– Ладно, подождём.
В нервной тишине мы ожидали восстановления контакта с зондом, Сатурн плыл под нами, величественный и молчаливый.
– Есть сигнал! – воскликнул вдруг Рик. – Пошла телеметрия!
Висевший за моей спиной и задумчиво глядевший на разворачивающийся внизу облачный пейзаж Андерсон развернулся к пульту управления зондом.
– Это обсерватория, – зазвучал в наушниках голос планетолога, – мы тоже принимаем информацию с аппарата!
– Что там? Что показывают приборы? – нетерпеливо спросил профессор.
– Похоже… – Рик пробежался глазами по столбцам данных, – …Кажется, всё в порядке. Приборная скорость тысяча двести метров в секунду и быстро падает, тангаж минус тридцать градусов, высота минус двести два от условной границы… Тормозные щитки выпущены, скорость уменьшается, вот-вот будем готовы к сбросу оболочки… Выброс парашюта через пять секунд… четыре… три… две… одну!
«Ахиллес» падал в недра Сатурна. Его доселе белая обшивка стала угольно-чёрной от копоти. Сработали пироболты, и от оболочки зонда отделилась верхняя часть, выстрелил в небо и раскрылся тормозной парашют. Через пять секунд после раскрытия обгоревший тепловой щит отделился от спускаемой капсулы, устремившись вниз, в пучину бездонного атмосферного океана. Спустя еще несколько секунд после этого «Ахиллес» вновь вздрогнул от взрыва – бахнули пиротехнические замки, удерживающие вместе две яйцеобразных половинки защитной оболочки спускаемого аппарата. Лопнув чётко по соединительному шву, они отделились от зонда и улетели вслед за остатками щита. Стреловидный аппарат медленно спускался вниз на парашюте.
– Есть успешное отделение внешней оболочки! – сообщил Рик. – Приступаем к запуску двигателя.
– Макс, мы отстрелили скорлупу, доклад! – сказал Андерсон, обращаясь к планетологу.
– Ээ… да, пошли данные по давлению, химсоставу и температуре атмосферы, они нужны тебе прямо сейчас?
– Нет, пока для меня главное лишь то, что вы их принимаете, – ответил профессор.
– Давление полторы атмосферы, вертикальная скорость спуска – восемнадцать метров в секунду, – сказала Дарья.
– Воздухозаборник открыт, реактор запущен, температура в активной зоне шестьсот градусов, растёт, идет раскрутка двигателя, – отрапортовал Харрис.
Небольшой ядерный турбореактивный двигатель зонда, являвшийся миниатюрной копией атмосферных движков «Дедала», постепенно набрал обороты и вышел на холостой режим.
– Есть запуск двигателя, все параметры, похоже, в норме, гидравлика работает, автопилот запущен, авионика в порядке. Сэр, «Ахиллес» готов к отделению от парашюта, – отчитался второй пилот экспедиции.
Хлопнули пироболты, зонд отделился от парашютной системы и устремился в бездонный атмосферный океан Сатурна. Ощутив долгожданную свободу, компьютер «Ахиллеса» увеличил обороты двигателя. На протяжении нескольких сотен метров аппарат падал вниз, набирая скорость, затем выровнялся и полетел уже горизонтально, как надлежит самолёту.
– Подтверждаю переход «Ахиллеса» в горизонтальный полёт на высоте минус двести двадцать семь километров, – сказал Рик.
Люди на мостике облегчённо выдохнули, раздались аплодисменты.
– Отличная работа, дамы и господа! – сквозь общий галдёж раздался голос Андерсона. – Макс, ты слышишь меня?
– Да, Уилл.
– Зонд готов к выполнению научной программы.
– Понял тебя, мы уже вовсю получаем данные с приборов.
