Так и не уснув и устав от душевных метаний, парень включить ноутбук и сразу наткнулся на новое сообщение от ведьмы Степаниды. Набранное крупным красным шрифтом, оно буквально кричало: "ОРИГИНАЛЬНОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ ПО ИЗМЕНЕНИЮ СУДЬБЫ! ПРИ ПРАВИЛЬНОМ ВЫБОРЕ ТЕРРИТОРИИ РАССЕЛЕНИЯ ВНЕШНОСТЬ КЛИЕНТА ЗНАЧЕНИЯ НЕ ИМЕЕТ. КОЛИЧЕСТВО ЛЮБОВНИЦ В ЗАВИСИМОСТИ ОТ СЕЗОНА".
Ниже виднелась приписка уже шрифтом обычным: "Я тут поворожила, мил человек, и разыскала до кучи твою собственную бабку по матери, так что ты, парень, выходит не сирота. Зовут родственницу баба Нюра, к ней-то, в деревню Тихий Омут и поедешь. Коли согласен, вот тебе адресок и ссылка на карту как добираться. Ну а не согласен – живи тварью дрожащей и дальше!».
Прочитав всё это, Мотя обомлел. И сразу безоговорочно Степаниде поверил. Он ведь ни словом не обмолвился ведьме, что всю жизнь считал себя круглым сиротой. И про «тварь дрожащую», про его жалкий характер старуха тоже угадала, поэтому сердиться за явную насмешку взволнованный парень не стал.
– У меня теперь бабушка! – пробуя это прекрасное слово на вкус, произнёс он ликующим голосом. – Стоп, а вдруг бабушка Нюра при встрече меня не узнает? Она вообще в курсе, что я существую?
Мотя торопливо выстучал на клавиатуре своё новое сообщение, и на этот раз ответ от Степаниды пришёл немедленно. «Нюра давно тебя ждёт и обязательно признает, не сомневайся, – писала ему ведьма. – Отправляйся, мил человек, за своей новой судьбой, а меня бесплатно больше не тревожь!».
Когда Мотя немного успокоился, его принялось терзать любопытство. Что ещё за «территория расселения» и, особенно, "количество любовниц в зависимости от сезона"? Так и подмывало отправить ведьме ещё денег и попросить разъяснений, однако благоразумная бережливость как всегда победила. Согласно карте, дорога к только что обретённой бабушке предстояла дальняя, отпуск в ресторане придётся брать за свой счёт, опять же следовало привезти родственнице подарки. Поэтому Мотя отключил свой ноутбук и постарался уснуть, хотя после таких новостей сделать это было нелегко.
Зато сон потом пришёл самый любимый. Разлилось и потянулось до самого горизонта зыбкое и прекрасное в своём уединении пространство. Заиграли солнечные блики на поверхностях мочажин, водяных впадин между пушистыми кочками, замелькали в воздухе стремительные стрекозы, а сам Мотя вдруг стал маленьким мальчиком. Которому очень нравились высокие, с длинными узкими листьями жёлтые цветы, растущие прямо в тёмной воде, но подходить к ним было боязно.
– Цветок зовётся водяной касатик. И ты тоже мой дорогой касатик, кровинушка, – ласково поглядывая на Мотю-мальчика, нежно журчала бледная молодая женщина, погружённая в тёмную воду до самых плеч. – А я мама твоя. Принеси мне сюда цветок, и мы всегда будем вместе.
Женщина принималась манить к себе маленького Мотю, обещая приласкать и поцеловать, и Мотя-большой всякий раз просыпался в слезах. Дотянуться во сне до жёлтого цветка никогда не получалось, и всё равно сновидение было любимым из-за свидания с мамой.
Поездка к бабушке в деревню обернулась для Матвея настоящим путешествием. Полных двое суток он ехал в поезде, не отлипая, как ребёнок, от окна. А когда, наконец, сошёл на богом забытом железнодорожном километре, не увидел ни станции, ни даже платформы.
Зато обнаружилась старая, уже сильно заросшая травой дорога, уводившая в практически голую, с редкими кустами и деревьями пустошь. И Мотя отшагал по этой дороге несколько часов, и лишь раз увидел какое-то разрушенное строение. Выглядевшее особенно дико на фоне безлюдных просторов.
Меж тем обширная пустошь всё понижалась, скатываясь в широкую низину. Старая дорога под ногами давно пропала, зато появились признаки болота. Земля то пучилась травяными кочками, то сыро проминалась, а кое-где и хлюпала, превратившись в топкую грязь. Но городской житель Мотя, удивляясь самому себе, всё шёл и шёл вперёд, ощущая вместо усталости непривычную бодрость.
