Литмир - Электронная Библиотека

Корс осуждающе, но уже привычно покачал головой:

– Потомок королевского рода, да уж…

Он невольно продолжал любоваться Арелом, понимая, что тому абсолютно наплевать на то, какое впечатление он производит на окружающих.

Корс перевел взгляд на Ника. Сильно перетянув предплечье черным шнуром, тот каким-то чудом нашёл живую вену на своей руке и сумел сделать себе инъекцию, введя препарат чуть ниже локтевого сгиба.

– Ник, может, переляжешь к Арелу, укроешься одеялом? – предложил Корс. – На полу холодно, мне жутко сквозит по ногам.

– Я не чувствую холода. Мне не холодно, – отозвался Ник. Корс называл его Ником, но он не поправил его.

– То, что ты не чувствуешь холода, не значит, что нужно лежать на сквозняке.

– Я не чувствую холода, – повторил Ник, снова склоняясь к своей шкатулке.

Значит, он позаботился о своих рабах в пока еще человеческих телах, бережно положил их на кровать и укрыл, чтобы они не замерзли, а о своем теле не заботится, просто лег на пол, на шкуру.

– Почему ты не чувствуешь холода? Ты ведь человек, ты и на снег можешь лечь? – Корс этого не понимал.

– Да-а-а, могу. Многие люди привычны к холоду. Это привычка, – вяло отозвался Ник, но все же отозвался.

Корс смотрел, как он сидит на шкуре, с обмотанной головой и спутанными волосами, торчащими из-под бинтов. Как он снова набирает что-то в шприц. Одна из его толстых белых кос, которые Корс с такой любовью заплетал ему, сейчас выбилась и торчала из-под верхнего слоя более коротких волос. Она была растрёпана, и кончик лежал на грязных половицах. Играя с Ником и украшая его по своему вкусу, Корс еще в Рудном городе стал заплетать нижний слой его волос в косы. Он помнил, что так были заплетены волосы Ника тогда, когда его в первый раз привели к нему на допрос. Нижний слой волос был заплетен в четыре косы, одна из них была совсем короткой, отрезанная Арелом. Корс приказал тогда расплести Нику волосы, чтобы показать его на Весеннем балу во всей красе, но позже и сам стал заплетать ему их, красиво скрепляя заколками и дополнительно, чтобы волосы дольше не растрепывались, он крепко переплетал их длинными тонкими шнурками, украшенными гранеными черными и бирюзовыми бусинами. Наверное, это тоже было неправильно – бусами обычно украшают свои косы девушки – но Ник был так похож на девушку, такой нежный и милый, и Корсу нравилось, когда сын был аккуратно причесанным и опрятным. Позже он заплетал Ника и в Форте, таким образом пытаясь скоротать время и чем-то занять себя, чтобы не принять восстановитель или от нечего делать не выпить лишнего. Ник никогда даже и не смотрел, что он там ему вплетает в волосы, как украшает. Он всегда послушно сидел, не шевелясь, как кукла, и не возражал Корсу, позволяя заплетать себе косы, вплетать в них сколь угодно разноцветных бусин, закалывать разными заколками. Он и сейчас не снял их, просто тесемки сами развязались, расплелись и теперь валялись на полу. И Ник не обращал на это внимания, не следил за собой, и не ухаживал за своими красивыми волосами.

– Во что ты одет?!

Корс видел, что на Нике снова была одежда нечистых. Кожаные штаны заметно потерты на коленях, по бокам с внешней стороны широкая полоса шнуровки, похоже, в три ряда, один к другому, а может и больше, с какими-то сложными хитросплетениями нечистых. Наверное, это могло быть красивым когда-то давно… но сейчас она была порванная, завязанная кое-как на неаккуратные узлы с торчащими болтающимися концами. Мало того, штаны в некоторых местах были зашиты через край. Корс видел грубый шов под коленом. На бедре рваный лоскут был прихвачен кое-как шнуровкой, так что дырка всё равно была видна, и сквозь неё и неплотную шнуровку было видно татуированное бедро Ника, и ещё – что он опять без нижнего белья. На голое тело была надета короткая жилетка, едва доходящая до пояса, она не прикрывала впалый живот. Вообще непонятно из каких кусков она была сшита, на плечах чуть топорщился облезлый мех какого-то зверя, сдохшего, по всей видимости, ещё на заре времен. Рядом валялись сапоги, нечистых, на тяжелой подошве и с тупым мысом, украшенные миллионом железных пряжек и застёжек до самого верха.

