Авторы проекта произвели и представили жюри, в составе которого находились городские руководители, а также руководители архитектурных и строительных организации, технические и экономические расчеты, доказывающие техническую возможность и экономическую выгоду их решения градостроительной и транспортной проблем Сухаревской площади. Причем специально обращалось внимание на то, что работы могут быть начаты немедленно.

В московских газетах и журналах появились отчеты и репортажи, в которых со ссылкой на авторитетный первоисточник заявлялось: «После конкурса на лучший проект предполагается восстановить знаменитую Сухареву башню», «Новая жизнь Сухаревой башни… В проекте предусматривается восстановление Сухаревой башни на ее прежнем месте», «К счастью, споры о Сухаревой башне разрешились благополучно, она может занять прежнее место на пересечении Садового кольца, Сретенки и проспекта Мира»…

Однако конкурс и присуждение премий (вторая была отдана проекту Рагулина и Мягкова) оказались так же, как при Кагановиче, лишь ловко разыгранным спектаклем для нового успокоения и обмана общественности и москвичей.

В члены жюри по рассмотрению проектов восстановления Сухаревой башни входил известный писатель Юрий Нагибин. Он присутствовал на заседании, на котором после принятия решения о первой премии, объявленного публично, за закрытыми дверями обсуждался срок начала осуществления проекта. Штатные и номенклатурные «специалисты» выступали в том же духе, что и раньше, по-прежнему уверяя, что не имеется ни нужных материалов, ни мастеров и поэтому следует отложить восстановление, по крайней мере, на четверть века.

Не посвященный в тайные помыслы московского архитектурного руководства, Нагибин описал свой разговор после памятного заседания с руководителем жюри в книге «Всполошный звон», изданной к 850-летию Москвы:

«…Приняли к осуществлению проект, предусматривающий восстановление башни на старом месте. Вроде бы все правильно. Да кроме одного: приступить к строительству башни можно будет не раньше чем через четверть века. Именно такое время нужно, чтобы решить транспортные проблемы на перекрестке, где стояла и якобы опять станет башня. „А вы уверены, что через двадцать пять лет окажется нужда в Сухаревой башне? — спросил я ведшего заседание. — Сейчас ее судьба всех волнует, а в том таинственном будущем?“ — „Мы оптимисты!“ — прозвучал усмешливый ответ. А когда мы расходились, председательствующий взял меня за локоть и отвел в сторону: „Неужели вы серьезно думаете, что мы способны поднять такую махину? У нас нет нужных материалов, у нас нет квалифицированных каменщиков, штукатуров, лепщиков. У нас ничего нет“. — „А через двадцать пять лет появятся?“ — „Нет, конечно, но и нас с вами не будет, так что это не наша проблема“».

После одобрения проекта Н. В. Оболенского прошло уже более полутора десятилетий, в течение которых те же самые лица, которые, как они полагали, закрыли саму идею восстановления Сухаревой башни, рассматривали проекты строительства на Сухаревской площади чего угодно: универмага, цыганского театра, театра Аллы Пугачевой — только не восстановления башни…

Большие надежды на восстановление Сухаревой башни в Москве связывали с исполняющейся в 1996 году юбилейной датой — 300-летием создания Российского флота.

Для его празднования были созданы правительственная комиссия и специальный Российский государственный историко-культурный центр при правительстве Российской Федерации. В них вошли крупные государственные деятели: тогдашний председатель Совета Федерации В. Шумейко, министр иностранных дел М. Козырев, главком ВМФ адмирал Ф. Громов и значительное число деятелей помельче.

Среди юбилейных мероприятий одно — чуть ли не главное — было связано с Сухаревой башней. В январе 1995 года «Московская правда» напечатала небольшую статью о Навигацкой школе, предварив ее следующей справкой: «Как сообщила пресс-служба Российского государственного морского историко-культурного центра (Морского центра) при правительстве РФ, ряд общественных организаций выступает за восстановление Сухаревой башни в Москве. Здесь планируется разместить Морской музей, поскольку башня имеет самое прямое отношение к истории российского флота, 300-летний юбилей которого мы будем отмечать в будущем году».

Заседали комиссии, обсуждались проекты, принимались решения — в общем, создавали видимость деятельности.

Однажды, еще в 1980-е годы, инициативную группу по восстановлению Сухаревой башни — Мягкова, Рагулина и еще нескольких человек после их письма министру пригласил на беседу чин из морского министерства возле Чистых прудов. Чин во флотском мундире, с большими звездами на погонах, проявлял заинтересованность и полное одобрение делу, которое привело к нему просителей. Особенно он сокрушался, что нет на него у министерства денег и взять их неоткуда. «Давайте обратимся к морякам, чтобы жертвовали на Сухареву башню кто сколько может, хоть по гривеннику, — предложил один из группы. — Поедем по всем флотам, по всем кораблям». Чин замолчал, задумался, поднял глаза вверх, видимо подсчитывая, сколько можно получить матросских гривенников, и, кажется, поняв, что их будет вполне достаточно, чтобы восстановить башню, в страхе воскликнул: «Нет, нет! Нельзя, нельзя собирать!» И было понятно, что испугался он реальности предложения и того, что, не дай бог, ему поручат заниматься этой башней. В дальнейшем инициативную группу общественности по восстановлению Сухаревой башни он к себе больше не приглашал.

Не услышанным остался и напечатанный в 1995 году призыв корреспондента «Московской правды» к «градоначальникам» Москвы: «Сейчас наши градоначальники стремятся восстановить наиболее приметные детали старой Москвы… В этой программе обязательно надо найти место и для восстановления Сухаревой башни. Ведь пока возрождаются только культовые сооружения. А Сухарева башня, являясь великолепным памятником гражданского строительства Петровской эпохи, одновременно стала бы и мемориалом Навигацкой школы».

В 1996 году посреди пустыря на месте снесенного квартала, на задах табачных киосков, появился гранитный «памятный знак», который, как говорится в надписи на нем, «…установлен в 1996 году в ознаменование 300-летия Российского флота». На другой его грани под изображением Сухаревой башни — надпись: «На этой площади находилась Сухарева башня, в которой с 1701 по 1715 год размещались Навигацкие классы — первое светское учебное заведение, готовившее кадры для Российского флота и государства».

Глядя на рисунок башни на «памятном знаке», вспоминаются «утешительные» слова Кагановича: «Раз эта башня представляет архитектурную ценность, ее изображение можно сохранить в большом макете».

Но «отделаться» от претензий москвичей «памятным знаком» московскому руководству не удалось, их письма с вопросами о восстановлении Сухаревой башни продолжали поступать в мэрию и в газеты.

Писем было достаточно много, и руководство вынуждено было на них реагировать. 17 августа 1996 года, то есть в те дни, когда устанавливалась жалкая подачка — пресловутый памятный знак, в газете «Вечерний клуб» в рубрике «Официальный ответ» появилось туманное обещание Главного архитектора Москвы А. В. Кузьмина:

«Проектное решение конкурсного проекта (имеется в виду проект МАРХИ) положено в основу для разработки комплексного проекта реконструкции Сухаревской площади с учетом воссоздания Сухаревой башни. Разработка проекта начата управлением „Моспроект-2“. После утверждения этого проекта может быть разработан локальный проект воссоздания Сухаревой башни».

Это заявление, хотя и не называло даже приблизительных сроков начала работ по воссозданию Сухаревой башни, но оставляло москвичам некоторую надежду когда-нибудь увидеть ее на Сухаревской площади.