Нума злился не на товарищей, а на собственное бессилие, но нарочно выставлял его напоказ, словно говоря: «Вы совершенно правы: я слаб, от меня нет никакой пользы. Но очень скоро вы увидите, насколько поистине слабым и бесполезным я могу быть».
Эчаваррен являл собой полную противоположность Туркатти. Он не падал духом, хотя его увечья с каждым днем все настойчивее давали о себе знать. Раненая нога местами почернела от гангрены и пожелтела от гноя. Он не мог самостоятельно выбираться из самолета и дышал спертым воздухом салона, что пагубно влияло на легкие, затрудняя дыхание.
В гамаке было холодно, и как-то вечером Фернандес решил спустить Эчаваррена на пол, но это перемещение вызвало у парня настолько сильную боль, что он предпочел забраться обратно в гамак. Ночью Эчаваррен начал бредить.
— Кто пойдет со мной в магазин купить хлеба и кока-колы? — спросил он, а потом прокричал: — Папа! Папа! Заходи! Мы здесь…
Паэс подошел к нему и сказал:
— Позже можешь говорить что угодно, но сейчас ты будешь молиться вместе со мной. Радуйся, Мария, благодати полная, Господь с Тобою…
Эчаваррен устремил на Паэса отсутствующий взгляд, и его губы потихоньку начали повторять слова молитвы. На несколько минут, которые понадобились им, чтобы прочитать «Богородице Дево, радуйся» и «Отче наш», он пришел в себя. Паэс вернулся на свое место рядом с Инсиарте, и Рафаэль, снова впав в полузабытье, пробормотал:
— Кто пойдет со мной в магазин?
— Только не я, — раздались в ответ голоса из темноты. — Давай подождем до завтра.
Предыдущие трагедии уже закалили выживших, и они довольно спокойно воспринимали весь ужас происходящего. Эчаваррен замолчал; какое-то время слышалось только его хриплое, тяжелое дыхание. Потом он стал дышать чаще и вдруг затих. Сербино и Паэс вскочили на ноги, бросились к гамаку и начали делать Рафаэлю искусственное дыхание. Паэс еще полчаса пытался вернуть его к жизни, но остальные уже понимали, что их товарища больше нет.
Смерть Эчаваррена глубоко потрясла всех и напомнила каждому, что и его жизнь тоже висит на волоске. Фито с кровоточащим геморроем лежал на полу и чувствовал себя подавленным, испуганным и одиноким, как никогда. И все же близость смерти давала ему возможность почувствовать себя ближе к Богу. Он молился Всевышнему за себя и всех собратьев по несчастью.
На следующее утро только одна мысль улучшала настроение и ему, и окружающим. Как и все, Фито надеялся, что, возможно, в эти самые минуты Паррадо, Канесса и Висинтин вышли к людям и что еще до заката тишину гор нарушит стрекот летящих над долиной вертолетов. Но надежда оказалась тщетной: ближе к вечеру он услышал, как кто-то прокричал, что разглядел вдали возвращающихся участников экспедиции. Наблюдая за тем, как трое парней бредут, спотыкаясь, вверх по склону, Фито почувствовал, что смирение перерастает в гнев. Выходит, Господь ненадолго подарил им надежду лишь для того, чтобы потом отобрать ее! Возвращение отряда означало одно: все они в ловушке. Фито хотелось кричать как безумному и бежать по снегу куда глаза глядят, но он не двинулся с места и только молча смотрел вместе с остальными на приближавшихся путников. На всех лицах застыло выражение глубокой тоски и отчаяния.
Первым шел Канесса, за ним — Паррадо и Висинтин. Когда Канесса оказался в пределах слышимости, до ребят донеслись обрывки его возгласов:
— Эй, парни! Мы… шли… хвост… чемоданы… одежду… сигареты!
Участники экспедиции подошли к самолету, встречающие окружили их, и Канесса сказал:
— Таким путем мы отсюда не выберемся. Долина никуда не поворачивает, а тянется дальше на восток. Но мы нашли хвост и аккумуляторы. Теперь остается отнести туда радиостанцию.
