Задержались у лотка с маринованным перцем.

— Может, хватит? — спросил продавец. Мераб вынул изо рта стручок и спросил:

— Положить обратно, да?..

У прилавка, где валялись всевозможные «древние» восточные украшения, вчерашняя эффектная блондинка примеряла серебряный браслет.

— Добрый день, — поздоровался Мераб. Блондинка приветливо улыбнулась и спросила:

— Как вы думаете: это серебро?

Мераб выдавил из тюбика пасту на браслет и потер большим пальцем. Выступила медь.

— Оу! — удивилась блондинка и представилась: Джейн.

— А я Тарзан, — сказал Мераб.

— Оу, — оценила шутку блондинка.

— А это Генацвале, — представил Мераб нового друга.

Генацвале протянул блондинке лапу. И тут кто-то позвал:

— Мераб!

Мераб оглянулся. В лавочке, где было развешано кружевное женское белье, сидел на табурете толстяк в спортивных нейлоновых трусах и драповой грузинской кепке с большим козырьком. Толстяк поманил Мераба пальцем.

Мераб узнал толстяка: это был автоинспектор из Тбилиси, который не раз штрафовал Мераба на трассе. Но это было давно, лет пять назад.

— Мераб! — снова крикнул толстяк.

— Я не Мераб, — сказал Мераб. — Я Яша.

— Неважно. Иди сюда, — настаивал толстяк.

Выхода не было. Мераб извинился перед Джейн и подошел к толстяку.

— Американка? — шепотом спросил толстяк, кивая на Джейн.

— Да, — сказал Мераб. — Или шведка.

— Есть хороший товар. Позови ее, — толстяк помешал палкой в картонной коробке и выудил прозрачный лифчик. — Вот! Пьер Карден!

— Лифчик у нее есть, — сказал Мераб. Блондинка махнула Мерабу рукой и пошла.

— Тогда трусы. Есть хорошие. Настоящий Диор! Останови ее! — Толстяк отбросил палку и стал быстро перебирать товар руками.

Джейн скрылась за углом.

— Трусы у нее тоже есть, — вздохнул Мераб. И попросил: — Слушай, можно я от тебя в Сигнахи позвоню? Там моя жена Инга волнуется.

— Нельзя, телефон за неуплату отключили, — сказал толстяк, тяжело дыша и вытирая лицо кепкой. — Садись, — он показал Мерабу на надутого медведя.

Мераб сел. Помолчали.

— Меня всегда с братом путают, — сказал Мераб.

— Издалека похож. Ты тоже живешь в Сигнахи?

— Да. В аптеке там работал. Слушай, одолжи на неделю сто шекелей.

— Хромой Альберт жив? — спросил толстяк.

— Пока да. Я на работу устроюсь и сразу отдам.

— Ты не волнуйся. Ребята тебе помогут. Он на свободе?

— Пока да.

— Это хорошо! — Толстяк с неожиданной для его веса легкостью поднялся, взял с полки маленький козлиный рог, выдул из него пыль, протер рубахой и протянул Мерабу:

— На! Скажешь Тенгизу из Сухуми, что это ему Хромой Альберт прислал.

— Какому Тенгизу?

— Вот этот домик видишь? — толстяк показал на возвышающийся над городом небоскреб. — Это бриллиантовая индустрия. Посчитай сверху два этажа, возьми слева три окна — вот это теперь Тенгиз из Сухуми! Сегодня у него свадьба, дочь замуж выдает. Мы приходим, ты даешь ему рог и говоришь: это тебе Хромой Альберт прислал. Альберта он как брата уважает — они два раза вместе в тюрьме сидели. Ты — друг Альберта, а я — твой. Он нас к себе шлифовальщиками возьмет, понял?.. Ну, пошли, пошли! Заодно и твоей Инге позвоним.

По улицам Тель-Авива ехала «Волга» выпуска шестидесятых годов. За ней бежала собака. За рулем сидел толстяк.

— В жизни так, — рассуждал он. — Закинул удочку и жди. Какую рыбу Бог захочет тебе дать, такую и даст. Может, осетрину, а может, шпроты.

Мераб спросил толстяка, почему он здесь не работает по профессии — автоинспектором.

Толстяк сказал, что Мераб не должен думать, что и Израиле рай. Здесь тоже полно глупых законов. В чем смысл работы автоинспектора? Спасать водителям жизнь. А как ее можно спасти? Напугать! А здесь как напугаешь, если нельзя брать наличными? Глупость, толстяк в сердцах выбросил сигарету в открытое окно.

Раздался свисток. Толстяк остановил машину и подобострастной рысцой побежал к полицейскому.

