Откуда баран взялся, скоро стало ясно. Возле Асвардова шатра обнаружился Хлёдвир и с ним незнакомый мужчина в нарядной рыжевато-красной шерстяной рубахе и коричневом, сложенной вдвое плаще, накинутом на плечи и застегнутом крупной бронзовой застежкой. Кивнув им на ходу, Снефрид ушла в свой шатер привести в порядок вещи, а когда снова вышла посидеть на солнышке, возле шатра ее ждало целое посольство: Асвард – с несколько озадаченным видом, Хлёдвир – с видом тайного торжества, и тот незнакомец – явно растерянный. По сторонам от входа в шатер стояли Лейви и Хамаль, опираясь на копья и всем видом давая понять, что охраняют сокровище. В глубоко посаженных, узких, темных глазах на скуластом лице Лейви Снефрид ясно различила усмешку. Его только забавляло то, что Снефрид стали принимать за Фрейю. А вот Асвард явно не знал, как к этому отнестись.
– Э … Госпожа, – Асвард не решил, каким именем уместнее ее называть, и произносил это слово как имя. – Вот этот человек, – незнакомец поклонился, – Сигфус Барсук, здешний бонд, очень просит… очень хочет с тобой побеседовать…
– Просит Госпожу Ванадис уделить ему часть ее драгоценного времени для небольшой беседы, – с явным удовольствием подхватил Хлёдвир. – Если только она не занята более важными делами. Великая нужда посетила их дом, и никто, кроме госпожи Фрейи, не может ей помочь! Но для богини не составит труда сотворить то, что смертным рукам не под силу!
– Приятно видеть человека, который так глубоко почитает богов! Несомненно, они воздадут тебе, Хлёдвир, за такую преданность. – Снефрид ласково улыбнулась ему, потом посмотрела на Стигфуса. – Не нужно давать мне таких громких имен. Мое имя – Снефрид, я еду к моему мужу, Ульвару, в Гарды. Но если я могу чем-то помочь, то с удовольствием это сделаю. Привет и здоровья тебе, Сигфус. Что привело тебя к нам?
Сигфус выглядел лет на тридцать пять; это был вполне приятный мужчина, среднего роста, плечистый, стройный, с продолговатым, вдавленным у виском лицом, широколобый, темно-русыми волосами и обычной при этом рыжеватой бородкой. Большие серые глаза имели тревожное выражение, лицо было бледным, вид утомленным. Снефрид сразу почувствовала: он не просто так пришел, у него какая-то беда.
– Привет и здоровья тебе, Госпожа… Снефрид.
Сигфус в смятении вглядывался в нее, пытаясь понять, может ли быть правдой то, что он услышал от Хлёдвира. До того он думал, что боги ходят по земле лишь в старинных преданиях, но когда пришла настоящая нужда, потянуло поверить в чудо. А женщина, стоявшая перед ним, со светлыми, как серебро, глазами, с лицом приветливым и величественным, вполне могла оказаться и богиней.
– Я решился… обратиться к тебе… твои спутники сказали… – Сигфус оглянулся на довольного Хлёдвира, – что наши края посетила…
– Я вижу, у тебя какая-то печаль на сердце, – Снефрид помогла ему сразу перейти к делу.
– Да, госпожа, это моя жена… Она, видишь ли, должна родить… но уже сутки, со вчерашнего утра, и женщины говорят… Говорят, что дела ее плохи, а у нас пятеро детей… те, которые выжили. И я услышал, что к нам приехала… сама Фрейя, – Сигфус вновь бросил взгляд на Хлёдвира, – и я подумал: может, она… то есть ты, услышала, как ее… тебя целую ночь призывали…
– Сам Один послал нам навстречу ворона, чтобы мы могли поскорее достичь берега и помочь вам, – Снефрид успокаивающе кивнула ему. – Я постараюсь помочь, чем смогу. Подожди, я возьму кое-какие вещи.
Назад она вышла с котомкой, где лежал пояс с пришитым к нему «дивокамнем». «Тебе пригодится», – сказала Старуха, а она-то знает будущую судьбу всякого не хуже самого Старика… Там же были оба ее жезла – из березовой ветки, который они сделали когда-то вместе с теткой Хравнхильд, и бронзовый, полученный от нее в наследство.
