Ее так и передернуло от омерзения. Нитка сапфиров выскользнула из руки и упала на пол.

– Не наклоняйтесь, я сама, сама, госпожа, – тут же засуетилась служанка, спешно поднимая ожерелье. – Вот, все в порядке… Помочь вам надеть?

Рейна милостиво кивнула. Слуги… уж не они ли первыми начали распускать слухи о своей хозяйке?

Для суда она надела темно-синее платье с широкой накидкой. Одежду Рейна выбирала интуитивно, желая скрыть свое дитя от толпы, а от него – грязь предстоящего суда. Будь ее воля, она и вовсе не выходила бы в город, но ей требовался свежий воздух, да и привычка посещать храм никуда не пропала. В немногочисленных прогулках по Фрисму леди Молдлейт сопровождала Сория Уэсс – единственная, чье общество Рейна готова была терпеть рядом. Сория, пожалуй, была одной из немногих, кто никогда не выдавал своих сомнений о грядущем отцовстве Фадрика.

«Ублюдки, – с неожиданной ненавистью подумала Рейна, бессознательным жестом проводя ладонью по животу. – Мерзкие, самовлюбленные уроды». Ребенок, будто поддерживая мать, шевельнулся внутри.

Она окинула взглядом свое отражение в зеркале и грустно улыбнулась. Нет, беременность не испортила ее внешность, лицо не стало одутловатым, как бывает у многих будущих матерей, кожа даже сохранила свой цвет, не испортились ни зубы, ни волосы. Но Рейна все равно казалась пусть и молодой, но очень усталой женщиной.

Правда, все еще красивой женщиной.

– Милая, позови Рене. Пусть проводит меня.

Кастелян, как оказалось, уже ждал за дверью. Бережно подсадив госпожу в карету, он сделал знак кучеру двигаться шагом, а сам торопливо рассказал Рейне о деле.

– Очень неприятное событие, миледи. Стража задержала этого молодчика ночью. Стала по карманам шарить, при нем нож, да браслет. Нож чистый, а вот браслет чищен кое-как, у застежки кровь запеклась.

– Задержали по доносу?

– Нет, в том-то и дело, что по горячим следам! У главы кожевенной гильдии в начале западного конца дом, а при доме – садик. С неделю назад жена главы приметила, что дочка по вечерам больно часто в том садике пропадает, встречается вроде как с кем. Главе доложила.

– Как главу-то зовут, Рене?

– Ох, прощения прошу, Сарт Ливок он, госпожа. А жена его – Амина. А дочку Ритвой звали.

Рейна кивнула. Ее муж наверняка знал всех этих людей не только по имени, но и в лицо. Она же слышала о них впервые. Правительница города…

Рейна грустно усмехнулась, но Рене этого не заметил, продолжая:

– Так вот. Глава калитку заднюю проверил, замок поломанный нашел. Дверь починили, Ритве по какому надо месту дали… Ох, простите, миледи, да ведь так оно все и было. Вроде все спокойно стало. А вчера поздно ночью Амина спохватилась – дочки в кровати нет. Побежали в сад, а там она, как есть мертвая, в беседке лежит, платье рваное, все в крови… Видно – насилие учинено. И браслета, и цепочки нет, а серьги, богатые, с изумрудами, и вовсе с мясом из ушей вырваны.

Рейна молчала. Ее, урожденную Артейн, видевшую и смерть, и насилие, такие мелочи уже не могли смутить.

– А парень задержанный, он что?

– Отпирается от всего.

– Да я не про это. Он к ней в сад лазил?

– То-то и есть, что он! Соседка его видела, да сама Амина. Мельком.

Рейна отвернулась, делая вид, что разговор ее более не интересует. Весь Фрисм теперь ждет, что она осудит на смерть человека, пойманного стражей. Сделает ли она это? Особенно, если иных доказательств, кроме браслета в кармане, нет…

Карета въехала на площадь. Не центральную, что у храма, нет, грязные людские делишки не след судить пред ликом богов и богатых горожан. Боги сами вершат свой суд, а горожанам не трудно и прокатиться, если пожелают поглядеть на казнь. Судили обычно на площади в северном конце.

«Как глупо, – подумала Рейна. – Запрятать все, что пугает взор, подальше, казнить не волею богов, под коими все ходим, а волей наместника и королевской власти. Моэраль… нет, Моэраль так не делал».

И, отгоняя мысли, приносящие боль, она вновь прикоснулась к животу, как к оберегу.

