МАРК. А вы не думайте.
ДУЛИТОВ. О чем?
МАРК. О России. Она как-нибудь и без вас справится. И, вообще, уважаемый… Простите, ваше имя-отчество?..
ДУЛИТОВ. С утра Пал Макарычем звали.
МАРК. Так вот, уважаемый Пал Макарыч! Оставим лирику и поговорим конкретно. Вам что от меня нужно?
ДУЛИТОВ. А вы не понимаете?
МАРК. Пока нет.
ДУЛИТОВ. Интересное дело! Увели у человека единственную дочь, лишили, можно сказать, последнего источника существования. Да так даже варвары не поступают. А ведь вы, евреи, культурный народ. Можно сказать, лучшие умы человечества: Спиноза, Эйнштейн, Генрих Гёйне… Я уж не говорю про Карла Маркса, поскольку сейчас о нем говорить не принято.
МАРК. Мне очень радостно, что вы так живо интересуетесь еврейской культурой, как говорит Лиза, я просто тащусь, но цели вашего визита так и не понял.
ДУЛИТОВ. Извините, доктор, у вас дети есть?
МАРК. Увы…
ДУЛИТОВ. Поэтому вы и не можете понять отцовских чувств. Ведь когда теряешь своего ребенка, единственного близкого на земле существа, то весь организм буквально требует компенсации.
МАРК. И какой же компенсации требует ваш организм?
ДУЛИТОВ. А это уже как вам совесть подскажет. Вариантов много: можно сразу, можно по частям, можно нашими, можно зелеными. Они у меня потом дозреют. МАРК. А если не дам?
ДУЛИТОВ. Тогда придется дочурку конфисковать. Так сказать, увести с собой.
МАРК. Но она у вас, по-моему, уже совершеннолетняя.
ДУЛИТОВ. Ну и что? Мобилизуем общественное мнение, подключим соответствующую прессу: то да се, кража русского ребенка, жидомасоны в действии, всемирный сионистский заговор.
МАРК. А стыдно не будет? Это ж гадость.
ДУЛИТОВ. Конечно, гадость. Более того, подлость! Но что делать, доктор? Сами посудите: и дочь отняли, и денег не дают — это уже прямо какое-то ритуальное убийство получается.
МАРК. Ладно, что с вами поделаешь? Раз вы без дочери не можете — забирайте.
ДУЛИТОВ. Погодите, Марк Моисеевич! Что вы так сразу — забирайте? Мы же с вами интеллигентные люди. Что же мы, компромисса не найдем? Консенсуса?
МАРК. Думаете, найдем?
ДУЛИТОВ. Обязательно!.. Только, бога ради, не считайте, что я вымогатель какой-нибудь. Просто у меня такая ситуация, такой момент в жизни, что хоть камень на шею — и в воду! (Всхлипывает.)
МАРК. Вы случайно в театре не играли? У вас замечательно получаются трагические роли.
ДУЛИТОВ. Правильно! Это же трагедия, настоящая трагедия, хотя речь идет о пустяках, о мизерной сумме.
МАРК. Не понял связи.
ДУЛИГОВ. Вот меня сейчас друзья спрашивают: «Пашка, где твоя дочь?» И что я могу ответить? Ничего!.. А так меня люди спросят: «Дулитов, где твоя Лизка?» А я им в ответ: «Прошу к столу! Помянем мою дочурку!» Это же совсем другой коленкор.
МАРК (смеется). Знаете, Пал Макарыч, вообще-то у меня есть принцип: не поддаваться шантажу.
ДУЛИГОВ. И правильно!
МАРК. Но вы, честно говоря, произвели на меня такое впечатление, что я готов изменить своему принципу.
ДУЛИТОВ. Трудно возразить!
МАРК. К сожалению, никакой зелени у меня нет. Могу предложить только это. (Протягивает деньги.) Извините, все, что есть в наличии.
ДУЛИТОВ. Доктор, ну что тут скажешь? Большое русское мерси! Честно говоря, не ожидал. Думал, вы меня в шею погоните, а вы — такое благородство. Теперь уж. как говорится, берите мою единственную дочь и делайте с ней все, что хотите.
Дверь распахивается.
ЛИЗА. Ты что сказал, алкаш поганый?
МАРК. Лиза!
ЛИЗА. А вы, доктор, тоже хороши! Покупаете меня, все равно как свинью на базаре!
ДУЛИТОВ. Лизавета, что за выражения: свинья, базар! Да разве Марк Моисеевич тебя покупал? Тем более что евреи свинину не едят. Просто доктор со мной поделиться хотел, как со своим ближним. Ведь это ж уметь надо — с ближним поделиться. Как сказано в Священном Писании: рука дающего да не оскудеет, рука берущего да не отсохнет!
