— Наверное, быть пчеловодом — это очень интересно, — сказала она.

— Да. Очень.

— Но я всегда задавалась вопросом…

— Гм?

— Пчелы такие маленькие — как их доят?

Единорог бродил по лесу, будто слепой. Он чувствовал себя здесь чужим. Высокое голубое небо — и никакого тебе северного сияния. А еще тут шло время. Для создания, ранее не подверженного разрушительному влиянию времени, такое чувство было сродни падению с высокой скалы.

Кроме того, единорог чувствовал, что его хозяйка где-то рядом, она будто засела в его голове. Это было куда хуже, чем чувство уходящего времени.

В общем, если говорить коротко, единорог медленно, но верно сходил с ума.

Маграт сидела с широко открытым ртом.

— А я думала, матки рождаются.

— О нет, — терпеливо объяснял господин Брукс. — Такой штуки, как маточное яйцо, в природе не существует. Улей просто выбирает одну пчелку и растит из нее королеву. Кормит ее королевским молочком, так сказать.

— А что будет, если она станет питаться обычной пищей?

— Из нее вырастет обычная рабочая пчелка, ваша светлость, — ответил Брукс с подозрительно республиканской улыбкой.

«Везет же, как все просто…» — подумала Маграт.

— Итак, появляется новая королева, а что происходит со старой?

— Обычно старушка собирает рой, — пожал плечами господин Брукс. — А потом отваливает, забрав с собой часть колонии. Лично я видел тысячи роев, но вот королевский — никогда.

— А что такое королевский рой?

— Даже не могу сказать точно. О нем упоминается в старинных книгах по пчеловодству. Это рой из роев. Говорят, незабываемое зрелище.

На мгновение взгляд пчеловода стал мечтательным.

— Впрочем, — продолжил господин Брукс, — самое веселье — это когда погода плохая или старая матка не может собрать рой. — Он покрутил рукой. — Тогда происходит вот что. В улье — две матки, правильно? Старая и новая. Они начинают преследовать друг друга по сотам, под стук дождя по крыше, а жизнь в улье идет своим чередом. — Господин Брукс иллюстрировал рассказ движениями рук, и Маграт, заслушавшись, подалась вперед. — По всем сотам гоняются, а трутни жужжат, но королевы чувствуют присутствие соперницы, наконец они находят друг друга и…

— Да? Да? — Маграт наклонилась еще ближе.

— Удар! Укол!

Маграт отшатнулась так резко, что ударилась затылком о стенку сарая.

— Двух королев быть не может, — спокойно пояснил господин Брукс.

Маграт оглянулась на ульи. Ей всегда нравился вид пасеки — до этого разговора.

— После долгих дождей я частенько нахожу мертвую матку у летка улья, — с довольным видом сообщил господин Брукс. — Королева с королевой не уживается, понимаешь? Все та же старая добрая борьба за выживание. Старая матка более коварна. Однако новой матке действительно есть за что драться.

— И за что?

— Она же хочет спариться.

— О.

— Но самое интересное начинается осенью, — продолжал свой увлекательный рассказ господин Брукс. — Зимой улью балласт не нужен. А под ногами трутни болтаются, ничего не делают. Вот рабочие пчелы и тащат их к летку, там кусают и…

— Хватит! — не выдержала Маграт. — Это ведь ужасно! А я считала пчеловодство таким приятным занятием.

— А сейчас такое время года, когда пчелы очень истощены, — не унимался господин Брукс. — И происходит вот что. Возьмем обычную пчелу, да? Она работает, пока может, а потом ты вдруг замечаешь, что весь улей окружен старыми пчелами, они пытаются влезть в леток, но…

— Прекрати, я сказала! Правда. Это уже слишком. Я же королева все-таки. Почти.

— Прости, госпожа, — пожал плечами господин Брукс. — Мне показалось, ты интересуешься пчеловодством.

— Да! Но не настолько!

Маграт стрелой вылетела из сарая.

— Ну, не знаю… — задумчиво произнес господин Брукс. — Лично я всегда считал, что к природе надо быть как можно ближе.

Он весело потряс головой, провожая взглядом Маграт.

— В улье может быть только одна королева, — сказал он. — Удар! Укол! Хе-хе-хе!