Не испугался Матвей и густого тумана, который откуда-то приполз и быстро разлёгся по низине с болотом. Как только глаза парня перестали видеть дальше собственного носа, в его голове словно включился уверенный навигатор, предложивший продолжить путь. И Мотя, радостно хохотнув, бодро пошлёпал сквозь молочную пелену, ощущая особый восторг, когда почва под ногами принималась колыхаться, как батут.
Выйдя, наконец, из тумана, парень обнаружил себя уже не на болоте, а на кривой замшелой улочке старой деревеньки.
Поздние сумерки перешли в ночь, возможно поэтому в бревенчатых стареньких домиках не светилось ни одно окно. Не залаяли и деревенские собаки, словно их и вовсе не было. Тёмная, освещённая лишь луной деревушка дремала, погруженная в ласковую тишину, которой никогда не дано насладиться большому городу.
Не зная пока, что ему теперь делать дальше, Мотя присел на первую попавшуюся лавочку у покосившегося забора. Но не пробыл в одиночестве и пяти минут, как на улочке стали появляться и медленно прогуливаться томные и странные девушки. Луна старательно высвечивала их бледные лица, распущенные длинные волосы, украшенные водяными лилиями, и удивительные наряды из травы и листьев кувшинок.
То приближаясь к оторопевшему, но и заинтригованному парню, то опять удаляясь, ни одна из дефилирующих деревенских красоток не сказала Моте ни слова. Зато каждая одарила до того призывным, полный чувственной тоски взглядом, что засмущавшийся Мотя вдруг почувствовал себя обладателем покорного и пылкого гарема.
– Девоньки-то наши очень уж по ухажёрам скучают, – прошелестел вдруг за спиной парня умильный голосок. – Вот и не утерпели, понабежали. Правда ведь хороши?
– Очень! – горячо подтвердил Матвей, поворачиваясь на голос.
Позади лавочки теперь стояла сухонькая и очень морщинистая, но с живыми весёлыми глазами старушка, которая светло ему улыбнулась и заговорила опять.
– А я смотрю в окошко – парень мается, словно на смотринах. Это ещё что, коли бы ты мою дочь увидел, совсем сомлел. Только дочка приходит сюда редко, мы в контрах.
– Бывает, – посочувствовал старушке Мотя. И тут же вернулся к более интересной теме. – У вас в деревне фольклорный праздник?
– С чего так решил?
– Просто девушки очень странно одеты… – пролепетал Матвей, внезапно обнаружив, что под травяными юбочками обольстительниц нет белья.
– А как ещё одеваться болотным девкам? – удивилась старушка. – Кстати, а ты сам-то кто? Откуда взялся?
– Понимаете, ищу одну деревню. Тихий Омут называется, по карте она где-то в этих краях.
– Так нет больше деревни! – всплеснула руками старая женщина. – В самой трясине оказалась. А люди давным-давно разъехались.
– Обманула всё-таки ведьма из интернета! – Стукнул кулаком по лавочке обозлившийся парень. – Значит, не существует и бабушки Нюры! А я так мечтал увидеть собственную бабушку!
– Как ты сказал?! – вдруг вскрикнула и даже пошатнулась старушка. – К бабе Нюре шёл? Мотенька, ты?!
– Да, а вы откуда знаете… Так это и есть Тихий Омут?
– Он! Он, внучок ты мой дорогой! – радостно заголосила бабуля и бросилась обниматься, а прогуливающиеся девушки застыли и принялись жадно прислушиваться.
– Погодите, вы меня не путайте! Вы только что сказали, что деревня провалилась в трясину, – не поверил Мотя, вскакивая с лавочки и пробуя отцепить от себя старушку.
– Что ты, милый, я имела в виду – вокруг нас сплошная трясина, – продолжая цепляться, принялась та объяснять дрожащим от волнения голоском. – Последняя тропка исчезла, когда тебе исполнилось пять годков. Поэтому навещать тебя в детдоме я с тех пор не могла.
– То есть вы меня заранее туда отправили? Из умирающей деревни, так сказать, в цивилизацию? – предположил Матвей. – Ну, допустим. А точно вокруг трясина? Я сегодня свободно прошёл! Не помешал даже туман.
– Отчего же не пройти, коли родня самому болотному хмырю, – понесла вдруг полную ерунду его предполагаемая бабушка, и Мотя негодующе фыркнул, услышав неприятное для себя слово. – Только я, внучок, до последнего надеялась вырастить тебя не нечистью, а человеком, оттого в детдоме и спрятала. Спасла – не поверишь! – от твоей собственной матери!