Юноши невольно заразились оптимизмом друзей, вернувшихся из похода. Они сжимали их в объятиях, не в силах сдержать слезы, а потом столпились вокруг саней, чтобы забрать брюки, свитеры и носки. Панчо Дельгадо занялся сигаретами.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
1
В тот день, когда первая экспедиция отправилась в горы, Маделон Родригес и Эстела Перес вернулись самолетом в Чили вместе с Рикардо Эчаварреном (отцом Рафаэля), Хуаном Мануэлем Пересом (братом Марсело) и одним из наиболее опытных пилотов уругвайской национальной авиакомпании «Плуна» — Раулем Родригесом Эскаладой, кузеном Маделон. Братья Штраух тоже собирались присоединиться к группе, но им рекомендовали воздержаться от полета — оба страдали гипертонией.
Маделон раздражало скептическое отношение Суррако к видениям Жерара Круазе-младшего, и она решительно вознамерилась переубедить упрямца. Как и тридцать шесть дней назад, когда стало известно об исчезновении лайнера, обе женщины по-прежнему непоколебимо верили в то, что их сыновья живы. Мужчины, напротив, не слишком надеялись найти ребят целыми и невредимыми, но считали необходимым выяснить, что же все-таки произошло с «Фэйрчайлдом».
Восемнадцатого ноября они приехали в Тальку и несколько раз пролетели над окрестностями вулкана Дескабесадо-Гранде.
С воздуха было видно, что часть местности рядом с Лагуна-дель-Альто почти полностью соответствует рисунку, присланному Круазе. Вернувшись в Тальку, группа наняла провожатых с лошадьми и уже верхом отправилась обратно в район поисков, чтобы основательнее обследовать его. Лошади были специально научены подниматься по узким горным тропам в смертельной близости от крутых обрывов, но уругвайцы надели на глаза повязки во избежание приступов головокружения. Приближаясь к цели, они наткнулись еще на один элемент видений Круазе — дорожный щит с надписью «Опасно!». В пределах видимости оказались озеро и гора с плоской вершиной. Все указывало на то, что мужчины вот-вот должны были найти «Фэйрчайлд», но никто из них не обольщался на этот счет. Скудная растительность долины могла бы обеспечить выживших пропитанием, однако это место и Тальку разделял день пешего похода.
Они вернулись, так ничего и не обнаружив. Уже в городе один альпинист из Нидерландов заметил:
— Самолет вы, может быть, и отыщете, но вокруг него будет стая стервятников.
Похожие мысли посещали многих людей, с которыми поисковикам доводилось общаться.
Сесар Чарлоне, уругвайский поверенный в делах, тоже сомневался в успехе их операции. Двадцать пятого ноября группа вернулась в Сантьяго, и Сесар заявил ее членам, что ему неловко просить чилийские власти разрешить его соотечественникам не обменивать ежедневно десять американских долларов на чилийскую валюту по невыгодному курсу. Признание дипломата глубоко возмутило Маделон Родригес и Эстелу Перес. Перед вылетом из Монтевидео они лично обращались в Министерство иностранных дел Уругвая с просьбой избавить их при посредстве Чарлоне от этой неудобной процедуры.
За время поисков родственники пропавших без вести истратили 550 долларов, что, конечно, не грозило им разорением, но гнев обеих энергичных женщин, вызванный нерешительностью Чарлоне, был нешуточным. Эстела Перес, дочь гордой семьи «Бланко» (она приходилась кузиной лидеру этой партии Уилсону Ферейре), не собиралась терпеть унижение от «какого-то там „Колорадо“». Вместе с Маделон она направилась в Министерство иностранных дел Чили, где их принял сам министр — Клодомиро Альмейда. Он внимательно выслушал посетительниц и немедленно отдал подчиненным письменное распоряжение освободить членов поисковой группы от обязательного обмена валюты.
Уладив этот вопрос, пятеро уругвайцев могли вернуться в Монтевидео и 25 ноября отправились в обратный путь. Паэс Виларо в то время уже находился в Бразилии. Таким образом, едва ли не впервые с тех пор, как «Фэйрчайлд» пропал в горах, в Чили никто не искал его. Перед возвращением домой уругвайцы разбросали над горами вокруг Тальки множество листовок с обещанием награды в 300 000 эскудо каждому, кто сообщит какие-либо сведения об исчезнувшем лайнере. Они очень надеялись, что этот шаг даст положительный результат. Пока же им оставалось только истово молиться.
