Ввиду всего наложенного я считаю своим долгом засвидетельствовать необходимость принять спешные меры к облегчению Н. А. Невскому доступа в Россию и материального ему вспоможения на проезд, требующий расходов, не оправдываемых его более чем скромными ресурсами преподавателя русского языка в Японской школе иностранных языков (Осака).
Профессор Китайской филологии Вас. Алексеев. 27 декабря 1922 года».
Возвращение, ко всему прочему, было не простым делом во многих отношениях, раз речь шла о мерах «к облегчению Н. А. Невскому доступа в Россию». Требовалось не раскиснуть, не отчаиваться, проявить упорство и настойчивость, чтобы идти вперед. В ту пору Невский написал такие стихи:
Да, была иная повадка, У земли другая сноровка, Если облако — мокрая ватка, И греметь-то ему неловко,
Кто вперед не знает дороги, Вспять иди в мирок инфузорий Отращивать наново ноги В аквариуме доистории.
Н. А. Невский стремился домой. Туда влекли его не только родные, Волга, морозные зимы и скупое, такое скупое по сравнению с японским северное лето, когда деревья, постройки, люди как бы тают в сумраке белых ночей, но и новые научные интересы, комнаты Азиатского музея, где хранятся бесценные сокровища памятников тангутского письма.
Письмо С. Ф. Ольденбурга от 9 марта 1927 года:
«Многоуважаемый Николай Александрович!
Позвольте очень поблагодарить Вас от имени Азиатского музея и лично от себя за книги, любезно направленные Вами для Азиатского музея… При сем направляю Вам пять фотографий, воспроизводящих сисяские тексты с тибетской транскрипцией.
В Азиатском музее имеется и сисяско-тибетский словарь из коллекции П. К. Козлова, но снять с него фотокопии затруднительно ввиду его объема.
Меня чрезвычайно интересуют Ваши работы по тан-гутике, и я буду рад получить от Вас более подробные сведения о Ваших знаниях в этой интересной области.
Искренне Вас уважающий Сергей Ольденбург.
Постараюсь что-нибудь придумать, чтобы снабдить Вас и этими материалами»42.
Письмо акад. С. Ф. Ольденбургу от 28 декабря 1927 года:
*2 Архив Н. А. Невского в библиотеке Тэнри.
«Многоуважаемый Сергей Федорович!
Поздравляю Вас с Новым годом и от души желаю всего лучшего. Собирался на будущий год распрощаться наконец со Страной Восходящего Солнца, но, не имея еще советского паспорта (ответа на мое прошение о принятии в советские граждане до сих пор нет), принужден был согласиться на продление контракта с Институтом иностранных языков еще на год.
Прошлое лето провел (около месяца) на Формозе среди племен цоу (одно из племен формозских аборигенов), собирая материалы по языку и фольклору…
Время от времени возвращаюсь к своим занятиям тангутикой. Присланные Вами тексты с тибетской транскрипцией в общем прочитаны (за недостатком материала все еще некоторые иероглифы остаются неизвестными), но определить их (точнее, установить, переводом какого произведения они являются) пока не удается. Ясно одно, что это перевод каких-то рассуждений, входящих в группу тайных.
Посылаю Вам часть своих заметок относительно тангутских слов и попытку анализа тридцати пяти иероглифов. Как-нибудь в другой раз вышлю Вам список определенных мною детерминативов с иллюстрацией их употребления. Из высылаемого мною Вам списка проанализированных иероглифов, надеюсь, становится ясно, что тангутские иероглифы, несмотря на кажущуюся сложность, гораздо более говорят о своем содержании, чем китайские, которые явились главным образцом для составления тангутской письменности. Нельзя ли еще раз затруднить Вас просьбой о высылке мне каких-нибудь тангутских текстов, чтобы не бросать уже начатого дела.
С совершенным почтением Н. Невский».
31 декабря 1927 года Н. А. Невский писал В. М. Алексееву:
«Дорогой Василий Михайлович!
Последний день года. На улицах страшное оживление. Весь город украшен соснами и бамбуками. Завтра будет тишина, переходящая к вечеру почти в полное отсутствие жизни.
