Глава восемнадцатая

Изломанные ветви голых деревьев расчертили багровое небо, будто чёрные сосуды и вены – кровавую плоть. Я опустил голову: ноги утопали в рыхлой серой грязи – смеси из остатков бурых листьев, кусков истлевшей кожи, перьев и чешуи… Мёртвый лес! Я огляделся, замечая повсюду чёрные тени – они дышали и следили за мной, не имели глаз, но видели всё. Внизу, в тёмной глубине, мерцал белый огонёк. Серебряная нить! – я разгрёб противно жирную, гнилую подстилку, ухватил сияющий кончик и будто снова стал совсем маленьким: мама качала меня и пела – я не понимал слов, но был счастлив, купаясь в её любви. Что-то толкнуло меня, вышибая из тёплого моря благодати. Я очнулся и сразу же получил ещё несколько тычков и пинков с разных сторон. Это были чёрные тени мёртвого леса, они окружили меня со всех сторон и пытались выбить из рук путеводную нить. Я стал сматывать её в клубочек, с трудом вытаскивая из грязи, и двинулся вперёд, расталкивая нападавшие тени локтями и ногами, бодая головой, но их становилось всё больше и больше, и вскоре я почувствовал, что застрял на месте. Тени навалились со всех сторон, меня стало засасывать в подстилку, словно в трясину, ещё секунда – и я бы упал, погребённый под чёрной тяжестью, как вдруг череп распёрло и – хрясь! – он лопнул, выстреливая наружу нечто блестящее, багровое, сотканное из кровеносных сосудов… Сопряжитель?! “Сосудистый паук” прыгнул вверх, зацепился за нависавшее над головой дерево и потянул меня в воздух, высвобождая из лап теней, выдирая из грязной трясины, поднимая над чёрными тенями – они бесновались внизу, словно стая голодных волков. “Паук” так лихо забросил меня на ветку, что серебряная нить вырвалась у меня из рук, и клубочек полетел вниз. Нет! Нет! – я дёрнулся было за ним, но сопряжитель удержал меня, не дав наклониться. Пусти! – я хотел спрыгнуть, но словно прирос к этой чёртовой ветке, не в силах сдвинуться. Даже не прирос, а примёрз! – от дерева шёл лютый холод, зубы стучали, руки и ноги теряли чувствительность. – Держись! – свистяще-шипящий крик прокатился по мёртвому лесу, обдал меня тёплым ветром и немного согрел. Пусть я по-прежнему не мог отлепиться от ветки, но хотя бы руки оттаяли и могли снова двигаться. Жужа?! Одним огромным скачком, как могут только рептилоиды с их одинаково подвижными ногами-руками, он ворвался в круг чёрных теней и схватил упущенный мною клубочек. – Лови! – Ин размахнулся и бросил мне нить, но в этот момент одна из теней толкнула его в плечо, и серебряная звёздочка улетела мимо, а я вновь почувствовал, как стремительно уходит тепло и члены мои коченеют. Чёрная стая навалилась на рептилоида сверху, валя с ног, но тут вдруг под ним блеснуло что-то золотистое, и Жужа встал, вытаскивая из грязи крепкую – нет, уже не нить! – верёвку, из которой рвались языки золотого огня. В них были видны силуэты рептилоидов, они вставали один за другим и двигались к Ину. В первом, самом крупном и плотном, я с изумлением узнал… Дважиса! – Шихкшушис! – прошептал Жужишишвас, глаза его блеснули жидким золотом в свете призрака сына. Тот резко приблизился, заставив Тени шарахнуться в стороны. Не предок, а потомок Жужи, он всё равно был в череде сияющих призраков! Стоял самым первым и держал в руке мой серебристый клубочек! – Мы полагаем, это твоё! – прошептал хор сотканных из золотого огня фигур. “Да”, – хотел сказать я, но губы не шевелились. Всё остальное тоже закоченело, и я никак не мог протянуть руку. Но мне и не пришлось! Призраки слились вместе, подхватили своего плотного родственника, и золотая нить стала подниматься вверх. Когда Ины поравнялись со мной, Жужишишвас раскрыл свою четырёхпалую клешню: на ладони горела моя серебристая звёздочка. – Время отдать долги, – прошелестели призраки. Белый клубок-огонёк поплыл прямо ко мне, коснулся ладони, и меня сразу окутало блаженство, я вновь почувствовал тепло маминых рук, услышал её песню и тихий голос отца. Клубок раскрутился, оставив в моих пальцах лишь самый кончик, а путеводная нить протянулась над мёртвым лесом, рождая протуберанцы серебряного огня. В них я увидел силуэты отца и матери, а за ними бабушек и дедушек, которых мне не посчастливилось знать при жизни, но это были они – мои родные, я знал это, видел и чувствовал. Жужа со своей нитью уже воспарил выше, но я успел заметить, что его золотая верёвочка похудела, зато моя стала заметно толще… Призрачная родня раскрыла объятия и “сосудистый паук”, замёрзший на дереве вместе со мной, мгновенно оттаял и юркнул куда-то, я не успел проследить. Меня окутало серебряное сияние, поднимая ввысь, вслед за золотой звездой Ина. Я посмотрел вниз: мёртвый лес простёрся подо мной тёмным, постепенно истончавшимся маревом. Череп распёрло горячим давлением – я задрал голову вверх и увидел множество тонких лучей, протыкавших стремительно светлевшее небо. Из багрового оно превратилось в светло-красное, затем в розовое, и под конец вспыхнуло таким ярко-белым сиянием, что я крепко зажмурился, боясь опалить глаза.

