– Продолжайте, – тихо сказал Мерзляев.

Получив одобрение начальства, Бубенцов вскочил на ступеньку кареты и истошно завопил, обращаясь к самому Мерзляеву:

– Прощай, жандармская крыса! Когда-нибудь ты нам ответишь за все! – Бубенцов дал такой подзатыльник Мерзляеву, что у того слетела фуражка.

Взобравшийся на козлы кареты Артюхов побледнел от страха. В окнах тюрьмы раздались аплодисменты. Бубенцов ответил тюрьме привычным актерским поклоном.

– Что стоишь? – взвизгнул взбешенный Мерзляев, обращаясь к Артюхову. – Пошел!

Плетнев схватил говорливого смертника за пояс и швырнул на сиденье.

Сопровождаемая аплодисментами, карета выкатилась из тюремных ворот…

Вскоре тюремный экипаж ехал по живописным окрестностям Губернска. Утро было упоительным. Узник находился явно в приподнятом настроении, и его можно было понять – не каждому выпадает счастье отдавать концы в такую дивную погоду и на таком шикарном ландшафте.

– Прощай, солнце! Прощайте, тучки! – изредка выкрикивал возбужденный артист и простирал руки сквозь решетки. – Прощай, речка! Никогда больше твои голубые воды не обнимут меня!

У Артюхова тоже было недурное расположение духа, он посмеивался над неуемной энергией заключенного и мурлыкал песенку: «Солдатушки, бравы ребятушки, где же ва-аши жены?»

Лишь один Плетнев своим мрачным, подавленным видом нарушал этот идиллический вояж.

– Прощай, травушка росистая! – кликушествовал Бубенцов. – Не ступать мне больше по тебе босыми ножками!

Эта жалоба пронзила Плетнева до самого сердца. Он угрюмо посмотрел на пленника и протянул ему трубку и кисет:

– Закурить не желаете? Напоследок?

– От убийц не принимаем! – отрезал Бубенцов. – Табачком откупиться хочешь? Не выйдет!.. И запомни мое лицо, душегуб! Я к тебе по ночам являться буду! – Он сделал страшное лицо и взвыл, простирая руки к небу.

– Что вы на меня так взъелись, господин карбонарий? – побледнел Плетнев. – Я солдат, мне приказали… При чем тут я?

– При всем! – обличающе крикнул Бубенцов. – На ваших штыках держится трон тирана! Кругом взяточничество, воровство, беззаконие. Вельможи утопают в роскоши и пьянстве, а народ бедствует, голодает…

– Не все офицеры такие, – понизил голос корнет. – Есть и честные.

– Не смеши меня! – с пафосом воскликнул Бубенцов и сардонически засмеялся. – Ни стыда, ни совести! Для таких, как ты, нет ничего святого: что человека убить, что спектакль сорвать…

– Какой спектакль? – с изумлением воззрился Плетнев на Бубенцова.

– Такой, – спохватился актер, поняв, что проговорился. – Вся жизнь – театр, а люди в нем – актеры…

– Это вы верно подметили, – восхитился Плетнев.

– Это не я, обалдуй! – схватился за голову Бубенцов. – Это Шекспир! О безграмотность российская!..

Внезапно в ближнем лесу послышались выстрелы, выкрики, звуки трубы.

– Что это? – встрепенулся Плетнев и обратился к Артюхову: – Слыхал выстрелы?

– Охота сегодня у господина губернатора, – безмятежно пояснил Артюхов. – Медведя егеря подняли.

– Вот иллюстрация к моим словам! – встрял Бубенцов. – Аристократы из прихоти… губят все живое! Что ему, есть нечего?*

– Погодите! – оборвал Бубенцова корнет и с тревогой крикнул Артюхову: – Слушай, а вдруг это сподвижники карбонария… Нашего? Освободить хотят?

– Испугался? – злорадно воскликнул Бубенцов. – Да, голубчик, это они, мои сподвижники. Они отомстят! На обломках самовластья напишут наши… понял, палач? – наши, а не ваши имена!

– Ты ври, да знай меру! – осадил распоясавшегося мятежника Артюхов. – Мы твоих сподвижников давно пересажали.

– Всех не посадишь! – упорствовал Бубенцов.

Неожиданно Артюхов выругался. Карета встала. Плетнев выскочил из экипажа. Поперек дороги лежало могучее дерево, преграждая путь.

– Это еще откуда? – удивился Артюхов. – Вчера здесь ездили…

– Вчера оно тут не лежало, – некстати подтвердил Бубенцов, выглянув из окна.

– И ветра вроде не было, – рассуждал вслух Артюхов.

