– Чем другое? – голову она так и не поднимала.

– Ну как же, – нежно продолжал он, – я просто не родной тебе мужчина, такой сильной любви как к родителям ты не можешь испытывать ко мне.

– Могу! – она сказала тихо, но с ударением на слове.

– Это эмоции. Я тебя тоже очень люблю, но сейчас тебе нужно ехать. Через две недели мы снова будем вместе.

– Это так долго, – она теребила пуговку на его рубашке.

– Поверь, это будет уже скоро. Не будешь грустить?

– Буду! – она подняла глаза на него. Они были влажные, как и у него самого.

– То есть ты хочешь, чтобы грустил и я потому что ты грустишь? – с улыбкой спросил он.

– Не хочу, – ответила она тоже чуть улыбаясь.

– Значит не грусти, – он снова прижал ее к себе.

– Хорошо.

– Хотя, я не могу не скучать по тебе.

– И я.

– Ну значит будем грустить и скучать, – он заставил Елизавету снова улыбаться.

За это она тоже его ценила. Он мог всегда найти нужные слова, вовремя пошутить. И все это было уместно и тогда, когда ей действительно это нужно.

– Пойдем садиться, – сказал он и легонько похлопал по спине.

– Пойдем.

Нужный им вагон был последним в составе. Перед ними было человек пять-семь. В очереди они стояли молча.

– Я вещи заброшу и выйду. Хорошо?

– Хорошо. А ничего не стащат пока?

– Да что там у меня тащить?

Когда проводница проверила билет и Елизавета поднялась в вагон, Александр передал ей вещи, а сам отошел, чтобы не мешать другим пассажирам. Чтобы найти ее место в поезде, он, смотря через стекла, решил пойти за ней. Оказалось, что идти нужно было не далеко – Елизавета была в первом купе.

Через минуту она вышла из вагона.

– Все хорошо?

– Да. Я попросила женщину приглядеть за вещами на всякий случай.

– Молодец, – они оба улыбнулись, – до поезда еще пятнадцать минут. Пройдемся по платформе к началу?

– Давай.

Елизавета взяла его под руку и они пошли вперед по платформе. Они рассматривали вагоны, рассматривали то, что окружает вокзал. Дойдя до конца платформы они развернулись и пошли обратно. Им казалось, что они идут очень долго, но на самом деле ушли они не далеко.

В восемнадцать часов они подошли к вагону и обнялись уже последний раз. Тут же проводница объявила, чтобы все пассажиры заходили, а провожающие наоборот – выходили. Они не могли отпустить друг друга. Но это было необходимо.

– Хорошего тебе пути, – сказал Александр.

– Спасибо.

– Ну все, тебе пора, дорогая, – он отстранился, взял ее за кисти и смотрел в глаза.

– Да, пора.

Она зашла в вагон. Сначала она пошла на свое место и оттуда они смотрели друг на друга, но затем она подошла к окну, которое было в проходе и там никто не стоял. Форточка была приоткрыта. Они смотрели друг на друга и сдерживали чувства. Потом Елизавета что-то говорила, он видел по губам, но не слышал. Он подошел ближе и просунул свою руку в форточку, а Елизавета подняла вверх свою. Их пальцы перелились. Чтобы удержать равновесие между платформой и поездом Александр облокотился свободной рукой на поезд. Ему было все равно, что сейчас вся его рука будет грязной, во второй руке он держа ее руку. Но проводница попросила отойти от края. Они разжали пальцы и теперь только смотрели друг на друга.

Через минуту поезд тронулся. И тогда из глаз обоих потекли слезы.

Елизавета допила чай, поставила кружку и пошла принимать вечерний душ. После воспоминания ее глаза и сейчас становятся влажными.

Приняв душ, она легла в их с Александром двуспальную кровать и раскрыла книгу. Сейчас она уже дочитывала исторический роман Генриха Манна «Молодые годы короля Генриха IV», а рядом, на тумбочке уже лежал второй роман, который составляет вместе с первым дилогию – «Зрелые годы короля Генриха IV». Эти два произведения она перечитывает уже не первый раз. Благодаря специфике своей работы, она, если удается взять в библиотеке или у кого-то на несколько дней, читает произведения на английском языке – в оригинале. Она, в отличие от Александра, очень любила читать по вечерам, но не очень любила читать, например, в метро, трамвае или электричке, как нравилось Александру.

