Как улитка – инстинктивно вытянула тонкие рожки к солнечному лучу, но тут же спряталась обратно в раковину.

Я улыбнулся этой хрупкой прозрачной раковине и снова поотстал, равняясь с волшебником.

– Заигрываешь с постаревшими принцессами? – выдохнул волшебник так, что я, скорее, догадался, чем расслышал.

– А она принцесса?

– Заколдованная, – так же, практически беззвучно, откликнулся он.

Дама в синем странно дёрнула плечом, как будто пыталась проглотить смешок.

Впрочем, мне это наверняка померещилось.

Обещанная «веранда» оказалась большой открытой площадкой на третьем этаже с северной стороны дома – этакий балкон-переросток. Пол был вымощен красно-серыми каменными плитами в шахматном порядке. Ни навеса, ни крыши, с трёх сторон – массивные чёрно-коричневые перила. С четвёртой – глухая стена с единственной стрельчатой дверью, прямо над которой этажом выше торчала узкая башенка, немного напоминающая её по очертаниям. Справа от двери уже стоял диван с жёсткой деревянной спинкой и низкий столик.

– Господин Кормье с девочкой будут сидеть здесь? – поинтересовался волшебник, мельком оглядывая веранду. Саквояж стоял на полу, уже полуоткрытый.

– Вероятно, да.

Он скрестил руки на груди, пряча тонкие пальцы в рукавах, и сощурился.

– Хорошо. Проследите, чтобы эти пятнадцать минут нас никто не беспокоил.

Женщина кивнула и вышла, беззвучно притворив дверь за собою.

Волшебник тут же сноровисто подоткнул рукава своей хламиды и подол, а затем начал быстро оформлять сцену. Складная бумажная ширма с экзотическими птицами, два треножника для создания разноцветного дыма, и длинная полоса ткани, развешенная на череде разных по высоте стоек – вот и всё. Я скинул плащ и начал делать растяжку в одном трико, жалея, что не могу накинуть на время представления чего-нибудь потеплее. С северной стороны веяло сырым холодом.

– Там река внизу, наверное, – предположил я. Волшебник к этому времени уже закончил расставлять реквизит и подошёл к перилам.

– Если и так, то отсюда её не видно. Дом стоит над самым обрывом, стена переходит в крутой склон, а у подножья – опять яблони и вишни, – пожал плечами он. – Начинаем с карточных фокусов, потом платок, потом роза и «исчезающий компаньон». Заканчивать будем гипнозом. Пока я меняю инвентарь – ты жонглируешь кольцами либо разыгрываешь пантомиму.

– В общем, отвлекаю внимание, – вздохнул я и сделал стойку на руках. В запястье что-то слегка хрупнуло.

Волшебник заметил.

– Не перестарайся там.

Я хотел ответить, что всё в порядке, но не успел – дверь снова открылась, только на этот раз вошла не служанка, а Ирма. Одной рукой она катила тачку с огромной, закрытой чехлом клеткой, а в другой держала с полдесятка поводков.

– Дворняги и голуби? – спросил я вместо приветствия.

– И кролик, – мрачно подтвердила она. – Не хочу делать «невесту» на новом месте, но придётся. Клермонт, поможешь мне с насестом, пока я подготовлю детишек?

– Куда его ставить?

– За ширму, конечно! Келли, подержишь пока этого мальчика? – Ирма пихнула мне в руки маленькую корзинку с карликовым кроликом. – Гладить только не забывай. Он тебя любит, может, успокоится…

Мы успели буквально минута в минуту.

Волшебник едва успел привязать колокольчик и оранжевую тряпку к «насесту» и закрепить доску для приземления корзинки, Ирма – рассадить своих «детишек» по местам, а я – передать кролика Ирме, когда двери снова начали открываться.

– Один через два, начинаем мы, – быстро шепнул волшебник, устанавливая очерёдность выступлений.

Ирма кивнула и поправила огненно-красный парик.

Я отступил в тень, между волшебником и ширмой.

И вошли они – господин Кормье, снова в цилиндре и с тростью, и его дочь в зелёном платье с пышными юбками до колен. Из-под подола виднелись белые чулки, один слегка приспущен, но отец этого явно не замечал, да и служанку в синем это не волновало.

