и, держа их полусогнутыми, чтобы не испачкать рубашку, подошел к Тане.

— Я сегодня хотел провести ритуал огня, и хочу, чтобы ты была здесь со мной.

— Ритуал?

— Важное, священное действие.

— Я сегодня умру? — спокойным тоном спросила Таня, хотя внутри так и замерла от страшного предчувствия.

— Что? Матерь, нет! Почему ты так стремишься умереть?

— Я не хочу. Это твой план, — буркнула Таня.

— Я не собираюсь тебя убивать. Я хочу проститься с Владом.

Обида, которую Таня лелеяла весь вечер, растворилась буквально за мгновение. Она посмотрела на Мангона и впервые увидела его таким уязвимым. Так ли он хорошо притворялся, или она просто отказывалась видеть в нем кого-то, кроме кровожадного дракона? Его глаза блестели, а поднятые брови придавали лицу грустное выражение. Мангон отвернулся, чтобы перевести дух.

— Обычно я не показываю чувств, — сказал он.

— Правда? — саркастически поинтересовалась Таня. — Боишься, что всем расскажу, что ты — это не кусок льда?

— Хах, мне тоже есть, что о тебе рассказать, — усмехнулся Адриан, и когда он повернулся, в его прищуренных глазах затаилась искра, а губы растянулись в хитрой улыбке.

— Ты Тень! — воскликнула Таня, показывая на него пальцем. — Ты сейчас Тень. Это он так улыбается и говорит с таким… Как это назвать?

— Таким тоном, — подсказал Адриан.

— Вот, он делает так же! — радостно заявила Таня и, сделав шаг вперед, оказалась совсем рядом с ним, почувствовала знакомый запах шалфея и кардамона, и стушевалась, не решаясь даже дотронуться до Мангона, хотя так хотелось обнять старого друга.

— Я позвал тебя, чтобы попрощаться с Владом, — вновь заговорил Адриан. — Обычно мы возвращаем тела Великой Матери, сжигая их на погребальных кострах, но к сожалению, Влад умер в одиночестве. Это будет вечер скорби, поэтому мои руки черные. Зола чуть подсохнет, и нужно будет раскрасить еще лицо. Нужной одежды у меня с собой нет, придется обойтись без нее.

— Не думаю, что Владу нужна твоя одежда, — покачала головой Таня.

— Ритуалы нужны не мертвым, Татана. А живым, — ответил Мангон и сочувствующе посмотрел на нее, так что сразу захотелось сменить тему разговора.

— Хочешь, я помогу тебе рисовать лицо? — предложила Таня. — Руки долго становятся сухие.

— Что ж, не откажусь.

Адриан сел за стол, поставив локти на него, стараясь не замарать ничего вокруг золой. Таня устроилась на стуле напротив, придвинувшись так близко, чтобы дотянуться до его лица. Тонкой кисточкой она набрала краску, посмотрела на Адриана, оценивая фронт работ, и снова ясно увидела, насколько красиво его вытянутое лицо, и впалые щеки, и высокие скулы. Мангон же просто смотрел на нее, не отрываясь, не стесняясь янтарных искорок в глазах.

— Что нужно делать?

— Покрасить вокруг глаз и провести две линии по щекам. Ты видела, как я делал на прощание с Айронгу.

Точно, Айронгу. Еще одно существо, по которому пришлось проводить ритуал из-за Тани. Она нахмурилась, размешивая краску снова и снова, собираясь с силами, чтобы снова взглянуть в лицо Мангону.

— Татана, — тихий, непривычно мягкий голос Адриана прозвучал совсем близко.— Ты в порядке?

— Не очень, — вымученно улыбнулась Таня. Когда набралась смелости и посмотрела в глаза Мангону, то не увидела в них осуждения. Наконец она обтерла кисть о край миски и, уперев ребро ладони в его щеку, провела дрожащую линию по верхнему веку.

— Я узнал Влада вскоре после того, как он появился в городе, — заговорил Адриан, и Таня почувствовала его дыхание на своем лице — настолько близко они сидели. — Это было двадцать лет назад. Он пытался помогать людям, говорил, что должен ощупывать кожу, слушать грудь без одежды, заглядывать в рот, нос и Матерь знает куда, — он коротко рассмеялся своим воспоминаниям, и линия вышла особенно кривая. — Один советник практически не вставал с кресла, и однажды сидеть ему стало больно. Когда никакие лекари не помогли, он вызвал Влада, и тот захотел осмотреть его без штанов. Еще сказал: “Надеюсь, не придется ничего резать”, — он снова рассмеялся. — Советник… Как же его звали? Не важно. Он был в бешенстве, схватил Влада за ухо и тащил в суд, а может, прямо в темницу. Я их встретил в коридоре , спросил, в чем дело. Так мы и познакомились. Я буквально спас его от казни за то, что он полез в штаны члену совета Илирии.

— Поднимай глаза наверх. Пожалуйста, — попросила Таня, и Адриан послушно посмотрел на потолок.

— Влад всегда был своеобразным врачом. Возмутительным. Его называли беспринципным, осквернителем женщин, разрушителем чести. И шли к нему, когда надежды больше не оставалось. Он не обращал внимания на сплетни и просто хорошо лечил людей, и теперь я понимаю, почему ему это удавалось.

— Если правда, он даже не врач. Не совсем врач, — сказала Таня, окуная кисточку в краску. — Он делал вакцины. В нашем мире. Конечно, он много учился и мог использовать знания. Но Влад делал очень много, чтобы крошки знания превратить в полезное дело. Ему, наверное, было тяжело.

— Влад был по-настоящему хорошим человеком, — сказал Мангон. — И умер достойно, защищая названную племянницу. Поэтому я не позволю его душе отправиться к Бурунду, — он внимательно посмотрел на Таню, и та на секунду остановилась.

— Жослен сказал, что Влад был глупым. Потому что связался с нами. Если не я, он был бы жив, — голос ее дрогнул.

— Я уверен, если бы Владу дали шанс все изменить, он все равно предпочел бы встретить тебя, чем прожить всю жизнь никому по-настоящему не нужным. Если бы пришлось, ты бы дралась за него?

— Конечно! — с жаром ответила Таня. — Если бы я только могла, я бы с помощью спины закрыла его.

— Вот и он сделал то же самое. Это был его выбор, и не стоит его обесценивать. Лучше сохрани память о нем в своем сердце, — серьезно сказал Мангон, а потом вдруг усмехнулся: — Второй глаз не дождется твоего внимания?

— Что? — спохватилась Таня. — Ох, прости, сейчас буду рисовать. Не надо смеяться, а то я делаю волны.

Она медленно провела кисточкой по темному веку, наблюдая, как неровно ложится импровизированная краска. Мангон с измазанными черным руками, подавшийся вперед, чтобы Тане было удобнее его красить, выглядел непривычно беззащитным. Нет, она была уверена, что он оставался опасным каждое мгновение, но никогда не видела его настолько доверяющим. Наверное, таким его знала молодая Жамардин или Раду, в такого Адриана они влюбились на всю жизнь.

— Смешно, — вдруг хмыкнула Таня.

— Что смешного?

— В моем мире девушки любят красить лицо. Иногда они собираются вместе и красят друг друга. Кушают вкусную еду, смотрят живые картинки. Смеются. А я никогда такого не имела. И вот мне двадцать лет, и я впервые крашу глаза. Мужчине.