– Да-а…у нас в детских сказках текста была больше…как и смысла. А вот картинок меньше. Только там для детей, а тут взрослые…, – сказал он по-русски, поймав на себе удивленный и недобрый взгляд жены и, особенно, сестры.

– Что-что? – спросила Мари, которая конечно же не понимала русского языка.

– Я говорю, – начал отвечать он по-французски, – забавно смотрится. Я то сам их никогда не видел прежде, – он вернул книжечки в руки Мари, которая положила их рядом на комод, – спасибо, – обратился он к ней, а затем продолжил, – только слышал о комиксах, а как они выглядят, что из себя представляют – не знал. Спасибо что показали, – улыбаться он не собирался.

– Не за что, дорогой, – с улыбкой ответила Александру Мари.

Застолье продолжалось. Мари рассказывала Александру, который переводил Елизавете, о своей жизни, об Антуане. Практически все то, что она ранее говорила и Екатерине. Даже Антуан со временем чуть расслабился и стал выглядеть бодрее. Одна тема разговора быстро сменяла другую, переходила на третью и возвращалась вновь к первой.

Атмосфера сложилась очень даже хорошая и к концу ужина Александр даже начала чуть симпатизировать Антуану и Мари. Он узнал от его матери много всего интересного из его жизни, о его отношений к людям, к истории. Но это была все же тревожная симпатия. Как симпатия к хищному животному – красивый, где-то милый, заставляющий себя уважать, но неизвестно что он выдаст в следующую секунд, поэтому невозможно расслабиться, находясь рядом с ним, ни на мгновение.

– Ну что, будем постепенно собираться? – спросил Александр, обращаясь ко всем, когда посмотрел на часы.

– Да, наверное, уже пора, – сказала Елизавета, – Катюша тоже отдохнет, – она потрепала сестру мужа по плечу и обе заулыбались.

– Да я, собственно, еще не особо устала, – фраза была больше для приличия.

– Да нет. Спасибо, Кать, мы будем собираться, – Александр встал из-за стола и, проходя в коридор, поцеловал сестру в щеку.

Следом за мужем встала и Елизавета, а потом и все остальные.

– А вы не уходите пока? – спросила Елизавета, надевая сапоги. Александр в этот момент был в туалете перед дорогой домой, поэтому Екатерина перевела вопрос.

– Да, давайте пойду с вами, – спохватилась Мари и тоже стала одеваться.

«Снова весь вечер облизывал свою губу. Кстати, за ужином когда мы были вчетвером он не разу этого не сделал. С чего он снова начал? Что было сегодня из того, чего не было тогда?».

Думал Александр, стоя перед унитазом.

Выйдя из туалета, Александр узнал, что до метро они пойдут втроем и очень этому удивился, когда плюс ко всему узнал, что Елизавета сама предложила Мари пойти с ними.

Когда они выходили на лестницу и уже попрощались с Екатериной и Антуаном, а сами отошли подальше пока прощалась с хозяевами Мари, Александр тихо спросил у жены:

– И нафига? – оба поняли про что он.

– Да ладно, пусть и Катька отдохнет, – также тихо ответила она.

Пока они втроем шли до метро, то общались немного. Иногда когда Елизавета просила спросить о чем-то, то Александр переводил Мари вопрос, а потом переводил жене ответ. Мари продолжила рассказывать из своей жизни, порой в чем-то повторяясь.

– Вы в какой гостинице остановились? – спросил Александр, когда они спускались на эскалаторе под землю.

– Европейская, – отвечая, она положила руку на его плечо.

– То есть вы до Невского проспекта? – Александр сделала вид, что не обратил внимание на положенную на плечо руку.

– Да. Именно туда.

– Понятно.

Когда они уже сели в вагон, то Александр достал книгу и стал читать, Елизавета стояла рядом и смотрела в свое отражение в зеркале и на людей вокруг, Мари села на свободное место.

На станции «Невский проспект» они попрощались и Мари вышла из вагона на платформу, а состав пошел дальше. Александру стало сразу легче, будто гора свалилась с его плеч. Вроде бы напрягаться было не от чего, но все равно он вздохнул спокойнее после того, как Мари вышла.

– Ну что скажешь о Мари? – спросил Александр у Елизаветы, когда они вышли на улицу из метро и она взяла его под руку.

