Еле войдя в нее, Жозеф тотчас же вытаскивает свой член обратно, весь мягкий, обессилевший от прикосновения к ее холодным внутренностям. Однако оживившаяся Лариса в отчаянном желании отделаться от этой парочки порочных малолеток хватает его рукой и трясет, забравшись сверху и громогласно постанывая: Иди же, иди ко мне!» Она отказывается принять очевидное, а мне правда колет глаза Жозеф никогда не был так далек от удовлетворения. И не нужно обладать каким-то особенным знанием, достаточно лишь включить здравый смысл: не встает у него, бога ради, и нам от этого хуже, чем тебе. И, если хочешь знать, твои острые ногти, сжимающие его член, не помогают ему. Нет, если я достаточно хорошо знаю его, он сейчас молится, чтобы ты нечаянно не оторвала ему хозяйство.
Каким образом мои хорошие намерения могли довести нас до такого? Сосредоточенно вылизывая ее киску, я ищу взглядом глаза Ларисы, но напрасно, потому что Жозеф, посасывающий кончик ее соска, загораживает мне видимость. Я упорствую, не желая отказаться от мысли, что не такие уж мы и разные и что мои поглаживания вдоль ее молчаливых ягодиц донесут до нее мою просьбу: Лариса, сестра моя, подруга моя, пойми меня, постарайся хоть на секунду забыть об этом мужчине между нами, поглощающем все наше внимание, пусть и по совершенно разным причинам. Я была на твоем месте, и, конечно же, тебя раздражает, что у него не встает, непонятно, чем занять остаток времени. Это бесит меня так же, как и тебя. Но мне хочется верить, что мы вдвоем все еще можем спасти ситуацию. Лариса, ты была в моем возрасте, и у тебя тоже был возлюбленный, может быть, у тебя тоже были семьсот евро, на которые ты хотела купить этому возлюбленному амбициозный подарок. Я надеялась с твоей помощью подарить ему умопомрачительный оргазм, но подобный расклад в данную минуту маловероятен, нужно лишь, чтобы ты перестала издавать свои писклявые крики, интеллектуально оскорбляющие нас троих, чтобы ты почувствовала, о чем я прошу тебя в данный момент. Потому что не может же быть так уж неприятно, когда тебе лижут киску, хотя ты и готовилась к сеансу акробатики. Так награди же меня вздохом, хотя бы одним, черт подери, просто положи руку мне на затылок, раздвинь немного свою вагину и сделай вид, что ты здесь лишь для того, чтобы сымитировать оргазм, который смог бы обмануть парнишку лет пятнадцати!.. Заметишь ли ты в глазах этого молодого человека надежду на твою естественность, которую не купишь? Даже пердежа, Лариса, обычного неконтролируемого выпуска газов из твоей элегантной пятой точки было бы достаточно, чтобы он нашел в тебе что-то человеческое и начал возбуждаться.
Тут Лариса имитирует оргазм, хитро улучив момент, когда язык Жозефа присоединяется к моему у картины под названием ее лобок. Я бы сказала, что мы лишь заставили по дрыгаться тонкие нервные окончания ее клитора, которые, возможно, устроило бы и воробьиное перо. Но симулирует она более или менее корректно. И видя Жозефа, смахивающего на дикого охотника, который наконец дождался своего за пять чертовых минут до конца выделенного времени, Лариса, лишь малость порозовевшая, выпрямляется с холодной улыбкой на губах и наносит ему смертельный удар: «Слушай, кажется, твой дружок не в форме…»
Я в ступоре и вполне могу понять этого самого дружка, то есть не Жозефа, а его член. Мы с парнем застыли от стыда и глупо улыбаемся, а его дружок возвращается на свое место с поджатыми ушками, устав бороться.
Когда Лариса в конце концов уходит, за шумом захлопнувшейся двери следует тишина, описать которую очень трудно. Я побаиваюсь взглянуть Жозефу в глаза, и мы начинаем смеяться, потому как ничего другого нам не остается. Семьсот евро! Сколько пар джинсов марки April 77 я могла подарить ему на эти деньги — джинсов, которые никоим образом не помешали бы ему возбудиться? Такая трата осчастливила бы как минимум одного из нас, и мы не чувствовали бы себя сейчас как два неопытных и убогих придурка, а я бы избежала ощущения, что меня облапошили.
