Место для отеля Американской женской ассоциации нашлось на Западной 57-й улице, где работающие женщины могли быть «такими же свободными, как мужчины» [29]. Отель провозглашал женскую независимость весьма недвусмысленно: двадцать восемь жилых этажей, за отделку и внутреннее убранство которых отвечала миссис Уильям К. Вандербильт, еще одна представительница городской элиты, и справилась она отлично. Все было прекрасно: от выложенного «плиткой цвета настурции» бассейна до «четырех фонтанчиков, журчащих мелодичным арпеджио». «Ультрасовременная девушка» могла заказать «кофе и сигареты» в один из тематических номеров. Зеленовато-голубая посуда в расписанной фресками ар-деко столовой была такой же, как в вагонах-ресторанах французских поездов: миссис Вандербильт посчитала, что если уж это стекло выдерживает европейские железные дороги, то нью-йоркских женщин и подавно выдержит. И заказала полные ящики. Помимо мест для еды, питья и курения, отель Американской женской ассоциации предлагал почти 1250 номеров с ваннами, став таким образом пятым по величине отелем с постоянным проживанием в Нью-Йорке.

Но лишь «Барбизону» удалось по-настоящему захватить внимание Америки. Он стал желанным местом назначения для молодых женщин всей страны, намеренных попытать счастья в Нью-Йорке. Если «Аллертон» и отель Американской женской ассоциации предназначались женщинам-профессионалам, постоялица «Барбизона» виделась несколько иной. Дебютанткой, которая боится сказать родителям, что хочет стать художницей; продавщицей из Оклахомы, мечтающей о бродвейской сцене; восемнадцатилетней невестой, обещающей жениху, что она «съездит в Нью-Йорк и быстренько назад, вот только выучится печатать на машинке». Отель должен был воплотить совсем другой тип женских желаний: блеск, страсть и девичьи стремления.

Теперь, когда «Аллертон» был почти достроен, Уильям Силк задался целью объединить женственность с новой независимостью; он заявил следующее: подобно тому, как платье современной женщины избавилось от громоздких рюшечек викторианской эпохи, сделавшись предельно простым, так и номера в отеле «Барбизон» должны были отражать «полноту жизни, открывшуюся женскому полу», в то же время не забывая о том, что женщины «ни в коем случае не утратили атрибутов женственности» [30]. Таким по задумке Силка должен был стать «Барбизон»: двадцать три этажа, 720 номеров; снаружи же, пояснял он, отель будет символизировать мужское начало, воплощенное в духе североитальянской школы, со всем, что требуется мужчинам для тренировки тела и духа: бассейн, гимнастический зал, прогулочная зона на крыше, лектории и библиотека. Но внутри, скрытые от мужских глаз, будут женственные будуары в «нежных свежих тонах», в современном французском стиле. Подобно предшественникам, «Барбизон» предполагал постсуфражистский подход к домашнему хозяйству в сочетании с желанием экономных строителей максимально расширить жилое пространство. В результате появились номера, длинные узкие коридоры, перемежавшиеся с общими залами, библиотеками и прачечными самообслуживания.

Силк пообещал, что «клубный отель „Барбизон“», как он поначалу назывался, «откроется 15 октября 1927 года»; и в самом деле, в сентябре в печати стали появляться объявления: заявки на заселение принимаются с 15 сентября. Среди деталей обстановки упоминался и столь восхитивший Молли Браун радиоприемник в каждом номере. Цена за недельное пребывание начиналась с десяти долларов [31]. Внутренним убранством занимались профессионалы «Маргетройд и Огден»; и «Барбизон», открывшийся несколькими месяцами позже предполагаемого срока, в феврале 1928 года, впечатлял как вблизи, так и издалека: четыре массивные башенки по углам высотного здания, точно постепенно возвышающиеся ступеньки. Кирпич для наружных стен выбрали так, чтобы он передавал цвет и свет: от лососевого до красноватого, с отделкой из натурального известняка. Со вкусом обставленная солнечная терраса, служившая комнатой отдыха, располагалась на западной стороне, на девятнадцатом этаже; номера над ним были зарезервированы для клубов разных колледжей. Прямо под террасой, на восемнадцатом этаже, располагалась лоджия с весьма обширным видом. Сразу после окончания строительства журнал «Архитектурный форум» отметил, что деталями «Барбизон» по большей части напоминает готику, в частности романскую. Большие арочные окна придавали ему вид одновременно романтический и сакральный, начисто избавляя от налета механистичности, свойственного некоторым небоскребам. Разгуливая по саду на крыше, под облаками, оглядываясь на анфиладу арок, постоялицы смотрели то в одно, то в другое сводчатое окно: их обустроили под разными углами, снабдили уступами и терракотового цвета балконами. В воображении сразу вставал готический замок и летящие сквозь арочные проемы стрелы его защитников.