Сигфус приехал верхом и привел еще одну лошадь. Сел на нее Лейви – он отказался отпускать Снефрид одну в незнакомый дом, – а она устроилась позади него. Ехали через веселый лиственный лес, по дороге беловатого известняка, из которого и состоял Дневной остров. Для Снефрид, привыкшей к неровной, гористой местности, странно было видеть землю совершенно плоскую, без гор, холмов и возвышенностей. «Все равно что ехать по огромному блюду, – сказала она Лейви, и тот насмешливо хмыкнул. – Хотелось бы знать, кому нас на этом блюде подают!» Лишь немногие торчавшие из травы серые валуны напоминали ей родину. Лесок сменился лугом, где паслись овцы, промелькнули пашни, засеянные ячменем, потом опять потянулись луга. Сигфус сказал, что на острове много пастбищ, но и леса довольно густые. В них есть даже крупные звери – медведи, рыси, а в море – тюлени.
По пути Лейви обернулся к Снефрид:
– Этот красавчик, Хлёдвир, теперь так и будет бегать по хуторам и всем рассказывать, что ты – Фрейя. И здесь тоже, – он кивнул на едущего поодаль Сигфуса. – Кто его за язык тянул? И здесь, и на Гусином острове. Не пора ли ему как-то язык укоротить? А то он и тебе не даст покоя, и нас всех однажды втравит в неприятности.
– Я не Фрейя, но и правда могу кое-чем помочь. А после моря я уже отдохнула. Если боги дают человеку некие способности, он должен применять их на пользу людям, ведь так?
– Думаешь, богиня должна бегать по хуторам и помогать разродиться жене каждого бонда? Заняться ей больше нечем?
– Если подумать… – Снефрид подумала, – то чем богине еще заняться? Браниться с Локи, доказывать, что она не спала с четырьмя карлами и собственным братом? Вожделеть каких-то новых украшений? Эти занятия скорее для обычной вздорной бабенки, не способной сделать ничего полезного. И кто будет помогать жене каждого бонда, если не богиня? Никто другой в иную глушь не доберется.
– Ну, тебе виднее, – хмыкнул Лейви. – Ты у нас богиня…
Они проехали чуть более роздыха, как показалась усадьба. Дом и несколько строений возле него были сложены из того же известняка, покрыты соломой. Вокруг бродили овцы, перед домом играли трое или четверо детей.
– Это все твои? – спросила Снефрид у Сигфуса, когда Лейви спрыгнул с седла и помог ей сойти.
– Да, это наши… средние. – Сигфус привычно пересчитал детей взглядом. – Имба присматривает за ними. Имба! – закричал он, и из дома показалась девушка лет пятнадцати, в перекошенном переднике и растрепанными волосами, держащая на руках орущего ребенка лет двух. – Это предыдущий… Имба, ну что?
– Не знаю, – большеглазая девушка, похожая на отца, бросила на приезжих настороженный взгляд. – Сигга там с ней, она больше не приходила.
– Пойдем, это в бане.
Лейви остался возле дома и даже, кажется, завел разговор с недоверчивой девушкой, а Снефрид хозяин проводил в маленькую тесную баню на краю усадьбы, возле пруда, где плавали утки и виднелись мостки для стирки. В бане большую часть пола занимал вымощенный камнем очаг, а на двух сдвинутых лавках, устланных грязной соломой, лежала роженица. При ней сидела старуха служанка, Сигга. Она рассказала, что у Катлы это не то седьмые, не то восьмые роды, что в ее годы нелегко – она была ровесницей мужа, а выглядела, изнуренная, даже старше, – и недавно схватки совсем прекратились.
– Ты давала ей крапиву? Или зверобой?
– Давала, госпожа, но только она совсем слаба, бедняжка.
– Завари снова. У меня есть дивокамень, и сейчас у нас дело пойдет на лад, – бодро заверила Снефрид.
– Ох! – Сигга всплеснула руками. – Вот это кстати! У нас на всем острове дивокамня ни одного нет. Был у одной женщины, но она умерла и забрала его с собой. А ведь ей говорили – мол, в Хель он тебе не понадобится, там никто не рожает. А она говорила, что ее заберут к себе альвы, и там ей очень даже понадобится. Это правда – раза два или три к ней приходили за помощью для таких женщин, которые не людского рода женщины…
Снефрид едва ее выпроводила. Ей уже случалось помогать при родах, и она видела, что роженица очень измучена, но помня, от кого был получен дивокамень, верила в благополучный исход.
– Откуда ты взялась, госпожа? – Сама Катла слабо моргала, сомневаясь, не мерещится ли ей эта незнакомая женщина – красивая, уверенная, с такими светлыми глазами, то вспоминались рассказы об альвах. – Ты – из рода альвов?