ПЕСНЯ ДУЛИТОВА
Откуда все несчастья на земле?
Все беды в захолустье и столице?
А это оттого, что люди все хотят себе.
Никто ни с кем не хочет поделиться.
Не скупись! Не жлобись! Поделись!
Деньгами, выпивкой иль чистою рубашкой.
Ну, а если, так сказать.
Другу нечего отдать.
То поделись последнею затяжкой.
Бомжи, министры или короли.
Крутой банкир или мальчишка в школе.
Короче говоря, сегодня люди всей земли
Хотят иметь хоть небольшую долю.
Не скупись! Не жлобись! Поделись!
Деньгами, выпивкой, одеждой или кровом.
Ну, а если, так сказать. Другу нечего отдать.
То поделись хотя бы добрым словом.
От рэкета не смогут защитить
Работники милиций и полиций,
И если нынче ты спокойно хочешь жить —
Всегда умей с другими поделиться.
Не скупись! Не жлобись! Поделись!
Деньгами, выпивкой иль хлебушка краюхой.
Ну, а если, так сказать.
Другу нечего отдать.
То дай ему хотя бы оплеуху!
(Советы к танцу Дулитова: мне кажется, что в танце он должен допивать чужую рюмку, докуривать сигарету, ссыпать в карман конфеты со стола — одним словом, зрительно подтверждать то. о чем поет в своей песне.)
КАРТИНА ПЯТАЯ
В саду на лавочке сидят две женщины. Перед одной — детская коляска, другая держит на поводке собаку. Появляется Лиза, толкая перед собой коляску с дядей Беней.
ЛИЗА (ему). Хир ист гут? Нихт хейс?
БЕНЯ. Нейн, дас гефелт мир. Гиб мир нур ди шлепе.
Лиза надевает на него панамку, он блаженно закрывает глаза.
ПЕРВАЯ. Эй, подруга, это ты по-каковски говоришь?
ЛИЗА. По-еврейски, а что?
ПЕРВАЯ. Ты что, еврейка, что ль?
ЛИЗА. Почему? Русская.
ПЕРВАЯ. А откуда по-ихнему знаешь?
ВТОРАЯ (поджав губки). Она, видать, спецшколу закончила. С жидовским уклоном.
ЛИЗА. Но-но, полегче! А то ты у меня без всякой школы сразу в институт попадешь. Склифосовского.
ПЕРВАЯ. Тихо, тихо, девки, ну чего вы? Мне же правда интересно, оттуда ты ихний язык знаешь?
ЛИЗА. Да он меня научил. Дядя Беня.
ВТОРАЯ. Ишь, дядю себе нашла, родственничка. Что ж ты его лучше по-русски не обучила?
ЛИЗА. А зачем ему? Он — гражданин Израиля. А захочет путешествовать — лучше идиша не найдешь. Евреи сейчас везде живут.
ВТОРАЯ. Вот именно, что везде! Все себе захапали. Ох, и дурят же они нашего брата!..
ЛИЗА. Чем же они тебя, интересно, надурили?
ВТОРАЯ. Да мало ли чем…
Л ИЗА. А все-таки?..
ПЕРВАЯ. Да не приставай ты к ней! У нее и правда забот выше крыши. Муж пьет без продыху, сына из школы вышибли. Одна она в семье горбатится, а по вечерам, вон, еще чужих собак выгуливает.
ВТОРАЯ. И собаки теперь тоже еврейские пошли — какую ни возьми: спаниель, доберман!.. А мой вообще ротвейлер!
ЛИЗА. Слушай, тебя как зовут?
ВТОРАЯ. Ну, Катерина, а что?
ЛИЗА. Кать, ты мне честно скажи: ты хоть одного еврея в жизни видела?
ВТОРАЯ. А то нет! Да их каждый день по телевизору показывают. Один со скрипкой, другой с роялем, а ты давай собачье говно подбирай.
ЛИЗА. Так в чем дело? Бери скрипку и играй.
ВТОРАЯ. Сказала! На скрипке-то уметь надо.
ЛИЗА. То-то и оно! Он, небось, лет двадцать учился, ни сна, ни отдыха не видел, чтоб так играть. А ты в это время семечки лузгала. Вот теперь и крути собачьи хвосты.
ВТОРАЯ. Все сказала, адвокат еврейский?.. Ты нам лучше доложи, сколько они тебе заплатили?
ЛИЗА (машет). Да что с тобой разговаривать. Одно слово — хозерюга!
ПЕРВАЯ. Нет, ты все ж таки объясни: чего ты так с этими евреями носишься? Ведь они нашего Христа распяли.
ЛИЗА. Во-первых, не нашего, а своего. Христос-то тоже еврей был.