Если внешний облик задумывался простым, пусть и не без игривости, вестибюль и бельэтаж вышли скорее «изысканными», «в итальянском духе». Входя в отель, посетитель оказывался в атриуме, устроенном одновременно роскошно и современно. Атриум был вдохновлен итальянским Возрождением и итальянскими же роскошными загородными поместьями [32]. Тщательно подобранные цвета, текстуры и орнаменты, расписные потолки и мозаичные полы, фигурные перила и парапеты, обитая мебель в классическом стиле создавали настоящий эффект погружения. Растения в горшках, люстры и приглушенное освещение двух первых этажей окончательно подкрепляли впечатление, будто ты очутилась во внутреннем дворике роскошной виллы. Трудно сказать, нарочно ли бельэтаж прямо над вестибюлем был сделан так, чтобы молодые постоялицы «Барбизона» выглядывали своих ухажеров или украдкой подсматривали за кавалерами соседок, оценивая их или тайно желая. Но он и впрямь походил на гигантский балкон Джульетты, сверху обрамляя вестибюль массивной каменной кладкой и фигурными лестницами. В северо-западной части бельэтажа две ступеньки вели вниз, в обшитую дубовыми панелями библиотеку; вход в столовую располагался в главной части вестибюля; она была выдержана в неоклассическом английском стиле, предполагавшем скорее уют, нежели помпезность. Как писал «Архитектурный форум», «„Барбизон “, похоже, являет собой вполне убедительное доказательство новой цивилизации» [33]. Форма и содержание объединились.

С самого момента задумки «Барбизон» предполагался пристанищем для творчески одаренных натур.

В нью-йоркском отеле «Барбизон» начинающие художницы жили в крыле «четырех искусств», где для них держали сто номеров и мастерские – те самые, где находила убежище и Молли Браун, – на восемнадцатом этаже, в одной из башенок [35]. Самая большая была размером пять на пятнадцать метров, с высоченными двухуровневыми потолками, через которые проникал свет; там же располагались комнаты для музыканток, меньше размером, но с тщательной звукоизоляцией стен [36]. Но не от всех требовалось иметь талант: достаточно было страстного желания взять то, что может дать Нью-Йорк.

Раз уж «Барбизон» нашел свою нишу – прибежище талантливых начинающих художниц, актрис, музыканток и манекенщиц, то и внутреннее убранство давало молодым женщинам все возможности для самовыражения – в качестве как создателей, так и потребителей искусства. В зоне отдыха на первом этаже, со сценой и органом, могло разместиться триста зрителей [37]. Новый феминизм постсуфражистского толка предписывал в равной мере развивать и ум, и тело, чему служили лектории, библиотека и полноценный большой бассейн «Барбизона». «Девушка Гибсона» из начала двадцатого века, свободная благодаря новому крою блузки и юбки, вполне могла делать утреннюю зарядку или кататься на велосипеде, но флэп-перам 1920-х требовались уже серьезные занятия, и на цокольном этаже отеля располагался целый лабиринт с разными приспособлениями для тренировки. «Нью-Йорк Таймс» с необычайным эротизмом восклицала: «В любое время дня и ночи звонкий девичий смех перемежается с ритмичными ударами мяча на корте и плеском воды в бассейне. Будущие амазонки учатся фехтованию; будущие чемпионки учатся плавать кролем на нижнем этаже „Барбизона“» [38].