Посылаю Вам две открытки с портретом Ван Го-вэя и его последними словами, оставленными миру…
Только что закончена моя статья „О тангутских словарях" для сборника трудов к 60-летнему юбилею проф. Кано. Беспокоюсь, напечатают ли, уж больно много тангутских иероглифов».
11 февраля 1928 года Н. А. Невский был в Киотов университете на чествовании 60-летнего юбиляра профессора Кано43. Не ясно, выступал ли он с докладом, как мы уже писали ранее, Киотоский университет был не чужд ему, он преподавал в нем русский язык44. А на статье Невского «О тангутских словарях», опубликованной на английском языке в Японии в сборнике работ, посвященных юбилею проф. Кано, хочется остановиться особо.
Мы уже упоминали, что тангутские толковые словари нашел и определил первым А. И. Иванов. Он же и ознакомил с ними Н. А. Невского. «Эти словари весьма любезно показал мне проф. А. И. Иванов, когда я был в Пекине летом 1925 года. Он взял их из Азиатского музея с собой, чтобы подробно изучить в Пекине. Однако проф. А. И. Иванов, являясь первым переводчиком (драгоманом) при советском посольстве в Китае, был перегружен различной работой. Он говорил, что с трудом находит свободное время для какой-либо научной работы, в частности для занятий тангутским. В результате перечисленные словари до сих пор не описаны подробно. Вот почему я взялся за эту работу, хотя вполне сознаю, что в моих познаниях в области тангутской письменности много пробелов» 45.
Н. А. Невский в своей статье подробно описал два вида тангутских толковых словарей — словарь омонимов, названный им «Гомофоны», что очень точно отражало и наименование словаря в оригинале: «Одинаково звучащие [слоги, слова]», и толковый словарь «Море письмен», составленный по рифмам. Не будем здесь
43 Из записной книжки Н. А. Невского за Л9Й8 г. (Архив Н. А. Невского в библиотеке Тэнри).
44 Об этом рассказывал Е. И. Кычанову проф. Танака Дзицу-дзо, известный японский специалист по киданям и другим народам Китая, учившийся у Н. А. Невского русскому языку.
45 Н. А. Невский. Тангутская филология. Кн. I, с. 95.
подробно описывать сами словари, интересующийся читатель может обратиться непосредственно к работе Н. А. Невского или к статье, приложенной к изданию факсимиле словаря «Море письмен» 46. Отметим другое. Поразительно, как быстро Невский квалифицированно овладел материалом. Тангутоведение как молодая отрасль востоковедения, зародившаяся на рубеже XIX–XX веков, была в то время довольно безразлична к основной специальности ученого — единственным необходимым условием для занятий вновь открытым тангутским языком были энтузиазм, трудолюбие и достаточное знание китайского языка, подкрепленное хорошим знакомством с традициями китайской и шире — дальневосточной средневековой культуры. Воздадим должное Петербургскому университету — Невский обладал такими знаниями в полной мере. Но воздадим должное и личному таланту Н. А. Невского, его трудолюбию, энтузиазму, о которых еще в 1917 году университетский профессор В. М. Алексеев писал самому Невскому 47. Именно сочетание способностей с любовью к труду и хорошей подготовкой позволило Н. А. Невскому не только разобраться в структуре словарей, но и высказать в их описании ряд суждений о фонетическом составе тангутского языка 48, что было тогда истинным новаторством.
Н. А. Невский пытался в те далекие годы перевести и предисловие, сохранившееся в словаре «Гомофоны». Но в ту пору практически это было невозможно. Поскольку «Предисловие» к словарю до сих пор не переведено на русский, восполним этот пробел:
«Знаки письма — средство передачи звуков. Произносятся звуки, и получаются фразы. Обозревая все ценное и великое в мире, людскую мудрость и глупость, создают книги. То, что было накоплено и собрано ранее, понемногу приходит в беспорядок |[и забывается], после чего ([из всего этого] заново используется лишь единичное, немногое. Я сам, как другие, потерял [многое из того, что знал]. И хотя тем, кто учится, добиваться знаний нелегко, но именно благодаря им |[знаниям] есть люди, которые руководят и правят своей семьей и родней, достойные наставники, люди, способные со знанием дела служить в Императорском секретариате по управлению гражданскими делами и в Главном управлении воен-