– Какой ветер! – с некоторой нарочитостью закричал Плетнев. – Оно спилено! Это с умыслом! Нет ли здесь засады?

Бубенцов рассмеялся и, не в силах удержаться от соблазна сыграть новую сцену завопил:

– Друзья! На помощь! Я здесь. Час освобожденья пробил!

Дальше случилось непредвиденное: Плетнев выхватил пистолет и сделал несколько выстрелов по кустам.

Актер замер от неожиданности, кони шарахнулись, Артюхов оторопело крикнул:

– Вы что? Очумели?

– Ложись! – заорал ему Плетнев. – Прикрывай меня с тыла! – Он выхватил саблю и, провозгласив: «Плетнева голыми руками не возьмешь!» – устремился в кусты.

Через секунду кусты заколыхались, оттуда донеслись яростные вопли и крики: «Врешь, не уйдешь! На! Получай!» Раздался стон…

– Ой, мама! – испугался Бубенцов. – Что это, Егорыч?

– А я почем знаю? – недоуменно пробормотал Артюхов. В ту же секунду из кустов раздалось два выстрела, пули попали в карету. Бубенцов в страхе плюхнулся на дно экипажа, Артюхов схватил винтовку.

Из кустов выбежал корнет в растерзанном мундире. Продолжая размахивать саблей, он вскочил на козлы рядом с Артюховым и заорал:

– Там их много! Гони!

Артюхов дрожащими руками потянул вожжи.

– Живыми не дадимся! – крикнул Плетнев, обращаясь к кустам, и неожиданно шваркнул рукояткой пистолета по голове Артюхова.

Тот обмяк и свалился с козел на землю.

Плетнев спрыгнул и распахнул дверь кареты:

– Господин карбонарий, вы свободны!

Актер выглянул из кареты, осмотрелся, увидел лежащего на земле Артюхова и, поняв, что произошло, ужаснулся:

– Зачем вы это сделали?

– Бегите! – взволнованно сказал Плетнев.

– Куда?

– К сподвижникам!

– Как? Зачем? А как же расстрел?.. Нет, я не могу!

– Не теряйте времени! – прикрикнул Плетнев. – И знайте: в армии есть благородные люди!

Бубенцов некоторое время удивленно смотрел на одухотворенное лицо корнета, потом вылез из кареты и, произнеся загадочную фразу: «Ну и дела! Вот влип…» – пошел обратно по дороге. Однако, сделав всего несколько шагов, он круто повернулся:

– Нет, так не пойдет! Конечно, спасибо вам большое, господин офицер, но я предпочитаю остаться!

– Да вы что?!

– Лично я никуда не побегу! – заупрямился приговоренный.

– Почему?

– Из-за вас! Вы благородный человек, но и мы, карбонарии, тоже, понимаешь, не лыком шиты! Вам за это каторга грозит!

– Не ваша забота! Вас-то смерть ждет!

– А это не ваша забота!.. Одним словом, господин офицер, не станем препираться. Извольте отвезти меня к месту казни! Так для нас обоих спокойней будет.

Бубенцов заложил руки за спину, переступил через лежащее дерево, как через Рубикон, и величественно направился вперед.

Плетнев от изумления разинул рот:

– Стой!

Бубенцов обернулся, увидел наведенный на него пистолет.

– Либо беги, либо стрелять буду! – прохрипел бледный от волнения Плетнев.

Артист понял, что в данном случае коса нашла на камень, а попросту говоря – благородство на благородство.

– Дурак ты, корнет, – вздохнул Бубенцов. – Парень, видно, хороший, честный… но… Если б ты все знал… Как бы объяснить… Эх! Не могу. Не имею права.

– А я ни о чем не спрашиваю! – твердо произнес Плетнев. – Бегите! Здесь можно оврагами, через лес… Переберетесь в соседнюю губернию, а там и до границы недалеко…

– Какая граница? – завыл актер. – Ох, господи, как все было просто: расстреляли бы меня и разошлись мирно. А теперь выпутывайся! Ну, черт с тобой! Прощай!

Он свернул в лес, но тут же вновь появился на дороге и подбежал к корнету:

– Давай я тебя к дереву привяжу, что ли? Чтоб натурально было!

– Верно! – согласился Плетнев. – Только быстро, а то наряд должен проехать. Как бы вас не схватили.

– Спасибо за заботу, – сказал Бубенцов, привязывая Плетнева к дереву вожжами.

– Это вам спасибо, господин революционер, – ответил Плетнев. – А что народ плохо живет, я и сам видел, только вот так красиво, как вы, сказать не могу. Я встречу с вами и слова ваши на всю жизнь запомню…