Корс не выдержал:

– Что за драная дрянь на тебе? На ней спал Валентин у порога? Просто своему любимому Верному ты бы такое дерьмо не подстелил.

– Это моя одежда.

– Нет, Ник, эту рвань нельзя назвать одеждой. Что это за облезлый мех на твоих плечах?

– Это моя кофта!

– Она что, вязаная?

– Иди в жопу!

– Ник, это край, не надевай ее больше никогда. Я же подарил тебе хорошие вещи! Или ты теперь отказываешься их носить?

– Нет, не отказываюсь. Не только твоя одежда промокла, – как ни странно, но попытался объяснить Ник.

Он осторожно отклеил пластырь от своей шеи, чуть тронув кончиками пальцев вмятину от зажившего «колодца», и приставил иглу снова наполненного шприца под обруч золотого ошейника.

Корс отвернулся.

– Ник, позволь мне помочь тебе с лечением, – сказал он чуть позже, выждав время.

– Со мной всё нормально.

– Ты принимаешь те лекарства, что я дал тебе, те, что дал доктор?

– Да.

– У тебя еще остались?

– Остались.

– Ты помнишь, что их нужно принимать регулярно в одно и тоже время?

– Помню.

– У меня ещё осталось немного, с тобой поделиться?

– Я же сказал, у меня еще есть!

– Покажи мне лицо?

– Что? Нет!

– Покажи, что с твоим шрамом?

– Ничего.

– Что с твоим лицом?! – Корс не мог скрыть волнения.

– Я сказал, ничего!

– Шрам воспалился? Да? Что происходит? Ты слишком сильно перевязал лицо. Что с твоим шрамом?

– Ничего.

– Но ты же забинтовал лицо не просто так!

– Я сделал на нём татуировку, понятно? Все?

– Что?! – Корс застыл, мотнув головой, – Не-е-ет, это глупость. Ты шутишь? Ты врешь? Это глупая шутка? Не надо так шутить, я всегда говорил, что юмор – не твое!

– Отстань!

Но Корс не выдержал:

– Не могу больше это терпеть! Сил моих больше нет! Я поломаю все твои иглы! Вылью все твои краски! Что хочешь со мной сделай за это! Ослепляй, унижай, бей, я всё выдержу, но я лишу тебя возможности уродовать это тело, хотя бы сейчас, пока мы в дороге!

– Я и шприцом своим могу сделать, если захочу. Сажа, моча и игла от шприца – все, мне больше ничего не нужно, – спокойно ответил Ник, никак не отреагировав на то, что Корс перешёл на крик.

– Нет! Ты не можешь врать, я сейчас умру! Признайся честно! Я не переживу, если ты наделаешь себе ещё татуировок! Я и так до сих пор не могу смириться и принять, что на твоем лице тавро, как у скота!

– Угу…

– Чернилами пишут на бумаге, а не на лбу, лучше этому бы научился!

– Я умею писать на бумаге!

– Да?

– Да!

– Что-то я не замечал, чтобы ты хоть раз за это время написал хоть что-то хоть на одном листке!

– Просто ты никогда не просил меня писать. Я умею писать!

– Напиши тогда!

– Сейчас ничего не буду для тебя писать!

– На лбу ты своём только и умеешь писать! Признайся, ты не можешь мне лгать, ты пошутил про татуировку?

– Да, я пошутил, – согласился Ник.

Корс выдохнул с облегчением:

– Не шути так больше, это глупо. Яд стал выходить из твоего шрама, как предупреждал Кассиэль? Ответь?

– Постоянно течет из него, – Ник нехотя ответил ему и склонился к ноге, чуть задирая вверх штанину.

– Ох, – едва успокоившись, что Ник пошутил про татуировку, Корс снова занервничал, – что течет?

Ник не отвечал, внимательно разглядывая свою ногу.

И даже сейчас, несмотря ни на что, Корсу хотелось его воспитывать, задать Нику хорошую трепку и как следует наказать за всю ту дурь, что он натворил. За то, что никогда не слушался толком, упрямо делал свое. За то, что ослепил его вчера и позволил ударить. И за то, как он выглядел сейчас: неаккуратный, грязный, одетый черт знает во что. Больной, с забинтованным лицом, но при этом упрямо продолжает гнуть свою линию. Глупо шутит, зная, что вызовет у Корса выплеск эмоций одним только словосочетанием «лицо – татуировка». Шмыгает носом, заткнутым кольцом, и беспрерывно подносит к нему руку, дотрагиваясь до него и теребя.

8
{"b":"829970","o":1}