Н. А. Невский не был сухим человеком, он любил жизнь во всех ее проявлениях.
Когда появилась возможность получать уроки у специалистов — музыкантов и художников, Невский вместе с женой занялся японской живописью, стал посещать преподавателя гидаю Исо была очень музыкальна, играла на многих инструментах — тикудзен бива, сямисэ-не, скрипке, мандолине. Но на пианино она отказывалась учиться играть, смеясь, говорила, что для этого инструмента у нее коротки пальцы. Она продолжала быть верной помощницей Невского, переписывала набело кистью его рукописи.
Ведение хозяйства почти целиком взяла на себя Миса. Она вставала на заре — в пять утра была уже на йогах. Открывала ставни, грела воду для умывания. Невский поднимался обычно в половине восьмого. И день начинал с того, что, выходя на веранду, несколько минут глубоко дышал. Так любимые им прогулки на природу в условиях такого города, как Осака, стали почти нереальными. На завтрак Миса подавала ему чашку кофе и булочку. Обедал он чаще всего дома, вечером, после работы, дома ходил в кимоно, ел уже ставшую привычной японскую пищу. Когда приходили гости, угощал их европейской кухней, сам научил жену готовить некоторые блюда. В быту Невский был мягок, по мнению его жены-японки и ее сестры, «даже слишком мягким для мужчины». Правда, и ему иногда случалось проявлять мужскую власть в семье. Он, например, не разрешил Миса посещать кинематограф. Тогда в Осака только начали появляться первые кинотеатры, и у молодежи была велика тяга к этой новинке. Невский
Гидаю — вид драматического искусства японского театра.
называл кино «глупостью». Зато несколько раз ё году он посещал театр Кабуки и непременно брал с собой не только жену, но и свояченицу. Миса вспоминает, что Николай Александрович был вообще человеком внимательным, любил делать подарки. Однажды из поездки на Рюкю он привез Миса и Исо отрезы тканей на кимоно, изготовленных на о-ве Осима по его собственному рисунку. В другой раз он привез Миса большую морскую раковину, купленную на Мияко.
Режим его занятий был таков, что почти ежедневно он засиживался за полночь. Как только заканчивалась работа в институте, он приходил домой и немедленно садился за рабочий стол. Теперь в круг его интересов вошли диалекты и фольклор о-вов Мияко. Первое путешествие туда он совершил летом 1922 года.
ж * *
Между собственно Японией и о-вами Мияко лежало не просто несколько сот морских миль, их разделяли столетия. Когда Япония уже миновала период расцвета средневековой культуры в эпоху Хэйан (VIII–XI), ознаменовавшуюся созданием шедевров, составивших золотой вклад Японии в мировую науку, островитяне жили еще в стадии неолита.
Воображению ученого доступны любые картины. Но все же в пределах такой небольшой страны, как Япония, подобные контрасты были удивительны. Удивительны, но объяснимы. Острова лежали среди бурного моря — это был район зарождения тайфунов, в условиях примитивной техники мореплавания они были практически недоступны. Никто не приезжал на Мияко, никто с Мияко не уезжал. Все, что происходило в мире, шло стороной. Сама природа создала здесь лабораторию, инкубатор, в котором культура островитян, их язык развивались практически безо всякого влияния извне.
«Изолированное положение группы островов (Мияко. — Л. Г., Е. К.) и отсутствие регулярных сношений с посторонним миром замедлили прогресс языка, вернее, сделали этот процесс внутренним, как бы брожением смеси внутри закрытого со всех сторон сосуда», — писал Н. А. Невский. Результаты этого были очевидны — когда в XIV веке, судя по рюкюским хроникам, жители Мияко впервые явились с данью на Окинава, они
не понимали рюкюского языка, и им пришлось оставить на острове 20 человек «на предмет изучения государственного языка».
«Вековая изолированность островов сохранила от праязыка в говорах массу архаичного, как в фонетическом, так и в лексическом отношении… В настоящее время, благодаря понастроенным всюду японским школам, японский койнэ начинает понемногу ассимилировать местные говоры, официальным языком считается японский, и, кроме глубоких стариков и старух, почти все если не говорят, то по крайней мере понимают по-японски».
