Тяжелые цепи
Для тебя,
Любимая.
А потом я пошел на базар, где рабынь продают,
И тебя я искал,
Но тебя не нашел я,
Моя любимая.
Выключите свет!
В своем гнезде над воротами
Две ласточки ночью глядят на Луну.
Две ласточки вертят головками
Слушая тишину.
А ночь такая бессонная,
А Луна такая огромная.
Не спят ее обитатели,
Не спят на Луне селениты.
Снежный человечек
Прибежал, запыхавшись,
И в ворота Луны
Стал стучаться сердито.
"Потушите свет!
Потушите свет!
На площади Виктуар
Целуются двое!
Их могут увидеть.
Потушите свет!
И оставьте, пожалуйста, их в покое.
Я брел наугад,
И случайно наткнулся на них,
И мимо прошел, ничего не сказав.
У него - чуть заметно дрожали ресницы,
У нее - как два огненных камня были глаза."
В своем гнезде над воротами
Две ласточки ночью глядят на Луну.
Две ласточки вертят головками
Слушая тишину.
Разбитое стекло
Человек, который пел без конца
и который у меня в голове танцевал,
человечек юности с сердцем проказника
вдруг шнурок на ботинке своем порвал,
и тогда все постройки фанерного праздника
неожиданно рухнули. Кончился бал.
И в молчании этого праздника
я счастливый голос твой услыхал:
отчаянный, ломкий,
похожий на голос ребенка,
издалека он меня призывал;
и руку я к сердцу прижал,
где дрожали в отзвуках эха
семь зеркальных
обрызганных кровью осколков
твоего далекого звездного смеха.
Огромное, красное
Огромное,
Красное
Зимнее солнце
Над Гран-Пале, поднимаясь, всплывает
И вновь исчезает.
Вот так же и сердце мое исчезнет,
И вся моя кровь из меня уйдет,
Тебя разыскивать сердце станет,
Моя любимая,
Моя красивая,
И там, где ты будешь,
Тебя найдет.
Голодное утро
Он страшен,
стук этот слабый, когда разбивают о стойку крутое яйцо;
он страшен, если всплывает
в памяти человека, которому голод сводит лицо;
и страшна голова человека,
которому голод сводит лицо,
когда человек, в шесть утра подойдя к магазину,
глядит на витрину
и налиты ноги его свинцом.
Он видит голову цвета пыли,
но он рассматривает совсем не ее,
ему наплевать на свое отраженье,
которое появилось на стекле витрины,
он думает не о нем,
в его воображении
голова другая, совсем другая:
ему мерещится голова телячья,
голова телячья с острой приправой
или голова все равно какая,
лишь бы она съедобной была.
У человека шевелится челюсть
совсем тихонько,
совсем тихонько,
он тихонько скрежещет зубами,
потому что весь мир смеется над ним,
а он бессилен перед этим миром,
а он начинает считать на пальцах:
один, два, три,
один, два, три,
три дня без еды, три дня без еды...
И все три дня он твердил напрасно:
"Так продолжаться больше не может!"
Но это продолжается.
Тря дня,
три ночи,
совсем без еды...
А тут за витриной,
эти паштеты, бутылки, консервы,
мертвые рыбки в консервных банках,
консервные банки за стеклом витрины,
стекло витрины под охраной ажанов,
ажаны с дубинками под охраною страха
сколько баррикад для несчастных сардинок!...
Немного поодаль - двери бистро,
кофе со сливками, хруст пирожков.
Человек шатается,
у него в голове
туман слов,
туман слов:
сардины в банках,
крутые яйца,
кофе со сливками,
кофе с ромом,
кофе со сливками,
взбитые сливки,
убитые сливки,
кофе с кровью...
Человек, почитаемый в своем квартале,
был среди бела дня зарезан;
убийца-бродяга украл у него
два франка,
что значит: кофе со сливками
(по счету семьдесят пять сантимов),
два ломтика хлеба, намазанных маслом,
и двадцать пять сантимов на чай официанту.
Он страшен,
стук этот слабый, когда разбивают о стойку крутое яйцо;
он страшен, если всплывает
в памяти человека, которому голод сводит лицо...
Семейное
Мать занята вязаньем,
Сын ее занят войной.
Мать считает нормальным порядок такой.
А отец?
Как проводит отец свой день трудовой?
Отец - человек деловой.
Жена занята вязаньем,
Сын занят войной.
Он же в дела ушел с головой.
Он считает нормальным порядок такой.
Ну, а сын? Ну, а сын?
Что сын-то считает?
Ничего ровным счетом сын не считает.
Мать его занята вязаньем, отец - делами, а он - войной.
И когда воевать он кончит,
Он тоже в дела уйдет с головой.
Война продолжается, мать продолжает вязать,
Отец продолжает с делами возиться.
Сын убит - больше нечего ему продолжать.
Идут за похоронной колесницей
Отец и мать.
Они находят все это в порядке вещей.
А жизнь продолжает идти дорогой своей,
С вязаньем, войною, делами,
И снова делами, делами, делами,
И мертвецами.
Как нарисовать птицу
Сперва нарисуйте клетку
с настежь открытой дверцей,
затем нарисуйте что-нибудь
красивое и простое,
что-нибудь очень приятное
и нужное очень
для птицы;
затем
в саду или в роще
к дереву полотно прислоните,
за деревом этим спрячьтесь,
не двигайтесь
и молчите.
Иногда она прилетает быстро
и на жердочку в клетке садится.
иногда же проходят годы
и нет
птицы.
Не падайте духом,
ждите,
ждите, если надо, годы,
потому что срок ожиданья,
короткий он или длинный,
не имеет никакого значенья
для успеха вашей картины.
Когда же прилетит к вам птица
(если только она прилетит),
храните молчание,
ждите,
чтобы птица в клетку влетела;
и, когда она в клетку влетит,
тихо кистью дверцу заприте,
и, не коснувшись не перышка,
осторожненько клетку сотрите.
Затем нарисуйте дерево,
выбрав лучшую ветку для птицы,
нарисуйте листву зеленую,
свежесть ветра и ласку солнца,
нарисуйте звон мошкары,
что в горячих лучах резвится,
и ждите,
ждите затем,
чтобы запела птица.
Если она не поет
это плохая примета,
это значит, что ваша картина