Он оторвал руку от стола и, оттопырив палец, ткнул им в воздух угрожающим жестом.

— Многие пытались проникнуть сюда, внедрить чуждые нам идеи, но Табир-Сарай всегда был начеку. В гордом одиночестве высится он среди кипения человеческих страстей, независимый, неподвластный группировкам, грызущимся за власть, изолированный от всего и недоступный для чьего-либо вмешательства. Все сказанное мною можешь забыть, но вот одно не забывай никогда, сын мой; требование хранить тайну. Это даже не требование. Это непререкаемый приказ Табир-Сарая. А теперь приступай к работе. Выйдя отсюда, спроси, где находится Отдел селекции. Когда придешь туда, там уже будут поставлены обо всем в известность. Ну, удачи!

В голове у Марк-Алема царила полная неразбериха, когда он вышел в коридор. Там не было ни одной живой души, и не у кого было спросить, как добраться до Селекции, поэтому пришлось отправиться наобум. В ушах у него продолжали звучать обрывки речи высокопоставленного сотрудника. Да что же это, повторил он пару раз и даже потряс головой, словно пытаясь их вытряхнуть. Но они не стихали, продолжая упорно его преследовать. Более того, в этой пустыне перекрещивающихся коридоров они, многократно отразившись от стен и колонн, казалось, звучали еще более мрачно. Ты сразу начнешь работать в Селекции, поскольку мы благоволим к тебе.

Марк-Алем, сам не зная отчего, ускорил шаги. Се-лек-ция, повторял он про себя слово, которое сейчас, когда он оказался в одиночестве, звучало еще более странно. В глубине коридора он разглядел какой-то силуэт, но не разобрать было, удаляется человек или идет в его сторону. Марк-Алем хотел окликнуть его или, по крайней мере, подать какой-то знак, но тот был слишком далеко. Тогда он ускорил шаги и намеревался даже побежать, закричать, лишь бы догнать этого человека, казавшегося ему теперь единственным спасителем в безнадежном бесконечном коридоре. Он почти уже бежал, когда откуда-то слева послышался тяжелый гул шагов множества людей. Он замедлил ход и прислушался. Шаги доносились из боковой галереи, которая вела к центральному коридору. Звук их был ритмичным и угрожающим. Марк-Алем повернул голову и увидел толпу людей, те шли молча, держа в руках большие папки с делами. Обложки папок были серо-голубого купоросного цвета, такого же, как крыши здания и одежда привратников.

— Простите, пожалуйста, не могли бы вы мне подсказать, как дойти до Селекции? — дрогнувшим голосом спросил Марк-Алем, когда группа поравнялась с ним.

— Иди в обратную сторону, туда, откуда пришел, — ответил ему кто-то хриплым голосом. — Ты тут, похоже, новичок.

Марк-Алему пришлось дождаться, пока его собеседник отдышится после затяжного приступа кашля, чтобы услышать, что ему нужно вернуться назад и дойти до четвертого справа коридора, где он увидит ступеньки на второй этаж, а там уже надо будет снова кого-нибудь спросить.

— Благодарю вас, уважаемый! — воскликнул Марк-Алем.

— Не стоит, — ответил незнакомец. — Кхе, кхе, — услышал Марк-Алем у себя за спиной его кашель и затем бормотание: — Похоже, я серьезно простыл.

Марк-Алему пришлось довольно долго искать Селекцию. А там его тем временем уже дожидались.

— Вы Марк-Алем? — спросил его первый же встреченный в отделе человек, не скрывавший удивления от услышанного необычного имени.

Марк-Алем утвердительно кивнул.

— Следуйте за мной, — произнес тот, — начальник ждет вас.

Марк-Алем покорно последовал за ним. Они прошли через несколько залов, расположенных анфиладой, где за длинными столами сидели десятки людей, склонившихся над папками с делами. Никто не выказал ни малейшего любопытства по их поводу.

Начальник отдела сидел за длинным столом, таким же, как и у всех остальных, на котором лежали две раскрытые папки. Человек, сопровождавший Марк-Алема, приблизился к нему и тихо сказал что-то на ухо. У Марк-Алема сложилось впечатление, что тот не услышал абсолютно ничего. Он сидел, впившись взглядом в исписанную страницу, подшитую в дело, и на мгновение Марк-Алему показалось, что тот пытается разглядеть что-то в тумане, где дрожали, потихоньку угасая, дальние отголоски какого-то кошмара, центр которого был, похоже, очень далеко отсюда.

