Он даже образно сравнил русских с огромным медведем, американцев — с могучим бизоном, а англичан, с собой во главе, — с маленьким осликом. Черчилль, правда, добавил, что вот как раз маленький ослик и знает правильную дорогу и выведет на нее своих коллег, медведя и бизона, но, надо сказать, тут он ошибся.

То, что «ослик» ну никак не мог повлиять на «медведя», было очевидно с самого начала, но и американского «бизона» он никак не мог направить по пути, желательному для Великобритании, Черчилль полагал, что это происходит от недостатка воображения у американских военных.

Так вот этот «недостаток воображения» проявился гораздо раньше Тегеранской конференции, не в ноябре 1943 года, а в июле.

Черчилль узнал о падении Муссолини одновременно с итальянскими обывателями, то есть чуть ли не из газет, — британская служба перехвата просто поймала сообщение радио Рима и известила премьер-министра.

И он немедленно развил бурную деятельность.

Хотя военные действия на Сицилии не были завершены, Черчилль сразу же предложил высадку в Италии, желательно где-нибудь поближе к Риму. Главная цель — вывести Италию из войны, и сделать это надо немедленно, без всяких промедлений. Главнокомандующий союзными англо-американскими войсками генерал Эйзенхауэр был человеком вежливым, но Черчиллю ответил довольно уклончиво.

Как всегда в таких случаях, он укрылся за маской «простого солдата, выполняющего то, что ему укажут» и посоветовал пылкому британскому премьеру обратиться к кому-нибудь повыше, чем генерал Эйзенхауэр, который всего лишь скромно и безоговорочно выполняет то, что ему приказывает генерал Маршалл^[152] и, через его посредство, президент Рузвельт.

Эйзенхауэр при этом знал совершенно точно, что Черчиллю откажут.

У американцев имелись свои соображения о том, как следует вести войну. Они считали, что все планы Черчилля по наступлению на Германию через Балканы или через Италию только отвлекают союзные войска от главной цели — прямого удара по Франции через Ла-Манш.

И они не хотели тратить ни времени, ни драгоценного тоннажа торговых судов на то, чтобы затевать какие-то непонятные «высадки поближе к Риму», которые не могли быть поддержаны истребительной авиацией. Это бомбардировщики могли лететь далеко — бомбежку Рима проводили американские самолеты, взлетевшие с Сицилии и с новой базы на Пантеллерии, — а у истребителей радиус действия составлял не больше 300 километров.

Самое дальнее мероприятие, на которое еще можно было пойти в Италии, состояло в высадке на юге «итальянского сапога», возле Салерно, — в этом случае истребители могли добраться до места высадки десантов, провести над ней 10 минут патрулирования — и вернуться обратно на свои аэродромы. А все остальное было «черчиллевскими фантазиями».

И переговоры с посланцем Бадольо пошли в «американском духе».

IV

Генерал Кастеллано начал с вопроса: «Каким образом Италия может скорейшим, образом перейти на сторону союзников?» А в качестве доказательства искренности и доброй воли преподнес своим собеседникам подарок: чуть ли не чемодан секретных документов, в которых были отражены все подробности расположения германских войск на территории Италии.

Ну, если у Кастеллано и была надежда, что его партнеры по переговорам растают и пойдут ему навстречу, то она была развеяна прямо сразу. Генералу было сухо сказано, что ни о каком переходе или перемирии и речи быть не может — разговор коснется только одной темы: безоговорочной капитуляции.

Кастеллано не обиделся.

Он сказал, что его страна не в том положении, чтобы спорить, и согласился и на капитуляцию, с одним-един-ственным условием — союзные войска должны как можно скорее высадиться в Италии. Лучше всего в Генуе, но если это неудобно, то пусть высадка пройдет где угодно, лишь бы только место было выбрано севернее Рима.

Надо уберечь столицу от мести германского рейха.