«Ахиллес» не был первым аппаратом, спущенным в оболочку газового гиганта. Самым первым был «Галилео» – нырнувший в атмосферу Юпитера в далеком 1995 году и погрузившийся на глубину 135 километров. Затем в 2038-м то же самое проделал «Да Винчи», на этот раз с Сатурном. Третьим подобным зондом должен был стать «Птолемей», запущенный в 2034-м, он достиг Юпитера через шесть лет, однако что-то пошло не так, и спускаемая капсула так и не смогла отделиться от основного орбитального аппарата, оставшись навеки прикованной к нему, так что этот спуск не состоялся. Как бы то ни было, все эти зонды представляли собой относительно примитивные болванки, оснащение которых, помимо научного оборудования, состояло лишь из простенького компьютера, радиопередатчика да небольшой аккумуляторной батареи, питавшей всё это хозяйство. Внешне они напоминали небольшую летающую тарелку, вот только, собственно, летать ни один из них не мог по причине отсутствия двигателей и крыльев. Всё что им было уготовано, – лишь медленно спускаться на парашюте в недра планеты, по пути ведя наблюдения с помощью своих научных приборов, до тех пор, пока колоссальная температура и давление не прикончат их. Обычно продолжительность работы подобных зондов не превышала нескольких часов.
«Ахиллес» разительно отличался от них. Будучи намного крупнее, он представлял собой, по сути, настоящий беспилотный самолёт. Благодаря не требовавшему топлива ядерному турбореактивному двигателю, он мог барражировать в атмосфере Сатурна на протяжении многих месяцев, то погружаясь в её глубины, то взлетая практически к самому космосу. Его короткие стреловидные крылья прекрасно подходили для полёта в условиях ураганного ветра, бушующего в верхних слоях газовой оболочки планеты-гиганта. Он был оснащён десятком различных приборов для изучения атмосферы, её структуры и состава. Полёт зонда целиком управлялся бортовым компьютером, всё, что требовалось от нашей научной группы, – лишь ставить перед ним задачи, и умная машина самостоятельно выполняла их без какого-либо вмешательства человека. Оказываясь в зоне видимости приборов корабля, зонд отправлял на его борт пакеты с полученными данными.
– Мостик, это лаборатория, мы получаем видеосигнал с «Ахиллеса» – не хотите взглянуть?
– Мейс, можешь вывести на экран? – спросил Андерсон, обращаясь к инженеру.
– Конечно, босс.
Вильямсон немного поколдовал над своим пультом, и через пару секунд на одном из экранов перед нами появилась картинка с камеры зонда. Мы сгрудились вокруг монитора – каждому хотелось лично, своими глазами увидеть, что же творится там, внизу, в недрах этого далёкого, чуждого нам мира.
«Ахиллес» летел среди бескрайнего моря из желтовато-оранжевых облаков, окружённый ими со всех сторон, – крошечное творение рук людских в недрах гигантской газовой планеты. В промежутках, свободных от туч, сверху над зондом то и дело мелькали лоскуты кристально-чистого голубого неба, внизу же атмосфера по мере увеличения плотности приобретала сначала жёлтый, а затем красно-бордовый оттенок.
– Это… это прекрасно! – выдохнула Кусто.
– Невероятно, небо совсем как на Земле, – сказал я.
– Атмосфера состоит в основном из водорода и гелия с примесями метана и аммиака. Мы ожидали увидеть нечто такое, – тихо сказал Андерсон.
– Вот бы мы могли спуститься туда, увидеть всё это своими глазами! – мечтательно промолвила Кусто.
– Было бы классно, – согласился Рик, – жаль, что, скорее всего, это была бы дорога в один конец. Чтобы выйти на орбиту Сатурна из его атмосферы, взлётному модулю потребуется развить скорость двадцать пять километров в секунду. И это без учёта гравитационных и аэродинамических потерь. Это чертовски много, в три с лишним раза больше, чем на Земле.
– Что ж, думаю, на этом можно подвести итог под операцией по спуску «Ахиллеса», – произнес Андерсон. – Вы отлично поработали, друзья, теперь дело за научной группой. Все свободны, можете идти отдыхать.
Народ стал медленно расходиться, покидая рубку корабля. Я же, будучи вахтенным, остался на мостике – меня ожидало впереди ещё четыре с половиной часа дежурства.
– Я, пожалуй, подзадержусь ненадолго, послежу ещё за телеметрией и всё такое, – сказал Харрис.
Мы остались на мостике вдвоём. Я устроился в своём кресле, откинувшись на спинку, насколько это было возможно в невесомости. Рик уселся справа, на месте Даши. Работа была сделана, и напряжение, владевшее нами на протяжении нескольких часов, медленно отпускало. Какое-то время мы молча созерцали раскинувшийся под нами пейзаж Сатурна. Где-то там, далеко внизу, собирая научные данные, нёсся сквозь аммиачно-метановые облака «Ахиллес» – крошечный посланец человечества в этом газовом мире.