Невский заинтересовался островами задолго до того, как представился случай побывать там. В доме Янагита в Токио он познакомился с уроженцами о-вов Мияко. Одним из первых его информаторов стал студент Уиунтин Кэнгфу родом из деревни Хирара (Псара) на о-ве Мияко. Со слов Уиунтина Невский записывает сказки, своеобразные, но безусловно имеющие отдаленное сходство с некоторыми из фольклорных материалов, собранных Фрэзером. Живя в Отару, Невский переписывается с неким Хигасионно, который тоже увлечен этнографией и охотно делится со своим русским коллегой наблюдениями над обычаями островитян.
Научный потенциал Н. А. Невского, его разнообразные интересы привели к тому, что, занявшись этнографией, он не прошел мимо фольклора, а столкнувшись с устным народным творчеством, неизбежно должен был заинтересоваться диалектами. Он был лингвистом по призванию, и то, что он сравнительно поздно вплотную подошел к этой отрасли знания, ставшей впоследствии ведущей в его научном творчестве, продиктовано было обстоятельствами.
Записав сказку на диалекте Мияко, Невский тут же понял, что сведений, полученных от Уиунтина, ему недостаточно, дабы вывести какие-нибудь фонетические или морфологические закономерности. Встреча с Уиунти-ном состоялась в самом конце 1921 года, а уже следующим летом он отправляется на о-ва Мияко для сбора материала.
Дорога была неблизкой. Сначала почти полсуток в сидячем вагоне от Осака до Симоносеки. Затем на пароме через Симоносекский пролив на о-в Кюсю. Теперь,
спустя полвека, суперэкспресс домчит вас из Осака до Симоносеки за несколько часов, подводный тоннель промелькнет за окнами вагона так быстро, что просто не хватит времени полностью осознать, что поезд пре-: одолевает пространство под морским дном. Тогда же, в 20-е годы, на Кюсю переправлялись на неспешном пароме. Затем предстояло пересечь с севера на юг весь остров до крайней южной точки — г. Кагосима. От Кагосима — двухдневный морской переход до о-ва Окинава. И это еще не все. От Окинава до Мияко около двухсот миль. На о-в Мияко из Наха, главного порта и административного центра Окинава, по расписанию летнего времени ходят два небольших пароходика — «Яэяма-мару» и «Мияко-мару». Но это по расписанию. А оно часто нарушается, регулярным рейсам препятствуют нередкие штормы. Большая часть из них приходится на период летне-осенний — с мая по октябрь. Всего в год бывает до 45 разрушительных тайфунов.
В группе вместе с Мияко восемь островов: Ирабу, Си-модзи, Тарама, Минна, Курима, Оками, Икима. Некоторые из них, как, например, отдаленный от других Тарама, лишены всякой связи с внешним миром по месяцу и больше, потому что утлые катера, служащие для связи островов между собой, не выходят из гавани даже при небольшом волнении моря.
Н. А. Невский побывал на Мияко трижды: в 1922, 1926 и в 1928 году. Во время поездки летом 1926 года он вел дневник. Одновременно это была и рабочая тетрадь для полевых записей фольклорного материала. Вначале дневник заполнялся прилежно, день за днем, аккуратным почерком. Потом все более наспех, короче становились записи, почерк — небрежнее. Тем не менее и сама поездка, и методика работы Невского, его времяпрепровождение на Мияко описаны ярко и дают полное представление об экспедиции.
«28 июля. Собрался ехать на Рюкю. Остановился на экстра-экспрессе, отходящем из Осака в 8.20 вечера. В десять минут восьмого с Исоко и Коити вышел из дому. В трамвае от Фусэ до Уэроку взглянул на часы— до отхода поезда 19 минут. Решил свезти на вокзал чемодан и сдать на хранение, а самому ехать на следующий день. Наняли автомобиль и прибыли на станцию Умэда в 8.21 — поезд только что ушел. Сдавши чемодан, в осведомительном бюро спросил, когда самый