И пусть высадится не менее 15 дивизий, а то немцы все-таки очень сильны… Тут уже удивились американские генералы. Высадка на Сицилии, первоначальными силами в 160 тысяч человек, потребовала флотилии в добрых 3000 судов, и сделано это было с подготовленных баз в Тунисе, на относительно коротком маршруте.

Каким же образом можно передвинуть вдвое большую массу войск на вдвое более далекое расстояние с баз, наскоро устроенных в Сицилии, да еще за пределами зоны действия своих истребителей?

Объяснять все это Кастеллано сочли излишним, просто сказали, что его условие невозможно выполнить, В итоге он улетел обратно в Рим, снабженный американским радиопередатчиком и набором шифров, — предполагалось, что генерал Кастеллано обсудит все с маршалом Пьетро Бадольо и уж тогда свяжется с англо-американским командованием для более конкретных переговоров.

Времени ему дали немного — до конца августа.

1 сентября 1943 года штаб союзных войск получил кодированное сообщение из Рима, подписанное Бадольо: «Ваши условия приняты», а 2 сентября генерал Кастеллано прилетел уже не в Лиссабон, а прямо на Сицилию.

3 сентября в 4 часа дня он подписал документ о безоговорочной капитуляции Италии.

Было решено, что объявлено об этом событии будет только в день высадки англо-американских войск на континентальной части Италии, причем ни время, ни место высадки итальянцам не сообщили.

Впрочем, в порядке компенсации было сказано, что союзное командование готово высадить десант в составе американской 82-й воздушно-десантной дивизии на аэродромы где-нибудь возле Рима, чтобы помочь правительству Бадольо удержать столицу.

Дело было опасным — грузоподъемности транспортных самолетов хватало только на переброску двух батальонов за один рейс, но Кастеллано обещал всяческую помощь. Американцам было обещано, что все зенитные батареи будут молчать, что взлетные полосы аэродромов будут подсвечены и что на месте высадки десанты будут ожидать 355 заправленных грузовиков, 12 машин «Скорой помощи», снабженных перевязочным материалом и медикаментами, и организованы запасы горючего, всевозможного шанцевого инвентаря, и еще 500 рабочих и 50 переводчиков.

Он даже обещал раздобыть колючую проволоку для устройства полевых заграждений.

И вроде бы все шло к полному согласию, когда неожиданно взбунтовался командир 82-й дивизии бригадный генерал Мэтью Риджуэй. Он сказал, что не верит Кастел— лано ни на грош и что приказ он, конечно, выполнит, но следовать соглашению, заключенному без всякой разведки на месте, означает только одно — его дивизия будет напрасно принесена в жертву.

Тут уже призадумались в штабе Эйзенхауэра, и в итоге было решено послать двух офицеров связи в Рим — поглядеть своими глазами на то, что там происходит. Ну, 7 сентября 1943 года на борту итальянского корвета их туда и отправили.

До начала вторжения в заливе Салерно оставались считаные часы.

V

Одним из офицеров связи был бригадный генерал Максвел Тейлор, командовавший артиллерией 82-й дивизии. Он свободно говорил по-французски и по-испански, даже преподавал эти языки кадетам в академии Уэст-Пойнт. Имея такой багаж, он просто прочел учебник под названием «Итальянский язык в 20 уроках» и в результате действительно мог сносно изъясняться на итальянском.

Его помощником был полковник Гардинер.

Он тоже неплохо говорил по-французски, но его главным достоинством был то, что он хорошо разбирался в политике. Гардинер в течение четырех лет был губернатором штата Мэйн, и Эйзенхауэр посчитал, что если полковник Гардинер управлялся дома со строптивыми янки, то уж с итальянцами он как-нибудь разберется.

Перед прибытием в порт обоих американских офицеров хорошенько вымазали грязью, а заодно полили морской водой — они должны были выглядеть пленными, подобранными с обломков упавшего в море самолета.

В таком виде их погрузили в штабной автомобиль командующего базой, а потом, на глухой дороге в окрестностях порта, пересадили в машину «Скорой помощи».