К слову, чем больше времени я провожу в компании старшей и младшей госпожи, тем больше узнаю обеих, тем удивительнее для меня является растущая симпатия к Глафире. Я долгое время считала её глупой и поверхностной, но то была маска.
Госпожа Ираида же пугает меня. Своей хваткой, хитростью и расчётливостью. Но при этом она обладает таким достоинствам, как умение держать обещания. Для меня это самое важное, потому что именно на её попечении я оставлю свою сестру.
Несмотря на обучение, ежедневное подражание Глафире по её же команде и под цепким, оценивающим взглядом, – обязанности её личной служанки никто не отменял. Те же уроки сестры по вышиванию, которые совершенно не хотят мне поддаваться – я лишь каждый раз истыкиваю иголкой все пальцы.
Мне приходится вставать ни свет, ни заря, делать приготовления к пробуждению госпожи, практиковаться в вышивании в любую свободную минуту, помогать госпоже одеться, самой нарядиться в господское платье, чтобы привыкать к дорогой ткани. Но всё это лишь до обеда – это время слугам строго запрещается беспокоить младшую госпожу. А затем нам накрывают стол в гостиной, и мне, конечно же, сначала приходится помогать, а затем и обедать-учиться. Что является особенным мучением, потому что я и поесть нормально не могу, и в приборах постоянно путаюсь, за что каждый раз получаю нагоняй от «учительницы».
Каким образом я поправлюсь до размеров госпожи, я не имею ни малейшего представления.
После обеда вновь информация. Много информации. Всего не упомнить, вот как ни старайся. Зато время ужина я провожу с сестрой на лоджии среди благоухающих растений в больших и маленьких горшках – это моё любимое время. Сестра, кстати, в какой-то момент смиряется с нашей общей участью и всё чаще заговаривает о деревне, о том, как сильно и изменились ли вообще её знакомые. Так же она безумно переживает обо мне, постоянно выведывает, что я узнала и запомнила из нового. Но в любом случае, в этот короткий час я дышу свободнее. А затем вновь красивое платье и украшения, приседания, танцы! И подготовка ко сну.
Меня по-настоящему беспокоит по какой такой причине Глафиру буквально передёргивает, стоит ей услышать или упомянуть самой Короля; как и то, почему она прикладывает столько усилий, чтобы избежать отбора. Вот я и не выдерживаю однажды вечером, расчёсывая её длинные белокурые локоны, и спрашиваю осторожно:
– Глафира, скажите, что не так с новым Королём? – а вот и дрожь отвращения, дёрнувшая её плечи. – Почему вы считаете его чудовищем?
– Потому что он и есть чудовище, – тихо и зло произносит она и присматривается ко мне через отражение в зеркале внимательнее, словно решает стоит ли мне доверить продолжение фразы. Решает, что стоит. Она резко поднимается со стула без спинки, обхватывает мои руки своими прохладными пальцами и усаживает нас обеих на край огромной кровати под балдахином, пока убранным подхватами к столбикам. Сужает глаза и говорит страшным голосом:
– Я кое-что о нём знаю. Почти из первых уст!
То, что она в следующее мгновение рассказывает мне, могло быть не больше, чем сплетни служанок, но во мне рассказ отзывается тревожными мурашками по коже. А вдруг правда? Вдруг Короли во все времена были чудовищами, и на красавицах потому помешались? Скажем так, восполняли то, что им самим от природы не было дано? Или же надеялись, что потомки возьмут себе хотя бы часть красоты матери?
В общем, тогда госпожа навещала свою подругу Агафью, в доме её не оказалось, потому что та гуляла в саду, «несчастной» госпоже пришлось идти её искать. Проходя мимо высоких кустов гортензий, она и услышала за ними разговор двух служанок. О Короле. В другое время Глафира не обратила бы никакого внимания на сплетни прислуги – путь чешут себе языками. Но как раз тогда объявили о Королевском отборе, и любая информация о новом Короле была просто жизненно необходима! Глафира, не жалея нежной кожи, красивого и недешёвого платья, продралась сквозь кусты и припёрла болтливую служанку к стенке:
– Рассказывай с самого начала! Ну же!
Конечно же, напор госпожи служанку безумно напугал, она и выложила всё, как на духу.