*

Я распахнул веки, но ничего не увидел, кроме расплывчатого серого пятна. Нос упирался во что-то, на голову было нахлобучено нечто твёрдое. Я попытался его стащить, но меня замотало, словно в мешке… Гамак! – вот что это было такое! Гамак, в котором я лежал лицом вниз. – Он очнулся, очнулся! – услышал я до боли знакомый человеческий голос. Чьи-то руки освободили мне голову и помогли перевернуться на спину. – Вася?! Но как? Откуда?! Я заморгал, прогоняя назойливое воспоминание о ярко-белой, слепяшей вспышке. В голове всё ещё билась толчками горячая кровь, а тело подрагивало: адский холод мёртвого леса пробрал меня до костей. – Лёшка! – лицо Берендеева прорезала широченная улыбка, он протянул мне руку и помог сесть. – Привет! Рядом, в другом гамаке, подслеповато щурясь и почёсывая ногой шею, качался Жужа. – Пегов! – позвал он. – Ты там чего? – Чего? – эхом повторил я, озираясь вокруг: это была комната, которую я уже видел раньше, как и снятый с моей головы шлем, облепленный кляксами… – Как ты? – рептилоид прищурился, задрав подбородок вправо. – Я был в мёртвом лесу! И ты тоже! – я показал пальцем на второй похожий шлем, лежавший рядом с Жужей. – Это же оборудование, что ты использовал с Леной! Зачем?! – Затем, чтобы ты, наконец, мог выйти из комы, рог тебе в задницу! Последнее средство, чтобы попытаться вернуть тебя к жизни! – Я был в коме?.. Ни фига себе новость! – Да, из-за инициированной аномалии… После попадания в организм “Вещи” все Первичные (ну и некоторые Вторичные – их, к счастью, совсем мало), кто хотя бы раз получал человеческую аномалию, умерли меньше, чем за двадцать часов! Мы так толком и не сумели разобраться, в чём тут дело, ведь остальные Ины прекрасно перенесли действие последней версии “Вещи”. Артевирус был уничтожен, все признаки приближающихся сбросов пропали, мы стали нормальными смертными! – А может, так даже и лучше? – вклинился Вася. – Ну, то есть, что все эти потрошители аномальных умерли? Ведь они не смирились бы с тем, что вы сделали! А у них в руках и крепость, и власть, и средства – да они бы настоящую войну вам устроили!.. – Ну, знаешь, мы тоже тут не ошмётки пенные! К тому же нас много больше! Так что мы были готовы… к противостоянию… И вообще к беспорядкам – сейчас и без Первичных потрошителей на Шуржешише далеко неспокойно: такие глобальные перемены! Потребуется немало времени, прежде чем наладится нормальная жизнь. – Ну да, – согласился Берендеев. – Новые законы и всё такое… Тут до меня вдруг дошло: – То есть мы сейчас что, не на Шуржешише? – Нет, конечно! – Вася посмотрел на меня с удивлением. – Мы на Хуррхше! Ты что, забыл, где я живу? Это же Жужин бункер! – Хуррхша?.. – я растерялся. – Но почему? – Ты удивишься, сколько косных идиотов может оказаться даже среди полуторатысячелетних учёных. Никто не понимал смысла моей “возни с бледными получервями вместо интенсивной работы над решением проблемы начавшихся массовых сбросов”. В Центре биологических исследований про необычную мозговую активность Лены и слушать никто не хотел, и задействовать ресурсы Отделения ксенологии для моих “опасных и сомнительных исследований”, результатом которых станет моё сумасшествие, мне запретили. Поэтому эксперимент с Леной я проводил в домашней лаборатории, потратив на создание оборудования свои личные средства. Потом-то они, конечно, заинтересовались, отчего это у меня вдруг пропали все признаки сброса, стали допрашивать и тут же снова подняли на смех, объявив спятившим, когда я сказал им, что надо вернуться к истокам. Труп Лены, однако, у меня отобрали, чтобы самим исследовать её ДНК, но своё личное оборудование я, разумеется, им не отдал! – Жужа вытянул шею и оскалился. – Ну, что вы, товарищи! Разве можно? Вы же не хотите спятить, как я, правильно? Вот и делайте, рог вам в задницу, всё