Но разговор с врачами не давал повода для таких мыслей. Он задал прямой вопрос Бартлету. И хотя его ответ был осторожным и неопределенным, хотя врач всячески подчеркивал неосведомленность о характере болезни и ее течении, в его словах было нечто большее, чем просто желание успокоить. Он выразил надежду, что Поль избежал страшных последствий болезни. Он даже высказал предположение, что, если в ближайшие два дня состояние Поля будет улучшаться, весьма возможно, он благополучно выпутается из этой истории. И от этого осторожного оптимизма или оптимистической осторожности у Поля вновь возникло чувство вины и растерянности.

Когда Поль увидел, что из штабной палатки выходит Хоуп Уилсон, он страшно обрадовался и приветствовал ее с таким энтузиазмом, с каким земляки приветствуют друг друга, встретившись на другом краю света в незнакомом месте. Значит, она тоже избежала заражения.

— Мисс Уилсон!

— Мистер Донован!

Поль мгновенно почувствовал по ее интонации, что она испытала такое же облегчение, увидев его здоровым.

— Боже, как приятно вас видеть! — воскликнул он.— Я хочу сказать… А-а… то есть… Как приятно кого-нибудь увидеть.

Поль умолк в смущении. Он хотел сказать вовсе не это. А если и это, то сказал совсем не так. Опять получилось неуклюже, опять он мямлил и чувствовал себя неловко. Он вспомнил их предыдущую встречу, вспомнил, как ему было трудно говорить с ней. Правда, тогда он был болен и занят сыном Праттов… Воспоминание о неловкости предыдущей встречи и неудачное начало разговора заставили его покраснеть, в ушах зазвенело. И дело было вовсе не в болезни. А в самой Хоуп. Странно, ведь он знал эту женщину совсем мало. И вроде бы ничего особенного к ней не чувствовал. Поэты когда-то назвали это «химией любви». Но он как биолог в это не верил.

— Я понимаю, что вы хотите сказать,— улыбаясь, сказала она.— Я почувствовала то же самое, когда вас увидела. Все это ужасно, не правда ли? А вы совсем не болели? — спросила она.

— Немножко,— ответил Поль.— Однако самое худшее, когда не знаешь, чем болен.

— Конечно,— сказала она,— плохо не знать… Но есть вещи и похуже… Это… это просто ужасно…

— Ваши тетя и дядя? — спросил Поль, бросив взгляд на палатку госпиталя.

— Да,— ответила она,— они там.

— Мне очень жаль,— сказал он тихо.— Я пришел повидать миссис Дженкинс. Она без сознания.

— Это… это ужасно.

— А вы не больны?

— Кажется, нет! Во всяком случае, пока. А вы?

— Я болел прошлой ночью. И сегодня с утра чувствую слабость, но небольшую. Безусловно, это не сравнится с тем, что приходится переносить любому из них. Слушайте,— спросил Поль,—вы уже пили кофе? Доктор Бартлет сказал мне, что где-то есть полевая кухня, которая выдает питание: Вы же знаете, как функционирует армия во время катастроф. Что ни случись, у них всегда есть кофе и пирожки.

— Я с удовольствием выпью чашечку кофе.

Они прошли к палатке-столовой, разбитой рядом с полевым госпиталем во временном городке, который армия соорудила в центре Тарсуса. Поль не мог не восхищаться эффективностью операции, проведенной армией, но ряды деревянных столов и скамеек в столовой действовали угнетающе. Особенно теперь, при таком безлюдье. Они налили кофе из большого кофейника, стоявшего на одном из столов. Когда они брали сахар и сливки, Поль повернулся и сказал Хоуп:

— Вы, наверное, не хотите пить здесь, правда? Она осмотрелась, сморщила нос и сказала:

— Нет, не очень.

— Тогда пойдемте под дерево,— предложил Поль.

— Прекрасно,— сказала она.

Они вышли и вынесли чашки с кофе на широкую лужайку перед госпиталем.

— Здесь живут Питерсоны,— сказала она.— Я их тоже видела в госпитале.

Под березками стояли старинные скамьи из кованого железа, но Хоуп и Поль прошли дальше и сели на траву. Некоторое время они пили кофе молча. Хоуп первой нарушала молчание:

— Я понимаю, что все больны, но мой дядя… Он просто сошел с ума.

— Что вы хотите этим сказать? — спросил Поль.

