– Мам, Сэм связывалась с тобой сегодня?

– Нет, дорогая. От Саманты ничего не слышно уже больше недели. – Раздается легкий смех. – Что для нее вполне нормально. А что такое?

Ну, я хочу задушить ее голыми руками, но она нужна мне здесь.

– Ничего важного. Просто… сестринские дела. – Я снова прочищаю горло. – Мам, мне очень жаль, но придется отменить сегодняшний бранч. Я… э-э… у одной из моих коллег произошла неприятная ситуация, и больше некому ей помочь.

Это худшее из оправданий, и даже просто произнеся эти слова, я съеживаюсь.

– Все в порядке, дорогая, – спешит заверить мама. – Мы можем организовать все в выходные. Так всем будет удобнее. Не смей больше беспокоиться об этом. ДжоДжо в городе на мой день рождения. Она может составить мне компанию.

ДжоДжо – лучшая подруга мамы и соучастница преступлений. Мне становится почти страшно, когда эти двое куда-то вместе ходят. Обычно это влечет за собой неприятности.

– Мы поедем в Санта-Барбару, – продолжает мама. – Она попросила поехать с ней.

Именно за это я ее и люблю. Надо полагать, большинство людей любят своих мам в глубине души. Но не все любят тех людей, которыми являются их родители. Мне нравится моя мама. Мне нравится сидеть у нее на кухне и разговаривать с ней, позволяя ее успокаивающему голосу скользить по мне, обволакивая теплом любимого детского одеяла.

Я до скрипа сжимаю корпус телефона.

– Спасибо тебе, мам. Я организую все наилучшим образом, обещаю. Но если Сэм объявится сегодня, то прошу тебя, дай мне знать. И… ну, пожалуйста, не дай ей уйти, пока я не приеду.

Наступает долгая пауза, прежде чем мама отвечает:

– Ты отменяешь все из-за нее, верно?

Видимо, я немного перегнула палку, попросив удержать Сэм.

Тем не менее я включаю дурочку.

– Что? Нет… конечно же нет. Не говори глупости.

– Делайла… не ври мне.

– Я клянусь, мам. – Я рефлекторно скрещиваю пальцы за спиной, до сих пор не могу избавиться от этой привычки. – Мне правда надо помочь другу. – Слово друг явно не относится к Мейкону, но меня никто и не просил говорить правду. – Но так уж вышло, что я правда не могу найти Сэм, чтобы сказать ей про бранч, и она… ну, она переадресовывала свои звонки на меня, поэтому я не могу ее отыскать.

Мама раздраженно фыркает.

– Эта девчонка сведет меня в могилу.

Не эти слова хотелось бы услышать.

– Ты правда так сильно переживаешь, когда Сэм попадает в неприятности? – Потому что я должна знать, как много могу ей рассказать. Хотя бы ради моего собственного душевного спокойствия.

Мама вздыхает.

– Конечно. Она же моя малышка. Как и ты.

– Верно. Но, мам, может наступить время, когда она не сможет выбраться из передряги.

Например, как когда Мейкон Сэйнт грозит засунуть эту засранку за решетку. Если бы я не ненавидела Мейкона так сильно, то, возможно, нашла бы в себе силы поаплодировать ему за это.

– Может, это и к лучшему, – осторожно продолжаю я, – если ты смиришься с этой неизбежностью.

Я закрываю глаза от всплеска гнева и раздражения, которые испытываю к своей сестре.

– Я – мама, Делайла, – говорит она усталым голосом. – Я никогда не откажусь от своих детей. Когда кому-то из вас больно, это словно ножом по сердцу. Вы две мои девочки – единственное, что у меня осталось. Когда ваш папа… когда я потеряла его… – она делает слабый вдох, ее голос начинает дрожать.

– Я знаю, – прерываю я.

Мы замолкаем. Затем мама говорит тихим голосом:

– Я скучаю по нему. Когда ты кому-то отдаешь свое сердце, то он становится частью тебя. А когда они уходят, то ты чувствуешь дыру, которую они оставили после себя…

– Мам… – Мне больно от ее слов.

– Со мной все в порядке, – тихо говорит она. – Я только пытаюсь объяснить, что состою из частей. Твой папа занимал большую часть меня. Но еще есть ты и Сэм. И я никогда в жизни не смогла бы отказаться от одной из вас, это было бы сродни тому, что отказаться от самой себя, потерять еще одну часть себя. Ты понимаешь?