своё, безопасное! Он встал и, взяв с маленького столика в углу большую непрозрачную бутылку, стал с жадностью из неё пить. – А мне можно? – я сглотнул. Вася выскочил из лаборатории и через пять секунд вернулся с огромной кружкой холодной воды. Ноги и руки у меня еле двигались и были такие слабые, что Берендееву пришлось самому поить меня, словно парализованного. Утолив жажду, Жужа заметно успокоился и, вернувшись к нашему разговору, сказал: – А уже потом, когда Дважис решил инсценировать мою смерть, мы с ним перетащили всё оборудование сюда, на Хуррхшу. – Здесь целых три лаборатории! – заявил Вася с такой гордостью, словно именно он – хозяин бункера. – Эта всегда закрыта была, я и не знал, что тут есть, пока Жужишишвас тебя не принёс. Сижу как-то я вечерком, чаёк попиваю на кухне, вдруг слышу – шаги! Испугаться только успел, как он уже заходит такой: Здрасьте! И ты у него на руках, без сознания. – Я заболел… – Ты умирал! – перебил рептилоид, садясь обратно в гамак. – Но, хвала Абсолюту, не так, как Первичные – тех вообще ничего не спасало. А тебя, благодаря твоему чудо-сопряжителю, нам удалось погрузить в кому, стабилизировав состояние. Только так мы могли выиграть время, чтобы разобраться, как повернуть процесс умирания вспять. – И долго? – нахмурился я. – Что долго? – В коме я провалялся? Неделю? Две? – Три месяца, – огорошил Жужа. – Три месяца?! Охренеть… А я-то думаю: фигли у меня руки-ноги едва шевелятся?.. Уже работаю над этим, пару часов потерпи! – Мысли в скобочках! – радостно заорал я вслух. – Сопряжитель! Он снова действует! – Я рад! – вытянув трубочкой рот, отозвался рептилоид. – А я не понял, – пожаловался Берендеев. – Ну, я позже тебе всё подробно объясню, Вась, обещаю! В себя только немного приду… – Ладно, – он улыбнулся. – Я там бульон из птицы уххш сварил, тебе принести? В животе у меня громко заурчало. Вася засмеялся и выбежал из лаборатории. – Мне тоже! – заорал Жужа ему вдогонку и уже гораздо тише добавил: – Не так это просто с чёрными тенями бодаться, пены им рот, – будь здоров как проголодаешься! – Как тебе вообще эта идея про мёртвый лес пришла в голову? – Ну, я подумал: если чужую нить получилось отнять, значит, и поделиться своей тоже можно. Хотя это, конечно же, была только теория… Но, поскольку мы за три месяца так и не сумели тебя вылечить, а состояние твоего мозга в последнюю неделю начало хоть и очень медленно, но верно ухудшаться, я всё же решил рискнуть! – С тобой там могло произойти что угодно – это же… блин! – у меня не было слов, чтобы выразить ощущение от своего пребывания в мёртвом лесу. – Жутко кошмарное место! – Ну что поделаешь, если за полторы тысячи лет бессмертия наше коллективное подсознательное пришло именно к этому, – философски заметил Ин. – Спасибо тебе, Жужишишвас, что ты рискнул! Не побоялся… – Да я боялся! – возразил он, почёсывая ногой подбородок. – Весь мой план выглядел… таким шатким! – опирался лишь на догадки и домыслы… А самым страшным в нём было отключить тебя, Лёша, от поддерживающей аппаратуры и позволить умирать! – иначе человеку в наш мёртвый лес никак не попасть. Считай, я сознательно отбирал у тебя время жизни – может быть, целые месяцы! ради одного призрачного – во всех смыслах! – шанса, что я смогу и успею поделиться с тобой своей путеводной нитью. – Но ты смог, Жужишишвас! Ты спас мне жизнь. И про меня не забудь: кто тебя из лап теней и из грязной трясины-то выдернул? Дверь в лабораторию открылась, и вошёл Вася с подносом, на котором стояли две исходившие паром миски и разрезанная на небольшие кусочки толстая розовая лепёшка со вкусом лесных орехов. Все мысли о высоких материях вмиг улетучились, я захлебнулся слюной от мясного и хлебного аромата. – Вот, я всё подогрел, – Вася поставил поднос на стол. – Ешьте быстрее, пока горяченькое!