– Мадемуазель, наше заведение только для мужчин!
– Мне надо войти! У меня срочное дело, – с нервной настойчивостью сказала Настенька.
– Жен, сестер, матерей пускать не велено! Дебоширят! – Швейцар попытался захлопнуть перед Настенькой дверь, но та выпалила:
– Подожди! Я наниматься пришла!
– Так бы сразу и говорила. – Швейцар взглядом специалиста окинул фигуру девушки. – Пожалуй, подойдешь… Мадам в зале. Ступай!
Преодолевая страх, Настенька вступила в притон разврата. То, что она увидела, превзошло все ее ожидания, ибо она не увидела ничего особенного. В зале были обычные провинциальные «посиделки». За роялем сидел полковник Покровский, а несколько усталых барышень и не менее утомленных гусаров трогательно пели на два голоса протяжную песню. Возможно, эту:
Зима пронеслась, и весна началась,
И птицы, на дереве каждом звеня,
Поют о весне, но невесело мне,
С тех пор как любовь разлюбила меня.
Настенька дождалась конца куплета и попыталась тихо спросить у одной из барышень: «Извините, не могли бы вы сказать…»
Но последняя строчка, которую подхватили все, заглушила ее голос… Зазвучал второй куплет. Гусары и барышни голосили самозабвенно:
Шиповник расцвел для проснувшихся пчел,
Поют коноплянки в честь вешнего дня,
Их в гнездышке – двое, сердца их в покое,
Моя же любовь разлюбила меня!
[1] – Извините, – прорвалась с вопросом Настенька, – где я могу найти корнета Плетнева?
– Лешку-то? – задумалась барышня. – Сегодня в двенадцатом нумере. У Жужу. – И включилась в хор:
Зима пронеслась, и весна началась…
Настенька пошла по коридору, разглядывая номера комнат. Неожиданно Настеньку облапил неизвестно откуда взявшийся Симпомпончик.
– В наших войсках новобранец! – с восторгом завопил он. – Симпомпончик, слушай мою команду: в комнату номер три шагом марш!
Настенька с размаху влепила ему пощечину. Офицер опешил, но боевая выучка взяла верх.
– Сабли наголо! – молодцевато гаркнул прапорщик. – В атаку на очаровательного противника галопом ма-арш!
Настенька в панике бросилась от него. С криком «ура!» прапорщик гнался за ней. Увидев дверь с номером «12», Настенька без стука влетела в комнату, заперла дверь на задвижку.
– Симпомпончик, сдавайся! – колотил в дверь прапорщик.
– Помогите, там пьяный! – взмолилась Настенька.
– А где ж тут трезвого найдешь? – невозмутимо ответила хозяйка комнаты Жужу. Она сидела перед свечой у маленького столика и мирно, по-домашнему, вязала чулок. А в разгромленной кровати смачно храпел корнет Алексей Плетнев.
Увидев ненавистную усатую рожу, Настенька вспыхнула от гнева:
– Это он! Я узнала его. Его фамилия Плетнев?
– А кто его знает, – флегматично ответила Жужу. – У нас не полиция, фамилий не спрашиваем…
– Вставайте, негодяй! – Настенька решительно подошла к койке, начала трясти безжизненное тело. – Вставайте! Сумели напакостить – извольте отвечать за свои поступки!
– Жениться, что ль, обещал? – вяло полюбопытствовала Жужу. – Ты мужским вракам не верь…
– Вставайте, скотина! – трясла Настенька корнета. Ей наконец с огромным трудом удалось усадить его на постели. – Откройте глаза!
Плетнев с трудом открыл один глаз.
– Симпомпончик, я жду! – послышался вновь страстный голос прапорщика из-за двери.
– Вы меня узнаете? – с отчаянием спросила Настенька Плетнева.
– Разумеется, сударь, – промычал тот. – Как сейчас помню, Дороховский редут…
– Я актриса! – закричала Настенька. – Дездемона я. Вы нам вчера спектакль сорвали! Из-за вас папенька в тюрьме…
– Симпомпончик! – настырно врывался в разговор из-за двери голос прапорщика. – Дездемона! Я твой Ромео…
– Да замолчите вы! – крикнула Настенька прапорщику.