– Ну что, я буду сидеть и людей рассматривать? Лучше читать, – говорил он ей, когда она спросила у него об этом, когда они впервые вместе проехали на метро, – потому что пообщаться тоже не удается. А тут стой или сиди себе и читай. Ну во всем, что на рельсах – мне удобно. В автобусе или троллейбусе не очень, но тоже могу. А вот в автомобиле для меня читать точно нет. Не могу, да и не хочу. А в метро всегда читаю, еще со школы. Мне нравится.

Когда они ехали вместе на наземном транспорте в большинстве случаев они общались между собой, поэтому там читал он реже. Или просто смотрел в окно, на меняющиеся места. Елизавете всегда нравилось смотреть из окна движущейся электрички или поезда. Такое умиротворение, красота. Деревья сменяются полями, деревнями, городами а потом снова лес. А ты несешься и несешься вперед. Смотришь разные станции, сравниваешь их, узнаешься названия. Но названия вскоре забываются. Из пятнадцати наименований, если ты едешь первый раз, запомниться максимум три, может бы пять, если, конечно, не давать себе цель запомнить все.

«Сколько населенных пунктов мы проезжаем за свою жизнь (Елизавета положила книгу треугольником себе на живот), мест, имеющих название. А сколько мы хотя бы запоминаем? Жизнь стремительно несет нас вперед. Часто меняются города, чаще меняются населенные пункты, а еще чаще улицы. И меняется сама жизнь. Но только как стоит жить в этом мире? Жить мирно, благополучно, заводить семью, работать, доживать до старости и умирать от отказа сердца в восемьдесят лет, хотя бы? Или жить на «всю катушку»? Делать что хочешь, будто это твой последний день, не думать о завтра, не вести здоровый образ жизни плюнуть на весь мир и умереть лет в сорок, например от рака? С одной стороны – порядок, с другой – безбашенность. Скучно и долго жить или прожить быстро и в свое удовольствие, умирая в рассвете лет. Да, я рассматриваю две крайности. Но если выбирать? Если просто подумать…мы же не делаем то, что хотим. Мы ходим на работу, чтобы потом суметь себя прокормить, а затем снова пойти на работу. Что это за круговорот? Для чего мы живем? Чтобы сначала родиться, потом учиться, затем работать до конца своих дней? Смерть в любом случае ждет каждого. Кого-то раньше, кого-то позже. Я не знаю как ответить на все эти вопросы. Для чего мы живем? Зачем мы придуманы природой? Разве человек – это не отклонение в системе окружающей среды? Вот была обезьяна, был обезьян. И родился у них ребеночек. А он немного не такой как они. Может и получился из этого человек? У нас же сегодня рождаются дети с заболеваниями, психологическими отклонениями…а вдруг и мы сами отклонение? Лишнее звено, потеряв которое, природе станет только легче. Мы только берем у природы и берем. Хапаем все себе и не можем остановиться. А что даем мы ей взамен? Ядерные бомбы? Плотины, перегораживающие водоемы? Шубы сделанные из тех же животных? Рубим, а потом сжигаем леса? Если природа захочет она все здесь сотрет с лица Земли. Все человечество. Так… Зачем мы нужны?»

Она еще немного полежала, смотря в потолок, а потом снова взяла книгу. Через тридцать минут чтения она заложила закладку во вторую книгу, положила прочитанную книгу на тумбочку под «новую», выключила свет и повернулась на правый бок. Через несколько минут она уже спала.

Сны Елизавете снились не часто, да и если снились, то запоминала она единицы. Вот и сегодня утром она помнила, что ей точно что-то снилось, а вот что именно – не могла вспомнить. Но спала она крепко, не просыпаясь ночью. Поэтому чувствовала себя отдохнувшей, «свежей», полной энергии.

Она откинула одеяло и спустила ноги на пол, сев на кровати. Погода была пасмурной. Она встала с кровати и подошла к комоду, где оставила свои наручные часы. Время было уже девять часов. Торопиться ей сегодня некуда, только сходить в магазин и ждать мужа домой. Она положили часы обратно на комод, на котором также стояла шкатулка с кольцами, серьгами и другими украшениями, цветок, лежал фен, а в углу лежали некоторые документы Александра по работе. Она наклонилась вниз и достала из второго снизу отделения чистое нижнее белье. Закрыв комод, она пошла в ванную, положила белье на стиральную машину, сходила на кухню выпить стакан воды, а потом пошла в туалет.