– Малышка, послушай меня, просто послушай, ладно? – отец берёт девочку за руку, пытается разжать маленькие пальцы, и у него это почти получается. – Одуванчик был с тобой всё это время, но сейчас нужно с ним попрощаться, понимаешь? Это только твоё воображение, ты же дочь художника, моя дочка, а значит – умеешь придумывать яркие образы. У некоторых людей есть такая необычная способность, они умеют оживлять свои фантазии. Это как мультфильм, который ты сама себе придумываешь и сама себе показываешь, понимаешь?

Девочка смотрит на отца недоверчиво. Поворачивается к белоголовому мальчику, который сидит с хмурым видом на полу неподалёку. Мальчик глядит на девочку, отрицательно качает головой, одними губами говорит «нет». Она переводит взгляд на отца.

– То есть Одуванчик – мультфильм в моей голове? – детский голос немного дрожит.

– Ну… – нельзя сказать, что отцовский голос звучит уверенно. – Вообще-то такие существа называются инвизами. Нет ничего плохого в том, что у тебя есть инвиз, Митико. У некоторых других детей тоже есть подобные воображаемые друзья. Но… Проблема в том, что ты не дружишь с настоящими детьми, понимаешь? И школа…

– Никакой он не инвиз! – девочка загораживает собой мальчика на полу, забыв о том, что отец его не видит. – А… А если я пойду в школу и буду дружить с детьми, Одуванчик может остаться с нами?

Белоголовый мальчик презрительно фыркает, резко встаёт и выходит из комнаты.

Я потёр переносицу. Чем больше я погружался в её историю, тем больше подробностей моего детства всплывало в памяти. А я-то, старый дуралей, был уверен, что раз и навсегда научился абстрагироваться от переживаний своих пациентов. Без этого умения в нашей профессии не выжить. Надо постараться взять себя в руки.

– И вы начали ходить в школу?

Митико кивнула. Мы немного помолчали, а потом я объявил, что на сегодня достаточно. Не знаю, как Митико, но я точно не был готов вспоминать сегодня школьные годы – ни свои, ни чужие. Так что если она не возражает, мы прервёмся ещё на неделю. Она не возражала.

Всю неделю я крутил ситуацию так и этак, пытаясь придумать, как помочь этой девушке, но ничего кроме классических схем в голову не приходило. В любом случае на данном этапе терапии я мог только слушать. В день нашей третьей встречи дождь лил, как из ведра, и традиция пить кофе в Королевском саду оборвалась, едва успев появиться. Не люблю менять заранее намеченные планы, поэтому всё же поехал в центр и недолго постоял в аллее, сплошь усыпанной полупрозрачным розовым конфетти. Отцветающие сакуры напоминали стаю гигантских фламинго, печально нахохлившихся под пасмурным небом. Под порывами ветра они роняли свои перья на тротуар, где их тотчас подхватывали потоки холодной воды. Ручьи стремительно уносили смятые лепестки прочь, к чугунным решёткам водостоков, где осыпавшаяся красота недолго кружилась в воронках, а затем бесследно проваливалась в тартарары.

Вернувшись в офис, я сразу же занялся приготовлением чая, и не зря: Митико пришла изрядно озябшая, так что горячее питьё оказалось как нельзя кстати. Специально для этого случая я купил молочный улун и крохотные чашечки. Чашки, правда, оказались китайскими, но Митико сказала, что это ничего. В кабинете я повернул своё кресло к окну, мы немного посидели молча, потягивая терпкий, чуть сладковатый чай и глядя на медные крыши домов, над которыми по-прежнему висела сплошная пелена ливня. Небо не желало светлеть, и разговор пришлось начинать под энергичное стаккато дождевых капель по стеклу.

В школе у Митико не заладилось с самого начала. Они с отцом договорились, что она не будет рассказывать про Одуванчика одноклассникам, и по возможности не будет брать его с собой на занятия. Однако именно в школе стало понятно, что инвиз – это не мультфильм, который можно поставить на паузу. Одуванчик не хотел оставаться дома один, а на занятиях ему было так скучно, что однажды он целый урок, все долгие сорок минут во всё горло распевал какую-то длинную песню, и Митико ни слова не слышала из того, что говорила учительница. Учителя начали поговаривать, что девочке не достаёт внимательности и она усваивает материал с трудом.

А однажды вышло и вовсе скверно: соседка по парте, у которой с Митико никак не налаживались отношения, толкнула её на перемене так, что Митико отлетела к стене, как шарик от пинг-понга. Вернувшись, соседка обнаружила, что её тетрадь с домашним заданием разодрана в клочья. И, хотя никто не видел, чтобы Митико до этого входила в класс, на неё стали смотреть косо.

– А как вы думаете, кто порвал тетрадку? – не удержался от вопроса я.

Митико слабо улыбнулась.

– Понимаете, доктор… Я же знаю, какой ответ будет засчитан, как правильный. Я могу пожать плечами и ответить, что у моей соседки отношения были натянутыми не только со мной. Или могу опустить глаза и смущённо пробормотать, что не смогла справиться со своим гневом и действительно сделала это, как все и подумали. Проблема в том, что тетрадку уничтожил Одуванчик. Понимаете? Он разозлился. Он хотел меня защитить!

Я понимал. Поэтому заварил новую порцию улуна, и мы продолжили.

– Пожалуйста, не сердись на меня! – девочка в школьной форме умоляюще смотрит на мальчика. Мальчик, отвернувшись от нее, сидит на высоком мостике через пруд, болтая ногами. В бурой воде изредка показываются толстые спины больших красных рыб.

– Кто сказал, что я сержусь? Просто говорю, как есть. Я тебе больше не нужен, тебе со мной скучно. Тебе этих подавай! – мальчик раздражённо кивает в сторону стадиона неподалёку.

Со стадиона слышен детский смех и стук отскакивающего от покрытия мяча. В садике для уединения, устроенном на самом краю школьной территории, тихо. Плакучая ива, кривая сосна, высокая трава, пруд с мостом, пара скамеек и ограда из сетки. Из школьного здания слышится звонок.

– Одуванчик, это не так! Мне никто, кроме тебя, не нужен! Мне не бывает с тобой скучно, просто… Просто мне действительно нужно ходить в школу и учиться. Пожалуйста, давай пойдём на урок. У меня и домашка готова, я же вчера целый вечер на неё потратила… – девочка оглядывается, школьный двор стремительно пустеет.

Когда она поворачивается снова, мальчика на мосту нет. Вокруг вообще никого нет, только какой-то прохожий с фотокамерой в руке идёт вдоль ограды по дорожке для велосипедистов.

Митико замолчала, вглядываясь в тот далёкий день. Когда наше молчание стало тягостным, мне пришлось его прервать.

– А что было дальше?

– Дальше? Я сначала не поняла, что произошло. Я думала, он так обиделся, что решил не появляться день, другой. Знаете же, как это бывает. Они приходят сами, их нельзя позвать, их нельзя прогнать, они совершенно самостоятельные существа, эти инвизы.

Слово «инвизы» Митико произнесла с горечью. Как по мне, то вполне нормальный термин. Какая, в принципе, разница, каким словом обозначать явление, которое меняет твою жизнь раз и навсегда? Любого слова будет недостаточно.

– Я прибежала домой, надеялась, он забрался в домик на гинкго в саду и дуется там. Домик был пуст. В тот день отец взял выходной и сводил меня в океанариум, где я впервые увидела кораллы ошеломляюще ярких, фантастических, будто неоновых расцветок. Я без конца повторяла, что хочу показать их Одуванчику, а можно, мы ещё раз сюда сходим вместе с Одуванчиком…