Литмир - Электронная Библиотека

Стратегия, которая не работает, – это отступление в академическую сферу. Проблема этой стратегии заключается в том, что в академической среде – или, если на то пошло, где-либо вообще – невозможно укрыться от идей и культуры, формирующих нашу жизнь. Академическая сфера состоит из людей, а люди несут нажитый ими опыт всюду, куда бы они ни направлялись.

Я работаю на академической кафедре философии, а философия – это дисциплина, печально известная тем, что в ней (всё еще) доминируют мужчины. Женщины в философии – это вызов ее самовосприятию как гиперрациональной, гиперлогичной, гипернаучной дисциплины, ибо эти качества определяют как мужские. Эта дисциплина представляет свою историю как процессию «великих мужчин»: Сократ, Платон, Аристотель, Кант, Витгенштейн, Ницше. Возможно, она допускает присутствие случайной женщины, демонстрирующей эти мужские качества – громкий голос, агрессивный тон в споре, – но ее скорее терпят, нежели почитают. Согласно одиозному изречению Сэмюэла Джонсона, «читающая нравоучения женщина похожа на собаку, идущую на задних лапах: получается не очень хорошо, но вы удивлены тем, что это вообще происходит».

До того как самой стать философом, я представляла себе философию чем-то более гуманным. В большей степени построенном на сопереживании и совместной работе. Чем-то, что принадлежит всем и каждому, а не только паре экспертов, работающих в четко разграниченных вотчинах престижа. Я представляла себе философию как вечный разговор, как масштабное сотрудничество. Но всё это идет врозь с обыденными заботами академических институтов в реальности: тревоги о рейтинге, грантовые доллары, премии и репутация. Исследовательские мечты стольких хотели-бы-стать-философов задавлены подобными вещами. Обречены на смерть от многотысячных порезов административными бумагами.

Современная модель функционирования университета похожа на зависимость от видеоигр или социальных сетей. Мысли о «победе» и «статусе» стимулируют нас продолжать играть, скроллить, а в это время жизнь, о которой, как нам казалось, мы мечтали, утекает сквозь пальцы[9]. Постоянное сравнение себя с другими вызывает тревогу и паранойю, поскольку мы чувствуем, что не соответствуем требованиям[10]. Нас убеждают, что мы не можем ни на секунду покинуть беличье колесо, иначе мы отстанем. Нетрудно понять, почему самые разные проблемы замалчиваются академическими институтами, стремящимися удержать статусных «звезд», сохранить имидж, сохранить позиции.

Я оглядываюсь в прошлое и думаю, что была одной из собак Джонсона. Я научилась ходить на задних лапах, рано получила повышение, у меня был отличный послужной список публикаций и множество приглашений на межнациональные конференции. В соответствии со всеми усвоенными мною показателями я чувствовала себя «победительницей». Я с удовольствием сравнивала себя с другими людьми и радовалась большой разнице между нами. Я не горжусь этим.

Но было приятно думать, что отступление в укромный уголок академической среды возможно, было приятно довольствоваться репутационными оценками и грантами. Когда сегодня люди говорят мне, «наверное, это приятно», знать, что моя работа привлекает внимание, я пытаюсь объяснить, каково это. На самом деле это сложно. Местами ужасно. Но я всё равно считаю, что это стоит усилий. Я пытаюсь делать работу другого толка, и у меня получается неуклюже, мне неудобно. Я не могу опираться на свои достижения (какими бы они ни были), потому что они не приведут меня туда, куда я направляюсь. Даже приблизительно. Как только я начала исследовать любовь и пытаться вынести свои идеи за пределы узких стен академической философии, я поняла, что мне нужны навыки, которые мне не удалось развить за десять лет академического обучения.

В первую очередь мне нужно было научиться другим способам коммуникации. Я умела писать только для своего маленького уголка академической среды. Оказалось, научный стиль не откроет путь к сердцам и умам большинства людей. (Кто бы мог подумать!) Поэтому я снова пошла учиться. И это не метафора. Я поступила на магистерскую программу литературного мастерства в своем университете. Я снова стала студенткой, училась на заочном отделении параллельно с основной работой.