– С наслаждением! – согласился Плетнев и сделал попытку лечь. Но Настя успела перехватить накренившееся туловище.
– Нет, негодяй, вам придется пойти в жандармерию и все рассказать!
– В жандармерию – никогда! – уперся полусонный Плетнев. – С жандармами – ничего общего! Гусь свиньям не товарищ! Они – свиньи, я – гусь!
– Тогда и я – гусь! – откликнулся из-за двери прапорщик.
– Ну и молодец! – сказал Плетнев невидимому собеседнику.
– И ты молодец! – не остался в долгу прапорщик. И снова вернулся к любимой теме: – Симпомпончик, иди сюда!
– Сейчас приду. – Плетнев рухнул на ложе и захрапел.
Настенька в отчаянии повернулась к Жужу:
– Как разбудить это животное?.. Из-за него отец страдает… Помогите, девушка!
Тронутая этим неожиданным обращением, Жужу ответила:
– Попробую!
Она полезла под кровать и достала запыленную боевую трубу.
– От улан осталась, – пояснила она Настеньке. – Меня ихний оркестр очень любил… Не знаю, получится ли. Давно не пробовала.
Жужу поднесла трубу к губам…
«Трум-турум-тум-тум-тум-тум!!!» – По заведению пронеслись призывные звуки боевой тревоги.
Тут случилось невообразимое. Плетнев в мгновение ока вскочил с постели и с непостижимой ловкостью впрыгнул в стоящие рядом с кроватью сапоги. Затем он просунул руку в рукав ментика и, издав гортанный крик, сиганул в окно. Настенька бросилась вслед за Плетневым, свесилась с подоконника и увидела леденящую душу картину: из всех окон выпрыгивали гусары, попадая прямо в седла и стремена.
Барышни не успели опомниться, как заведение опустело.
– За мной, ребята! – провозгласил полковник Покровский, который был первым не только в бою.
Цокот копыт, ржание коней, пыль столбом… И выбежавшая Настенька услышала только удаляющиеся звуки залихватской гусарской песни:
Не плачь, сударыня, пройдут дожди,
Гусар вернется, ты только жди…
Утром следующего дня по живописным окрестностям Губернска медленно ехала открытая карета, запряженная парой гнедых. На козлах сидел жандарм, рядом, придерживая забинтованную ногу, примостился Артюхов. В карете на сиденьях расположились господин Мерзляев и артист Бубенцов.
– Может, там? – спросил Мерзляев у Бубенцова, указывая на опушку леса.
– Нет, – вздохнул Бубенцов. – Тут нужного настроения не создашь. Береза – дерево легкомысленное… Может, вы меня в дубовой роще шлепнете? Дать дуба хорошо у дуба! – Артист засмеялся собственному каламбуру.
– Капризничаете, господин артист, – поморщился Мерзляев.
– Ты, правда, кончай привередничать, – вмешался Артюхов. – Третье место меняем. В ельнике ему слишком мрачно, в березняке – весело. Ты, братец, не за грибами собрался. Один черт где!
– С кем вам приходится работать, господин штабс- капитан! – посочувствовал Бубенцов. – Дилетанты… Дурновкусица! Я артист, милейший! – строго добавил он, обращаясь к Артюхову. – И смею сказать – хороший! Меня декорации вдохновлять должны! Воспламенять фантазию!
– Так куда ехать? – встрял в разговор жандарм.
– Вон тот бугор с тремя соснами может подойти. В нем что-то есть. Как вы считаете, господин штабс-капитан?
Жандарм повернулся к Мерзляеву, тот кивнул головой, не сводя проницательных глаз с артиста.
Карета свернула с наезженной дороги и покатила по полю.
(Как уже, наверное, догадался читатель, дело, которым были заняты наши персонажи, в современном кинематографе называется выбором натуры, то есть поиском места, где будет происходить действие.)
Карета въехала на бугор и остановилась у трех сосен. Бубенцов спрыгнул на землю, деловито стал осматривать «площадку».