На другой стороне улицы Мераб увидел Борю, который шел деловитой походкой. В одной руке он нес большой бронзовый семисвечник, в другой — маленький трехколесный велосипед.

— Борис, — окликнул Мераб.

— Не Борис, а Борух, — бросил на ходу Боря Париж и зашагал дальше. К машине вернулся недовольный толстяк. Сел за руль и резко рванул с места:

— Я же говорил: здесь полное беззаконие! За какую-то сигарету человек должен сто шекелей в банк платить.

Под пальмой во дворе шестиэтажного дома четверо мужчин играли в домино на цементном столе. Рядом на асфальте мальчишки, матерясь на грузинском, гоняли мяч. Тут же женщины развешивали белье.

— Кого привел? — спросил толстяка один из играющих.

— Своим делом займись! — нелюбезно ответил толстяк и, взяв Мераба под руку, провел в подъезд.

Они вошли в квартиру. На стенах висели грузинская чеканка, два кинжала и большая фотография толстяка на мотоцикле в форме инспектора на фоне Кавказских гор.

Толстяк открыл фанерный шкаф кутаисского производства, достал оттуда черный смокинг. Затем, посмотрев на Мераба, высунулся в окно.

— Малхаз! — заорал он.

— Что хочешь? — не отрываясь от игры, спросил курчавый молодой человек.

— Неси сюда свой смокинг!

— У меня нету.

— Тогда отдавай мою кровать!

Молодой человек с неохотой отложил домино и поднялся.

— Никакой совести у людей нет, — сказал толстяк. — Пять лет назад попросили у меня на неделю кровать. Карельская береза, антиквариат. Еле через таможню протащил. Мы на ней не то что лежать — сидеть боялись. А этот негодяй уже пятого ребенка на ней делает. Дикари!

Грузия. Сигнахи. Аптека. Звонит телефон. Трубку берет Циала, жена Мераба.

— Циала, — раздался в трубке родной голос.

— Мераб, — заплакала Циала. — Ты где, Мераб?

— Слушай меня внимательно и молчи. Я — Яша.

— Кто? Почему?

— Так надо.

Тель-Авив. Ресторан. Мераб в белом смокинге с бабочкой, выбритый и причесанный, сидел с толстяком в кабинете хозяина. Мераб втолковывал жене, чтобы Инга и девочка срочно вылетали в Израиль, а Яша, который Мераб, сидел на месте, потому что двух Яш в Израиле быть не должно.

— Целую тебя, маленькая. Что тебе привезти?

Мераб повесил трубку.

— Почему в Израиле не должно быть двух Яш? — удивился толстяк. — Здесь каждый второй — Яша.

— Яша, думаешь, имя? — сказал Мераб.

— Бриллианты? — сверкнул глазами толстяк.

— Пианино, — сказал Мераб и подмигнул толстяку.

В большом алюминиево-зеркальном зале на четыреста человек Тёнгиз из Сухуми выдавал замуж дочь. Свадьба справлялась по высшему грузинско-израильскому классу. Шатер над женихом и невестой. Тамада в черкеске с отделанным серебром рогом. Танцоры в национальных костюмах и с кинжалами в зубах. Оркестр. Два торта, изображающих жениха и невесту в натуральную величину. Съемочная группа: видеокамера на штативе с колесиками, режиссер, оператор и два осветителя. Толстяк и Мераб скромно стояли у стены.

— Что стоим? — спросил Мераб. — Давай сядем, покушаем.

Толстяк ответил, что, если они сядут, хозяин их не заметит. А когда стоят, он подойдет и пригласит к столу. Вот тогда мы ему подарим рог от Альберта и отдадим землю.

— Какую землю? — заинтересовался мужчина в тюбетейке, сидящий рядом за столиком.

Толстяк объяснил, что Мераб только что приехал и привез грузинскую землю.

— Покажи, — потребовал мужчина. Мераб достал из кармана целлофановый пакет с родной землей.

— Молодец! Дай я тебя поцелую, — мужчина, покачиваясь, поднялся с бокалом вина, потянулся к Мерабу, споткнулся и облил белый смокинг красным вином.

— Все! — схватился за голову толстяк. — Привет кровати!

Мужчина в тюбетейке сказал, что всю жизнь про жил без смокинга и прекрасно себя чувствует. Он взял у Мераба пакет и понес к тамаде. По дороге он взял щепотку земли, поцеловал ее и высыпал в карман рубашки.

Тамада жестом остановил оркестр, пересыпал землю из целлофана в хрустальную вазу и поднял тост за грузинскую землю, на которой две тысячи лет жили евреи, разделяя по-братски нелегкую судьбу Грузии, и где он, тамада, окончил консерваторию. И, поцеловав землю, он осушил рог за того человека, который так кстати привез ее к сегодняшнему торжеству.