© Борис Батыршин 2023

На дачу я не поехал, как ни уговаривали меня родители и бабуля. Не помогли даже отцовские обещания пригласить печника и сложить, наконец, камин – о чём я, помнится, не раз его упрашивал. Честно говоря, и «в той, другой» жизни меня не очень-то тянуло в этот посёлок на границе Московской и Калужской областей, где даже речки-то приличной нет. А из всех ландшафтных красот – только заброшенные песчаные карьеры, неспешно превращающиеся в довольно-таки живописные пруды, да смешанный лес, чередующийся с совхозными полями прямо за оградой Госплановского дачного кооператива. Ну, нечего мне там делать – копаться в земле меня никогда не тянуло, грибов в окрестных лесах мало, а дальние прогулки… что прогулки? Конечно, с собакой – оно веселее, но не слишком – по какому-то странному совпадению соседи предпочитают обходиться без четверолапых питомцев (кошки не в счёт), и мы с Бритькой на пол-посёлка считай, одни. В точности, как у любимого мною Джерома Клапки Джерома: «захолустная дыра, где укладываются спать в восемь часов вечера, и где ни за какие деньги не раздобудешь “Спортивный листок”, и где надо прошагать добрых десять миль, чтобы разжиться пачкой табаку…»

Табак мне не нужен – не курю и не собираюсь начинать, но в остальном я с Гаррисом согласен: до ближайшего сельского магазинчика действительно приходится топать километра четыре по пыльной дороге, а отсутствие пресловутого «Спортивного листка» с успехом заменяет торчащая на крыше дачного домика телевизионная антенна, которая ловит сигнал через два раза на третий, да и то один-единственный первый канал. Скука, в общем. Тоска.

Итак, погрузиться в сельскую идиллию, особенно после бурления идей и пестроты Артека я оказался не готов, даже и в сопровождении любимой бабули и золотистого ретривера по имени Бритти. Что ж, родители не очень-то и настаивали, тем более, что отпрыск уже вполне доказал, что способен подолгу оставаться без присмотра, не устраивая чего-нибудь катастрофического в оставленном на его попечение семейном гнезде. Им в это лето не до меня, и гораздо большей степени, нежели в «той, другой» реальности: отец неделями напролёт торчит в подмосковном Калининграде, где закончили возводить и теперь спешно оборудуют огромный международный Центр Подготовки Космонавтов, и дома бывает только по выходным. Мама, дай ей волю, тоже пропадала бы вместе с ним. Работы у обоих сейчас выше головы, но материнские инстинкты всё же берут верх над служебным долгом, и по вечерам она возвращается домой, для того, чтобы, одарив меня порцией родительской любви, с утра сорваться обратно.

Я её не виню, как и отца, наоборот, мне так даже удобнее. Друзей-приятелей в Москве у меня нет – то есть у четырнадцатилетнего Лёшки Монахова они имелись, конечно, но… за эти сорок пять лет я всё успел позабыть. К тому же, переезд – прежние школьные и дворовые связи, считай, разорваны, новые толком не появились (Ленка Титова с родителями куда-то уехала на всё лето), а дворцовские приятели…. Тут дело особое, заслуживающее отдельного разговора.

Впрочем, мне никто особо и не нужен – всё же фатальная разница в возрасте и, как следствие, в интересах, мешает поддерживать нормальные для подростка контакты со сверстниками. Так что обхожусь обществом Бритьки – мы подолгу гуляем на Ленинских горах или в Воронцовском парке. Он, конечно, не тот, что в две тысячи двадцать третьем – но каскад прудов на месте, и лодочная станция действует, и мороженое и газировку можно прикупить в киоске возле главного входа вдобавок к прихваченным из дома бутербродам или бабулиным пирожкам. А потом устроиться на травке и наслаждаться импровизированным пикником, наблюдая, как собакен до одури плавает в пруду в безуспешных попытках догнать утку с выводком подросших утят. Нахальные пернатые даже не дают себе труда взлететь при виде плывущей в их сторону собаки – разворачиваются и, сохраняя геометрически безупречный строй клина, уплывают прочь, держась на безопасной дистанции.