Марк-Алем ждал, что сопровождавший его сотрудник снова наклонится к уху начальника и прошепчет, как сделал некоторое время назад, но тому, судя по всему, это даже и в голову не приходило. Совершенно спокойно он дожидался, пока начальник оторвется от изучения дела. Ждать пришлось долго. Время от времени Марк-Алему начинало казаться, что начальник вообще никогда не оторвет взгляда от этого дела и они будут стоять здесь часы напролет, возможно до окончания рабочего дня или еще дольше. Вокруг царила глубокая тишина. Кроме легкого шороха перелистываемых страниц, не слышно было ни единого звука. Марк-Алем тем временем заметил, что начальник больше уже не читал. Взгляд его, слегка затуманившись, застыл на открытой папке. Похоже, он обдумывал прочитанное. Это продолжалось столько же времени, сколько и чтение. Наконец начальник потер глаза, словно пытаясь снять с них последнюю застилавшую их пелену, и посмотрел на Марк-Алема. Последний отблеск кошмара окончательно растаял в его взгляде.

— Это ты новичок?

Марк-Алем кивнул. Не говоря ни слова, начальник встал и пошел куда-то между длинными столами. Они оба последовали за ним и миновали несколько помещений, которые то казались Марк-Алему точно такими же, через которые он только что прошел, то немного другими.

Свое рабочее место он увидел еще издали. На столе, за которым никто не сидел, лежала закрытая папка с делом. Начальник остановился рядом с ней и показал пальцем на стол и пустой стул.

— Это твое рабочее место, — произнес он.

Марк-Алем взглянул на закрытую папку с бледно-голубой обложкой.

— В Селекции много таких залов, — продолжал начальник, широко махнув правой рукой. — Это один из важнейших отделов Табира. — Манерой говорить он напоминал предыдущего начальника. Казалось, они нашли где-то древний доклад и, набросившись, разодрали его на части, словно гиены. — Существует мнение, что основой Табира якобы является Интерпретация. Но это не так. Интерпретаторы изображают из себя аристократию Табира. На нас, селекционеров, они посматривают с неким пренебрежением, если не сказать — с презрением. Но тебе нужно знать, что все их тщеславие ничего не стоит. Любому, у кого есть ума хоть на грош, совершенно понятно, что без нас, без Селекции, Интерпретация останется мельницей без воды. Вся их работа базируется на нас.

Начальник махнул рукой.

— Впрочем, неважно, ты тут поработаешь и сам все это отлично поймешь. Основные руководящие указания, насколько я понимаю, ты уже получил. Все я тебе сегодня не буду объяснять, чтобы преждевременно не перегружать в самый первый день. Расскажу только то, что тебе понадобится вначале. Остальное ты и сам усвоишь. Здесь самый первый зал.

Начальник вновь сделал широкий жест, словно обводя окружающее пространство.

— Между собой мы называем его Лущильным Залом, — продолжал он, — потому что тут происходит первоначальный отбор и очистка собранного материала сновидений. Одним словом, тут все и начинается. Тут…

Он прикрыл глаза, будто пытаясь ухватить ускользавшую нить размышлений.

— Неважно, — сказал он чуть погодя. — Если быть совсем точным, я должен упомянуть, что первоначальная очистка производится низовыми отделениями. Их около тысячи девятисот по всей империи, и у каждого из них есть собственные первичные подразделения, и все они до того, как отправлять сновидения в центр, проводят предварительную фильтрацию. Но этого совершенно недостаточно. Подлинная первичная очистка начинается здесь. И как зерно отделяется от плевел, так и сновидения, представляющие ценность, отделяются здесь от бесполезных. Именно этот отсев, эта очистка и составляет самую суть Отдела селекции. Понятно?

Взгляд начальника постепенно оживился. Слова, которые он вначале, казалось, с трудом подбирал, теперь захлестывали его с избытком, выливаясь в количестве даже большем, чем требовалось его мыслям, так что чем дальше, тем быстрее он говорил, точно хотел непременно использовать их все.