Откуда-то издалека донесся вопль Ходжесааргха, который в очередной раз слишком близко подпустил к себе природу.

Повсюду появлялись круги на полях.

Вселенные начали выстраиваться в линию. Танцы кипящих спагетти остались в прошлом, сейчас нужно было как можно быстрее преодолеть ненадежный участок распоясавшегося Времени, и вселенные мчались друг за другом, голова в голову.

Именно в такие моменты вселенные и взаимодействуют. Они пихаются локтями, пытаясь отвоевать себе местечко получше, обмениваются стрелами реальности.

Если бы человеческий разум был наичувствительнейшим приемником, да если б еще вывернуть ручку усиления не просто до упора, а так, чтобы она сломалась — тогда бы вы смогли уловить некие очень странные сигналы…

Часы тикали.

Матушка Ветровоск сидела перед открытой шкатулкой и читала. Иногда она прерывала чтение, закрывала глаза и задумчиво чесала кончик носа.

Лучше не знать, что готовит нам будущее, и сейчас матушка Ветровоск убедилась в этом на собственном опыте. Ее одолевали приступы дежа вю. Такое продолжалось уже с неделю. Причем это было не ее дежа вю. Подобное происходило с ней впервые — ее посещали воспоминания, которых не могло быть. Не могло быть никогда. Она — Эсме Ветровоск, вот она, можно ущипнуть, и всегда была Эсме Ветровоск, а не…

Раздался стук в дверь.

Матушка поморгала, обрадовавшись возможности отвлечься от жутких мыслей, но потребовалась добрая пара секунд, чтобы ее внимание сконцентрировалось на настоящем. Затем она сложила лист бумаги, убрала его в конверт, конверт вложила в пачку, пачку спрятала в шкатулку, шкатулку заперла маленьким ключиком, который повесила на гвоздь у камина, после чего направилась к двери. В последний момент она проверила, не разделась ли по рассеянности догола или еще чего не сделала, и только потом открыла дверь.

— Добрый вечер, — поздоровалась нянюшка Ягг, протягивая накрытую полотенцем миску. — Вот, принесла тебе тут…

Матушка Ветровоск смотрела мимо нее.

— Кто это с тобой? — поинтересовалась она. У троих девиц был очень смущенный вид.

— Понимаешь, они пришли ко мне и… — начала было нянюшка Ягг.

— Погоди, погоди. Дай сама догадаюсь, — оборвала ее матушка.

Она вышла на улицу и внимательно осмотрела всю троицу.

— Так-так-так, — буркнула она. — Ничего себе. Вы, помнится, хотели ведьмами стать. А теперь… — Она заговорила фальцетом: — «О, милая госпожа Ягг, мы поняли, как ошибались, и сейчас хотим научиться настоящему ведьмовству». Ну что, права?

— В принципе, да, — подтвердила нянюшка. — Но…

— Это ведьмовство, — сурово произнесла матушка Ветровоск. — А не какая-нибудь… игра в салочки. Черт вас возьми!

Она прошла вдоль короткого строя дрожащих девчонок.

— Так, тебя как зовут?

— Пурпура Пеннидж, госпожа.

— Готова поспорить, мама называет тебя как-то по-другому.

Пурпура смущенно опустила глаза.

— Вообще-то, меня зовут Фиолеткой, госпожа.

— Хорошо. И цвет более приятный, — кивнула матушка. — Что, таинственности захотелось? Чтоб люди подумали, будто бы ты понимаешь все сверхъестественное? А колдовать-то ты умеешь? Подружка тебя всему научила? Ну-ка, сбей с меня шляпу.

— Что, госпожа?

Матушка Ветровоск отошла и развернулась.

— Сбей ее. Мешать не буду, обещаю. Ну, давай.

Пурпура побледнела до Фиолетки, после чего порозовела.

— Я так и не поняла смысла этого психического… как его там…

— Вот те на! Хорошо, посмотрим, на что способны другие… Ты кто?

— Аманита, госпожа.

— Какое красивое имя. Ну, посмотрим, что умеешь ты.

Аманита затравленно оглянулась.

— Я, э-э… Боюсь, у меня ничего не получится, я стесняюсь, когда смотрят, и… — начала было она.

— Жаль. А ты что скажешь? Да, ты, последняя.