Меня покидают последние силы, и я опускаюсь на пол, прислоняясь к шкафчикам. Все мои внутренности болезненно скручивает, и я прижимаю руку к животу.

– Да, мам, я прекрасно тебя понимаю.

На руках появляется липкий пот, пока я направляюсь по шоссе Тихоокеанского побережья в сторону Малибу. В обычные дни я люблю эту дорогу с бесконечным сияющим океаном по одну сторону и покатыми дикими горами по другую. Сейчас же это путь, ведущий меня к мучениям.

Я искала сестру все три дня. Обзвонила лучшие курорты в пределах разумной транспортной досягаемости – Сэм ненавидит летать, но она также любит комфорт. Даже пыталась искать ее под вымышленным именем. Меня как током ударило от осознания, что в течение многих лет я знала, что моя сестра использует псевдоним, но никогда не задумывалась об этом. Коротко о моем сознательном невежестве.

Кипя от возмущения из-за этой неприятной правды, я зашла настолько далеко, что взломала старый ноутбук сестры, который та оставила в гостевом домике, в надежде, что там будет хоть какой-то ключ к разгадке происходящего в ее жизни. Но я узнала лишь то, что Сэм любит порно с лесорубами и собрала впечатляющую коллекцию гифок с бородатыми мужчинами.

К часу дня я признала собственное поражение и – да поможет мне в этом Бог – позвонила своему парикмахеру, чтобы записаться на срочную стрижку и окрашивание. Ладно, может, я напрасно потратила на это время, но раз мне приходится заявиться в дом Мейкона одной, чтобы каким-то образом убедить его не заявлять в полицию, то я должна выглядеть как можно лучше.

И вот я приехала с красивой прической: карамельные и золотистые пряди обрамляют лицо, отчего мои орехово-каштановые волосы выглядят обласканными солнцем. В салоне я выложилась по полной, придала форму бровям и сделала маникюр-педикюр.

Да, я виновна в желании прихорошиться, но это не самолюбие, а боевая раскраска. Никто не идет в бой без доспехов. С это целью я и надела свой любимый кремовый трикотажный топ с короткими рукавами, который облегает все нужные места, но обтекает менее привлекательные, и чернильно-синюю юбку. Она выгодно подчеркивает бедра и слегка расширяется на уровне колен.

Может, это перебор, но, по крайней мере, я выгляжу безукоризненно, ничего лишнего. Невозмутимо. Сдержанно.

– Кого, черт возьми, я обманываю? – кричу я. – Этот образ вряд ли изменит ситуацию. Я так облажалась.

Капельки пота стекают вдоль позвоночника, как только я выезжаю на более узкую дорогу, направляясь ближе к берегу. Ни разу за все годы жизни в Лос-Анджелесе я не посещала эту часть Малибу. Узкая прибрежная дорога совершенно незнакома, но навигатор сообщает, что адрес, который выслал Мейкон, находится в двухстах метрах слева от меня. Конечно, Мейкон живет прямо на пляже.

Много работы и щепоточка удачи однажды помогут мне стать знаменитым шеф-поваром, и я смогу позволить себе жить здесь. Но в данный момент я даже не могу арендовать гостевой домик в этом районе.

Я сжимаю губы, когда наконец сворачиваю на подъездную дорожку, перекрытую большими деревянными воротами. Особенность побережья Малибу заключается в том, что наличие красивого фасада дома немного важнее, чем огромный гараж или большие ворота. Ведь истинная красота домов предназначена только для владельцев. И хотя большая часть Малибу представляет собой сужающуюся полосу домов, зажатых между горами и океаном, собственность Мейкона располагается на равнине одинокого утеса, который выступает над океаном и изгибается в сторону Лос-Анджелеса.

Прерывисто вздохнув, я подъезжаю к домофону, отмечая камеры, расставленные повсюду, и нажимаю кнопку вызова.

К черту, к черту, к черту все это.

– Да? – отвечает мужчина. Голос не похож на Мейкона.

Тем не менее я вхожу в ступор, приоткрыв губы, отчего во рту становится сухо, и не могу вымолвить ни слова.

Ответь ему, тупица.

Нет, разворачивай машину и уезжай, пока еще есть возможность.