После прогулки мы обычно отправляемся к деду с бабулей – до их квартиры на Ленинском вдвое ближе, чем до нашей улицы Крупской. К тому же, дома пусто, а там нас ждут, чтобы накормить по-настоящему вкусным обедом. А дальше – возвращаемся домой, где я, оставив Бритьку отсыпаться после прогулки, либо отправляюсь в библиотеку, изучать подшивки книг и журналов (обязательное раз в два-три дня действо) – либо просто сажусь на метро и еду в центр, где до вечера брожу по улицам, предаваясь размышлениям. Или, как вот сегодня – беру собаку, и мы вместе идём в парк возле Дворца.

Этот маршрут у нас давно отработан: заходим со стороны Проектируемого проезда (в будущем, это чудовищно-безликое название заменят на «улицу Анучина», но пока так…), огибаем пруд, в котором Бритька обязательно поплавает – и не просто поплавает, а с разбегу прыгнет в воду с низенького, треть метра, бережка, вслед за брошенной палкой. Здесь тоже есть утки и, вдоволь поприносив мне палку (ретривер есть ретривер, против природы не попрёшь!) собака обязательно сделает попытку погонять их прямо в воде – столь же безнадёжную, как и на Воронцовских прудах. Потом выберется, отряхнётся и, демонстрируя всем своим видом что не очень-то и хотелось, потрусит за мной – вдоль теннисных кортов, волейбольных, авиамодельных и прочих площадок – на аллею, ведущую от памятника Мальчишу-Кибальчишу к главному входу во Дворец.

Я выбираю скамейку и устраиваюсь на ней. Со стороны это, наверное, выглядит странно: четырнадцатилетний пацан сидит, развалившись, в позе, более подошедшей бы пожилому мужчине и думает о чём-то своём, не обращая внимание на то, что творится вокруг. Бритька носится по лужайкам, оглашая окрестности жизнерадостным лаем – впрочем, этим она не злоупотребляет, голдены от природы молчуны. Я же провожаю взглядом редких прохожих – лето, кружки и секции не работают, разве что в летнем» городском лагере» занимается полсотни человек… Ближе к Дворцу мы обычно не подходим – неохота как в тот, самый первый день попаданства нарваться на какую-нибудь оголтелую блюстительницу порядка и дисциплины с визгливым голосом и внешностью Людмилы Прокофьевны до того, как у неё случился служебный роман. Хотя, сейчас мне это, пожалуй, уже по барабану. Во Дворец, в Кружок Юных Космонавтов, в котором я провёл целых три года и сумел, без лишней скромности, добиться некоторых успехов, я больше не вернусь, это решено. Так что – сижу на скамейке и думаю думу…

А подумать есть о чём. События последнего месяца нуждаются в осмыслении, и в особенности, отношения с родителями. Мне и сейчас непросто смотреть в глаза отцу после артековского фиаско – он ведь, похоже, всерьёз рассчитывал, что я пробьюсь в финал конкурса фантпроектов и окажусь в числе тех, кому предстоит в течение ближайшего года обучаться и жить в новом Центре Подготовки. И даже сумел убедить в этом маму, что само по себе было задачей нетривиальной…

А для начала – Дворец и принятое решение перевернуть эту страничку своей прежней жизни. «Закрыть гештальт», как модно было говорить во времена более поздние. Собственно, ничего нового в этом нет, я и «в прошлый раз» забросил кружок после того, как перешёл в девятый класс. Помнится, мама удивлялась: «как же так, тебе теперь удобно туда ездить, не то, что как раньше, когда приходилось ехать на метро через всю Москву, аж с «Водного стадиона»! А вот так. Я уже и не помню, что именно подвигло меня тогда на это решение. Видимо, примерно то же, что и сейчас: я попросту осознал, что ничего нового, перспективного дворец мне дать уже не сможет – разве что ностальгические воспоминания, но они станут актуальны не раньше, чем через четверть века. А раз так, то стоит ли тратить попусту силы и время?