Площадь была полна. Главу Ливока в городе знали хорошо, и страшная, насильственная гибель его дочери взволновала многих. Убийцу, опасаясь гнева толпы, стража спрятала в прилегающем к площади доме. Не то чтобы его владельцы оказались рады соседству, но возражать никто не осмелился.

С помощью Рене Рейна выбралась из кареты и глубоко вдохнула – ее немного укачало, нужно было прийти в себя. В воздухе пахло весной: распускающимися почками, первыми робкими цветами, свежестью освободившейся ото льда воды. Но тот же ветер, что нес с полей благоухание юных трав, донес до носа Рейны и запах смердящих канав бедных кварталов города.

Рейна поморщилась.

– Миледи! Госпожа Молдлейт! – нестарая заплаканная женщина в богатом, пошитом у хорошей портнихи платье, кинулась в грязь под ноги Рейне. – Заступись, госпожа, накажи убийцу!!!

Мать Ритвы. Интересно, дочь была ее единственным ребенком?

– Убили, убили мою ненаглядную, пред смертью поглумились!!!

Рейна слегка коснулась плеча женщины кончиками пальцев.

– Встань. Я приехала сюда судить.

Всхлипывающая Амина поднялась, отошла в сторону, прижалась к кряжистому мужчине с посеревшим от горя лицом – мужу. Отцу.

– Рене. Поддержи меня под локоть, пожалуйста.

Помост для суда здесь был и помостом для казней, и подниматься на него было не в пример выше, чем в Холдстейне. Бережно поддерживаемая кастеляном, Рейна взошла и села в приготовленное кресло. Мягкостью оно не отличалось.

– Введите обвиняемого!

Глухо зароптала толпа. Среди собравшихся Рейна различила леди Розанну, ее мужа, вечно сохраняющего скучающий вид, Сорию, судя по виду, весьма взволнованную, нескольких других лиц из благородных. Простолюдинам не было числа.

Немного поодаль стоял Байярдов соглядатай – Эффсин Шарх.

Распахнулись двери ближайшего дома, появились стражники, волоча за собой парня со страшно разбитым лицом.

– Он это, он!!!

– Небось из тайной гильдии убийц!!!

– Какой там гильдии! Голь подзаборная! На сережки позарился!

– Мало того, что убил, так еще и снасильничал!

– Только вот перед смертью или после?!

Зашлась в новом крике мать Ритвы. Рейна плотнее сжала губы. Она и в страшных фантазиях не смогла бы поставить себя на ее место. Рука скользнула к животу.

«Ох, не место для тебя тут, маленький…».

Убийцу поставили перед помостом, стража отогнала толпившихся вокруг людей. Заочно осужденный поднял на Рейну тяжелый взгляд мутных, налитых кровью глаз. Били его серьезно.

– Я, леди Молдлейт, волей короля и моего лорда-мужа, наместника сего города по слову благородного Уолдера Молдлейта, вершу сегодня суд над этим, представшим предо мной человеком. Пусть день этот не осквернит неправедное решение.

Ифори за ее спиной одобрительно хмыкнул. Леди с честью выполняла свой долг.

– Я, пользуясь правом, врученным в руки мои, верша почетную обязанность, спрашиваю имя твое.

– Я Канд. А рода у меня нет, – ответил пленник.

Слова его звучали глухо из-за разбитых губ.

Толпа вновь зароптала: «Что это еще за человек, без рода? Разве только благородным да простолюдинам из тех, что побогаче, положено родовое имя? Нет родового прозвания, скажи: «Я сын такого-то оттуда-то». А то, нет рода!»

– Откуда ты, Канд?

– Из Гофоса.

– Кто твой отец?

– Нет у меня отца. И матери тоже нет.

– Что ж, Канд-безотцовщина, ты знаешь, почему ты тут?

Вновь тяжелый взгляд заплывших глаз.

– И подумать не могу, миледи.

Рене сунул Рейне в руки заранее заготовленную грамотку. С трудом разбирая корявый почерк, она прочитала:

– Некий Канд из Гофоса обвиняется в том, что ради наживы, воспользовавшись обманом, снасильничал и убил Ритву Ливок, дочь Главы гильдии кожеделов. Ты признаешь свою вину, Канд?

– Нет!!! – крик обвиняемого звенел от отчаянья. – Нет в том моей вины!

– Да как же нет?! – вскричала Амина Ливок. Слезы ушли из ее глаз, уступив место всепоглощающей ненависти. – Как же нет, когда ты к ней в сад лазил, я видела!