Всё мое академическое образование было направлено на строгую аргументацию – проведение четких, прямых, черно-белых линий от одной точки к другой. Не поймите меня неправильно: я благодарна за этот навык, и признаю, что оттачивать его на протяжении многих лет моего обучения было привилегией. Это не только академический навык, благодаря которому я пишу статьи, это жизненный навык, благодаря которому я выживаю. Но, как любой инструмент, он ограничен, и есть определенные виды философской работы, где он неприменим. И к некоторым из этих видов работы меня непреодолимо влечет. Поэтому мне пришлось освоить другие навыки, но не для того, чтобы заменить те, что я накопила за первые сорок лет жизни, а чтобы их дополнить.

Я учусь писать и думать как писательница, поэтесса или журналистка, а иногда как все они одновременно. Это не значит, что вести прямую, четкую аргументацию неправильно. Бывают случаи, когда затейливые черно-белые рисунки – лучший способ что-то проиллюстрировать: например, когда важны мелкие технические детали, а всё остальное отвлекает внимание. Но вы не сможете изобразить реалистично многослойный пейзаж с рассеянным внешним светом и сложными тенями, если прямые черно-белые линии – единственный известный вам прием.

Я получила степень магистра изящных искусств во время пандемии коронавируса и вместе с другими студентами 2020 года праздновала выпускной онлайн. Но на протяжении нескольких предыдущих лет я превращалась из профессора в студентку и наоборот всякий раз, проделывая путь от кафедры философии до кафедры литературного мастерства и обратно.

Мне не кажется странным делать несколько вещей одновременно, играть сразу несколько ролей. Мне нравится это больше, чем концентрация на одном, чем специализация, которую принято считать нормальным путем в науке. Мой разум работает лучше (и способен на большее), когда он фиксируется на широкой базе.

Точно так же мне не кажется странным находиться в нескольких отношениях одновременно. Более того, в моменты трудностей с психическим здоровьем иметь поддержку большего числа любящих партнеров – очень удобно. Работа по поддержанию меня не должна ложиться на одного человека.

Что возвращает меня к той грусти, о которой я говорила ранее. Легко представить, как партнеры могут отреагировать на решение их любимого человека продолжить работу, которая, очевидно, сделала ее несчастной. Легко представить себе озабоченность или расстройство, за которым последует совет уволиться и вернуться к прежней комфортной жизни. Легко представить, что партнер просто не захочет быть со мной, если я настаиваю и продолжаю делать себя несчастной. Разве любовь не должна быть исключительно «счастьем навек»?

Но ведь любовь «должна» быть и моногамной, а моя не моногамна. В самые тяжелые моменты моей депрессии даже любовь моих партнеров не могла сделать меня счастливой, но она сделала меня и мою работу возможной.

Их признание и поддержка того, кем я решила быть и что я решила делать, были выражением любви. Им бы не был совет уволиться. Размышления об этой разнице – между любовью, которая заставляет меня чувствовать себя счастливой, и любовью, которая заставляет меня чувствовать себя возможной, – и подтолкнули меня к главному выводу этой книги, ставшей новой теорией любви. Эта новая теория не спорит с моей первой книгой «Что такое любовь», не стремится ее заменить, но она затрагивает другую часть проблемы. Эта книга – о моей теории грустной любви. Или, точнее, о моей теории эвдемонической любви, в которой есть место для всего спектра человеческих переживаний и эмоций, положительных и отрицательных, счастливых и грустных.

Эвдемоническая любовь в буквальном смысле значит «любовь в окружении добрых духов». Мне потребуется время, чтобы объяснить, о каких «духах» идет речь, зато я успею объяснить, какое отношение эвдемония имеет (и не имеет) к романтике, счастью и поиску смысла жизни. Я перестала задавать старый вопрос, который привыкла считать самым важным, – как быть «счастливой до конца дней». Этот вопрос меня больше не интересует. Не кажется мне важным.

вернуться

9

Тхи Нгуен предлагает отличное описание этого феномена в девятой главе «Геймификация и захват стоимости» новой книги Games: Agency as Art (Oxford University Press, 2020). – Прим. авт.

вернуться

10

Среди последних работ, посвященных этому феномену, можно назвать работу Джин Кюн Ли The effects of social comparison orientation on psychological well-being in social networking sites: serial mediation of perceived social support and self-esteem (Current Psychology (2020), pp. 1–13) и работу Д. Шмук и ее соавторов Looking up and feeling down: the influence of mobile social networking site use on upward social comparison, self-esteem, and well-being of adult smartphone users (Telematics and Informatics, 42 (2019), pp. 1–12). – Прим. авт.

3
{"b":"829339","o":1}