Однако благодаря Ларисе произошло чудо, о котором она никогда не узнает. Внезапно, в отсутствие холодного ветра, который она, уходя, унесла с собой, наши тела снова теплеют и мысль о том, чтобы заняться любовью вдвоем, только он и я, как это было всегда — аж слезы выступают на глазах, — так адски заводит нас, будто мы вообще никогда не целовались.
— Иди ко мне, мой истребитель, — воркует Жозеф, протягивая ко мне руки, свои красиво слепленные любовью и годом в тренажерном зале руки, которые меня лично заставили бы отказаться от оплаты, если бы я работала в эскорт-службе.
Его член тверже некуда.
— Видел, какая у нее мягкая кожа? — спрашиваю я, пока моя попа порхает в воздухе в его больших и умных руках скрипача.
— Ты права, кожа у нее мягкая, — уступает Жозеф. — Даже слишком, ты не находишь?
Он кусает одну из моих ягодиц. Издаваемый мною крик протеста не нужно принимать за чистую монету — никто не просит его останавливаться. Красивый нос Жозефа у меня между ног, и он жадно принюхивается. Я приподнимаю свое платье, чтобы увидеть его сверкающий взгляд и улыбку.
— Ты видел, какая у нее маленькая киска?
Жозеф соглашается, утопая в бардаке из волосков и половых губ.
— Я так и не уверена, что увидела у нее клитор.
— Меня угнетают такие вагины. Даже маленькие девочки и то более оформлены.
— И откуда ты знаешь это, ты, извращенец?
Его зубы блестят, и я вздыхаю.
— Ее задница ничем не пахла?
— А вот у тебя…
Его нос выглядывает из-за моей попы. Закрыв глаза, он вдыхает так протяжно, будто находится на вершине горы:
— Потрогай, какой твердый.
— Это точно. Почему сейчас?
— Все из-за твоей задницы.
Кончик его пениса застыл на входе в мое влагалище. У меня просто слюнки текут, и хочется выдать шквал похабных словечек. Для влюбленного парня реальность сама по себе полна подарков на день рождения: «Можно, я устрою тебе ураган в свои двадцать один?» Ну и что значат в сравнении с этим семьсот евро? Эта сумма кажется мелочью, когда чувствуешь запах Жозефа, а время останавливается и теряет свое значение, как только мы прижимаемся друг к другу. Мы сходим с ума от наслаждения, которое еще никогда так не походило на смерть, хоть эта перспектива и не пугает нас нисколько.
Но я ушла от темы.
Присутствие Ларисы — тень, брошенная посреди яркого света нашей любви — не помешало нам провести самые очаровательные выходные, какие только могли быть. Выходные, полные безбашенной романтики вплоть до дегустации на следующий день утиного филе магрэ на террасе кафе по улице Риволи. Случайность это или нет, но именно это кафе стало нашим убежищем на протяжении последующих четырех лет. Там мы зализывали раны, нанесенные ссорами, нашими личными драмами, там мы снова учились любить друг друга с бутылкой слишком сладкого белого вина Coteaux-du-layon на столе, которое непременно погружало нас в мечтательное, сентиментальное состояние. Жозеф обычно приходил туда в гневе, сытый мною по горло, но, пригубив этот нектар, переставал ворчать, а в его глазах читалось удовольствие. Я в эти минуты молила создателя, чтобы он дал мне возможность хотя бы еще один раз поцеловать эти необыкновенные губы. После Жозеф был расположен к разговору и выслушивал мои не самые удачные оправдания изменщицы-рецидивистки. Вино ласково шептало ему на ухо, что обижаться на меня за это не стоит, что не нужно верить в то, что, как ему кажется, стоит за моей ложью. Что я его любила.
Одним из таких обманов, длившихся четыре года, были встречи с Артуром. Жозеф так и не смог поверить, что между Артуром и мной больше нет физической близости. В который раз я протыкала себя острием обмана ради возможности опустошить с Артуром бутылку розового вина, потому как кому, как не ему, я смогу поведать эту унизительную историю? Когда через несколько дней я в подробностях рассказала ему обо всем, сидя на его диване, мне показалось, что он никогда не перестанет смеяться. Смех Артура смывал мою досаду.