Мол, ей рассказала Сирка, служанка дома Бельвос, той доложила зирская Кирка, а с этой из первых уст поделилась своими впечатлениями от поездки в столицу личная служанка госпожи Василисы, которую один из высших господ пригласил в Королевский замок. Пока господа мило общались между собой, Варька времени не теряла – болтала с тамошними слугами. Вот одна и сообщила ей, что, мол, однажды шла она по нижнему проходу, с очередным поручением от своей госпожи, да так и замерла столбом, когда из-за портьеры вышел мужчина. Высокий, плечистый, а как зыркнул в её сторону, так кровь и заледенела от ужаса. Никогда раньше она такого страха не испытывала. Не видывала. Сердце сжалось в груди, дыхание перехватило, всю её буквально затрясло. Но вот чудовище отвернулось и в мгновение ока исчезло за очередной портьерой, словно его и вовсе не было. Служанку освободил страх, позволив сделать жадный глоток воздуха, а затем и припомнить, что вот точно такие сапоги, с золотой нашивкой вверху голенища в виде не существующей птицы феникс, изготовил, тогда ещё принцу, а ныне Королю, её приятель-сапожник. И видела она эти сапоги своими глазами, что тогда на полке в доме у сапожника, что потом на ногах чудовища.
Короли нечасто баловали своим явлением господ, но по замку же должны были ходить, да хотя бы в трапезный зал! Нет-нет, да и попадались бы на глаза слугам. Да только после того случая, глазастая служанка озадачилась, стала расспрашивать тех, кого знает. И ни один из расспрошенных ею не видел своими глазами ни Короля, ни принца.
– Теперь ты понимаешь, почему я хочу избежать отбор? – не скрывая ужаса и омерзения, вопрошает госпожа после рассказа. – Если чудовище выберет меня… Я же совершенно ничего не смогу поделать!
Будь это слишком живым воображением скучающей замковой служанки или действительностью, от которой не сбежать, я жалела благородных девиц и их безысходность. Пусть Король окажется чудовищем или писанным красавцем, наверняка не каждая девица готова отдать ему свою жизнь и свободу без любви. Да ту же Глафиру не прельщает самое высокое из положений, потому что ей не оставили выбора. А этот рассказ, как дополнительная причина, по которой просто необходимо избежать отбор.
С того дня я зачем-то начинаю представлять Короля чудовищем.
Моё воображение рисует мне черные, без беков, воронки глаз; звериный оскал; и мохнатые лапы, с острыми, отливающими металлом, когтями, вместо рук. А ночью мне снится, как я путаю платье, или приседаю недостаточно низко, или начинаю необходимый танец не с тех движений – меня раскрывают, и Король набрасывается на меня, чтобы съесть.
Забавно, что, испытав во сне ужас, утром я смеюсь над своей глупостью.
Эти сны являются единственным, что меня веселит в течении учебно-мучительного дня.
Но однажды, когда Глафира устраивается в кровати для сна, а я сама с нетерпением жду минуты, чтобы упасть лицом в подушку, девушка окликает меня у самых дверей и просит подойти. Чтобы спросить о том, что её интересовало уже давно. Я хорошо помню наше первое занятие, где она вела себя немного странно.
– Ив, твоя мама… Она была из благородной семьи? Что случилось? Почему вы стали слугами?
Я присаживаюсь на край её кровати в том месте, где госпожа приглашающе похлопывает ладошкой, и улыбаюсь:
– О нет. Моя семья всегда была в услужении у господ, просто маме посчастливилось встретить папу…
– Расскажи, – устроившись удобнее, требует она, а затем добавляется мягче: – Пожалуйста.
– Моя семья по маминой линии поколениями служила в доме Тисс, семье торговца тканями. Детям слуг, как вы знаете, запрещено гулять в саду в неположенное время, а вот господским сыновьям и дочерям выходить в сад тогда, когда им хочется, никто не запрещает. Это скорее негласное господское правило – избегать прогулок в саду в часы, когда там резвятся слуги. Так вот, мой отец был тем, кому с детства нравилось нарушать правила. Сначала они с мамой очень подружились, а когда оба вошли в брачный возраст и вовсе полюбили друг друга. Мой отец заявил своему о том, что кроме мамы ему никто не нужен, и дедушка, обладая мягким характером, дал своё благословение на неравный брак. Жаль, я совсем не помню этого доброго душой человека… Да и бабушка по папиной линии, которая и занялась мгновенно образованием мамы, не дожила до моего рождения. Мамин брак с господским сыном освободил её семью от необходимости служить. А затем папу призвали на войну… Он погиб, а вместе с ним, потому что в семье не осталось мужчин, которые бы могли взять на себя обязанности, умер и наш статус. Бабушке и маме пришлось вернуться в услужение, но мама за счёт своего благородного образования, смогла стать гувернанткой, а нас с сестрой стали учить служить господам. Вашей семье, Глафира.