— Это ужасно, просто ужасно. Он все время говорит, что он мертв. Всю ночь пролежал не двигаясь, только плакал и повторял без конца, что он мертв. Дело не в том, что он умирает или боится умереть. Он по-настоящему думает, что уже умер. И он не в бреду. Когда я хотела его успокоить и сказала, что он жив, он мне ответил, что это очень мило с моей стороны говорить так, но он-то знает, что уже мертв.

— Не понимаю,— сказал Поль,— может быть, это следствие высокой температуры.

— Может быть,— ответила она неуверенно.— Доктор Бартлет никак не мог это объяснить.

— А ваша тетя? — деликатно спросил Поль.

— Она не так больна, как он, и, кажется, в здравом уме. Меня, однако, пугает то, что у нее астма, а эта болезнь, возможно, ухудшит ее состояние. Они из-за астмы переехали сюда двадцать лет назад. Она очень страдала от астмы. Они купили овечью ферму в долине, а здесь, в городе, построили себе дом.

— Ну,— сказал Поль, стараясь придумать что-нибудь ободряющее,— я уверен, что военные сделают все, что в их силах.

— Они ее держат под кислородным колпаком и дали ей адреналин. Думаю, что нам повезло,— добавила она.— Я хочу сказать, что военные так быстро сюда приехали со всем оборудованием и с таким большим персоналом.

— Да,— сказал Поль,— они явились, как наездники в последних кадрах ковбойского фильма. Я нашел миссис Дженкинс на полу в гостиной прошлой ночью и вышел, чтобы позвать кого-нибудь на помощь. Потом отправился к доктору Кули, чтобы позвонить от него и вызвать врача. И тут они и подъехали в своих диких костюмах.

— Костюмах? Какие костюмы?

— Защитные костюмы с масками и перчатками. Они выглядели действительно странно, почти как космонавты.

— Странно,— сказала Хоуп.

— Что вы хотите этим сказать?

— Сегодня утром они уже без них.

— Верно, без них.

— Тогда…— сказала она медленно, наморщив лоб и напряженно, думая.— Если они не знают, что это за болезнь, если точно не выяснили, чем все больны, зачем сняли защитные костюмы? Разве они не боятся тоже заразиться? Мы-то ведь находимся здесь в карантине, потому что мы заразные. Может быть, им сделали прививку?

— Нет,— сказал Поль,— это нелогично, если они не знают, что это за болезнь. Вы знаете, я спрашивал у майора Робертсона про костюмы. А потом мы начали говорить о чем-то другом. Но теперь я вспоминаю, что он не ответил на мой вопрос.

— Я думаю, что они знают больше, чем говорят нам.— Хоуп повернулась и посмотрела Полю прямо в глаза.— Но что именно они нам не говорят? Что может быть таким ужасным, что нам нельзя этого знать?

Голос ее был спокоен. Поль видел на ее лице лишь настойчивое любопытство и удивительную сообразительность. Сам-то он не заметил в разговоре с майором Робертсоном какой-либо непоследовательности или, может быть, желания увильнуть от прямого ответа.

Хоуп смяла пустой картонный стакан.

— Я не вижу в этом смысла,— сказал Поль после длительной паузы.— Кого им надо выгораживать? Насколько я знаю, все в городе больны, кроме меня и вас. Почему им не ответить нам прямо? Зачем им что-то скрывать?

— Я не знаю. Иногда трудно получить прямые ответы от врачей. Особенно от незнакомых. Наверное, военные врачи особенно скрытны.

— Наверное, так и есть,— сказал Поль,— однако доктор Бартлет и майор казались мне достаточно откровенными.

— Да,— сказала Хоуп,— но они не такие, как доктор Грайерсон.

— Кто он?

— Врач моей тети в Солт-Лейк-Сити, он крупный специалист.

— Вы ему позвонили?

— Я пробовала,— ответила она,— но наш телефон не работает, а я не хотела оставлять их дома одних. А потом приехали военные. Но сейчас можно было бы позвонить. Как вы думаете, его пустят сюда? Ведь карантин на врачей, вероятно, не распространяется, а?

— Думаю, что нет,— сказал Поль,— они ведь должны лечить больных.

— Я бы могла попросить его приехать сюда и посмотреть тетю. И тогда он мог бы ответить на некоторые наши вопросы. Я его знаю с детства и доверяю ему.