– Женщина как женщина. Красивая, это да. Особенно для своего возраста. Общение полностью анализировать я не могу, но по тому, что ты мне рассказывал, довольно интересная женщина. Ну вот она и Антуан…слишком она к нему привязана, у меня такое ощущение. Все же уже взрослый мужик, а не мальчик десяти лет.

– Вот! Я хотел сказать тоже самое. Слишком уж она его холит и лелеет.

– Согласна. А чего он там тогда подскочил не знаешь?

– Нет. Не знаю, что он так резко дернулся тогда, – сказал он ничего не скрывая, – да вначале он весь был какой-то дерганый. Помнишь, когда мы были вчетвером, то он был бодр, весел, расслаблен, а сегодня скованный, будто забитый.

– Ну может у них что-то произошло? – с интонацией движения мысли спросила Елизавета.

– Сомневаюсь. Снова губу свою лизал весь вечер.

– Да что ты прицепился к этой губе? Себя вспомни, пальцы как ковырял – до крови. Руки все страшные были. Потом же отошел от этого.

– Ну я их ковырял постоянно, а не в определенные моменты.

– В смысле?

– В том смысле, что по приезду и сейчас он это делает, а за нашим ужином у Катьки тогда он не сделал этого ни разу! Чем это можно объяснить?

– Не знаю.

– Вот и я не знаю. Думаю, – порыв ветра в лицо заставил их замолчать на некоторое время.

– Что думаешь? – спросила Елизавета после порыва.

– Думаю, что за этим его жестом что-то кроется. То есть, что-то происходит такое, что заставляет его так делать. Он, кстати, даже, не курил ни разу сегодня.

– Катя сказала, что он сейчас вообще редко курит из-за ее беременности, – сообщила она Александру.

– Похвально. Но что-то в нем вызывает желание облизнуть губы. Узнать бы что именно…

– Слушай, Мегрэ, давай уже заканчивай, – смеясь сказала она, – вина напился, теперь строишь планы и заговоры. Все вокруг что-то скрывают у тебя.

– Да я почти ничего не выпил! Сама та сколько выпила? – с улыбкой ответил Александр и прижал жену крепко к себе.

– Как ты, Катрин? Устала? – спросил Антуан, домывая посуду.

– Есть немного, – Екатерина сидела за столом и пила чай, – все тяжелее и тяжелее, – она с улыбкой погладила живот.

– Ну теперь отдыхать будешь.

– Чем завтра займемся? – спросила она, когда стих звук воды из-под крана.

– Да я думал с мамой по городу погулять, показать ей его. Пойдешь?

– Я, наверное, дома посижу. Работа эта, сегодня активный вечер…посмотрим, в общем, завтра, может и поеду.

– Не напрягай только себя, дорогая, – он сел рядом с ней, вытирая полотенцем руки.

– Да я то и не напрягаюсь, – она улыбнулась и они потянулись друг к другу, чтобы поцеловаться.

– Мама в понедельник уезжает? – продолжила Екатерина, отпив чай.

– Да, утром. Как раз провожу, потом репетировать.

– Понятно, понятно.

– Спать пойдем? – спросил Антуан.

– А ты ничего не будет больше? – спросила Екатерина, указывая глазами на кружку.

– Да нет. Хватит на сегодня.

– Ну ты иди. Я допью и приду, – с улыбкой сказала она.

Антуан пошел чистить зубы, а Екатерина осталась за столом одна, смотрела в окно, за которым была темнота, и допивала чай.

На следующий день Екатерина не поехала гулять с Антуаном и Мари по городу, а предпочла остаться дома в тепле и спокойствии. Она занялась мелкими домашними делами, готовкой, и про отдых тоже не забыла.

«Кайф так вот побыть одной дома (она легла на кровать и растянулась), отдохнуть от всех. Сама себе хозяйка. Немного уже осталось таких дней (она бросила взгляд на живот). Но это приятные хлопоты. Мой ребенок будет, буду за ним ухаживать, убирать, мыть. Мужчинам все же этого не понять… для них это другое. А вот какой бы брезгливой не была мать, но за ребенком ухаживая она всю это брезгливость задвинет куда подальше. Конечно, и с мужской, и с женской стороны есть исключения, но большенство все же именно таких. Ребенок притупляет все чувства, включая чувство самосохранения. Если ему будет грозить опасность родительница сделает все, чтобы его уберечь, даже ценой собственного здоровья. А пока отдыхаем (она разложила руки на кровати вдоль тела ладонями вниз и закрыла глаза)».