– Вы всё-таки пришли, – с восхищением выдохнула Мари-Доминик и просияла такой улыбкой, что невозможно было не улыбнуться в ответ. – Жоэль, они пришли! – дёрнула она за рукав Кормье.

«Странно, что девочка называет отца по имени».

– Ничего удивительного, о прекрасная госпожа, – нараспев произнёс волшебник, склоняясь гибко и низко, расплёскивая скользкие многоцветные ткани по каменному полу – широкие рукава, подол, пышная верхняя накидка; непрерывное движение, сперва вниз, затем вверх – как волна. – Вы достойны самых дивных чудес…

Он коснулся тонкими пальцами одного треножника, затем другого, и с секундной задержкой они вспыхнули, разбрасывая сперва колючие холодные искры, а потом – густой дым, красный и синий.

Ирмины собаки по беззвучному для человека сигналу уселись на задние лапы.

Мари-Доминик восхищённо захлопала.

Представление началось.

Первый фокус был простым по сути, но волшебник умел превратить его в спектакль. Называлось это «преодолением судьбы». Мы разыгрывали, соответственно, гадателя и недотёпу с ярмарки. После нескольких эффектных трюков с перемешиванием колоды в воздухе я согласно роли просил волшебника «погадать» мне. Он соглашался – дым в то же время изменял оттенок на более тёмный, зловещий. Волшебник демонстрировал зрителям обычную колоду, предлагал проверить её и всё в том же духе. Затем, уже раскладывая карты на столе, незаметно подменял их пиковыми тузами, на которых посередине вместо масти было изображение пляшущего скелета. Когда карты постепенно открывались, я изображал ужас, смятение и начинал плакать о своей горькой судьбе. И тогда волшебник торжественно заявлял, что он так искусен в колдовстве, что может изменить даже предопределённое будущее. Далее следовало ещё несколько красивых метаморфоз дыма и искр в треножниках, волшебник обходил стол для гадания, зловеще шелестя одеяниями, делал какой-нибудь красивый жест – и вуаля, карты со скелетами превращались в карты с белым голубем и веткой мирта. Я с поклонами благодарил его, а затем оборачивался к зрителям и сообщал, что теперь-то меня ждёт счастье, процветание и вечная любовь.

Проще не бывает. Даже дети понимают, что это фокус, игра, подмена…

Но когда карты стали чёрными, Мари-Доминик расплакалась по-настоящему.

Волшебник спрятал усмешку за рукавом, бросил на меня лукавый взгляд искоса, а затем подошёл к девочке.

– Вижу, вам очень мил этот юноша, так, юная госпожа? – вкрадчиво спросил он. Мари-Доминик быстро кивнула и поджала губы. – Что ж, тогда вы можете его спасти. Вы позволите?.. – обернулся он к Кормье и, получив молчаливое согласие, протянул девочке руку и увлёк её за собою в круг.

Далее всё прошло как обычно – дым, искры, певучие заклинания и вестники смерти, обращающиеся вестниками счастья. Будучи наконец «спасённым», я рассыпался в благодарностях волшебнику и Мари-Доминик.

Господин Кормье продолжал скучать на диване, потягивая вино из бокала.

Затем пришёл черёд Ирмы и её собак. Она быстро смекнула, что девчонка – благодарный зритель, и тоже вовлекла её в представление, позволив подержать палочку, через которую прыгали собаки. Волшебник в это время невозмутимо готовил сцену к следующему трюку. Когда хохочущая и слегка подуставшая Мари-Доминик вернулась на диван и потребовала у служанки холодного морса, я подошёл к Ирме и поздравил её с удачным выступлением.

– Рано, – шепнула она в ответ, закрепляя поводки на поручне тяжёлой клетки. – Ещё могу сорваться. Собаки почему-то очень испуганы.

– Его боятся? – Я скосил взгляд на господина Кормье. – Ну, не удивительно. Суровый человек.

– Не его, – качнула она головой. – Её. Я тоже сначала подумала на старикана… Но дело не в нём. Он-то обычный мелкий тиран, моих деток таким не запугаешь…

Мне стало интересно – и слегка страшновато.

– И в чём же дело?

– Не знаю, – так же, еле слышно, ответила Ирма. – У Клермонта спроси, у него чутьё хорошее. Или сам присмотрись.

– Мне нравится эта девочка, – решительно ответил я. – Она точно хорошая.