Будёновцы ускакали раньше, оставив под церковью с десяток-полтора порубанных трупов стариков и старух. К счастью, матери среди мёртвых не было.

На следующий день, когда они уходили, Иван сам поджёг хозяйство. Зарево над зарезанным псом навсегда отпечаталось в его памяти как самое яркое воспоминание о родине, которую никто не выбирает. И ещё осталась клятва сделать всё, чтобы стать богатым. Уже тогда деньги в его понимании были надёжной защитой от всех неприятностей.

…Внезапное осознание того, что на самом деле он никогда раньше не мог выбирать, потому как нет такой возможности у тех, кто уже родился, стало подобно холодному душу. Иван снова увидел перед собой две шкатулки. Однако только теперь, когда глаза привыкли к скудному освещению, заметил, что они не совсем одинаковы. Различие таилось в узоре на крышках — загогулины левой складывались в изрытую оспинами половинку Луны, в то время как на поверхности правой шкатулки они изображали восходящее Солнце.

Итак, Луна и Солнце. Мозг Ивана заработал чётко, как в конце финансового года. Точнее, отметил он, половинка Луны и половинка Солнца. Восход у него всегда ассоциировался с началом рабочего дня, а Луну в две четверти он в шутку называл, как старую монету, словом «полушка». Случайность ли это? Некоторая возможность простого совпадения существовала, ведь символы довольно расхожи. Однако не закономерно ли то, что он оказался здесь и должен выбирать? Как обыкновенный смертный Иван ещё мог поверить в иронию бухгалтерской судьбы, но как профессионал в своём деле не сомневался, что случайностью здесь и не пахнет.

Значит, если он всё правильно понимает, выбор предстоит между работой и деньгами. Но разве это выбор? Выбор предполагает существование двух равнозначных перспектив, а работа — ему ли этого не знать? — отнюдь не является синонимом наличия больших денег. Получается, что либо в его рассуждения вкралась ошибка, либо это всё какая-то дурацкая игра, глупый розыгрыш и непонятная цыганская шутка о «богатстве и бедности».

Варга оторвал взгляд от шкатулок и посмотрел туда, где стояла полускрытая завесой огонька гадалка.

— Пани, мне нужен всего лишь совет, — сказал он.

Тёмный силуэт хозяйки ничем не дал понять, что его услышали. Пламя свечи не отражалось в её глазах, хотя Иван, всей кожей чувствуя чужой пронзительный взгляд, был убеждён, что они наблюдают за ним. Ему стало ещё больше не по себе от происходящего. Чтобы вернуть уверенность, Варга опять начал говорить, но голос прозвучал так, словно он оправдывался:

— Когда я зашёл сюда… Когда мне захотелось войти… В общем, мне нужен был всего лишь совет. Поэтому и вошёл… Я думал, мадам просто погадает мне, а теперь получается, что гадать должен сам. В конце концов, это даже несправедливо. Я просто хотел узнать, стоит ли мне и дальше ожидать, или же воспользоваться возможностью. Я… я привык ждать, — Иван повысил голос. — Ты же, чёрт забирай, должна понимать, что от человека ничего не зависит! Мы лишь удачно или неудачно пользуемся теми возможностями, которые нам предоставляются! И если мне сейчас подвернулся случай… Я не имею в виду эту якобы возможность выбирать. Мне хотелось бы узнать, что меня ждёт в будущем. Просто скажи мне, если ты хоть на это способна… Ты можешь сказать хоть что-нибудь?!

Иван замер с открытым ртом и прислушался. У него был тонкий слух, которым втайне гордился, потому как мог легко отличить по звуку костяшек, подбивает ли на счетах главный бухгалтер в пегих от старости нарукавниках доходы или хмурится над расходами. Как-то дядя, высохший и скелетообразный, изволил в конце квартала пошутить с тем относительно его излишней упитанности. Криво усмехнувшись, он вполголоса произнёс: «Казик, если тебе срезать пузо, то по кольцам накопленного жира я наверняка узнаю, сколько лет ты меня обманываешь».

Варга, сидевший в другом конце комнаты, громко захохотал. Однако смеялся недолго, пока не наткнулся на взгляд главбуха — тяжёлый, из-под старых очков. Дядя же неодобрительно посмотрел на Ивана и проследовал в свой кабинет, к сейфу. Ненавистная наволочь!

…Отбросив ненужные здесь воспоминания, Иван ещё сильнее напряг слух. И не услышал ничего, кроме своего дыхания. Когда и оно прервалось, его охватил ужас. Боковым зрением вдруг заметил, как придвинулись стены и улыбнулись ему толстыми губами зловещих масок.

Его шатнуло. Падая вперёд, он вытянул перед собой руки и опёрся на крышки обеих шкатулок. И наконец-то смог выдохнуть.

Силуэт гадалки безмолвно навис над ним. В её безразличии почудилась насмешка: «Ай-ай-ай, как же так, яхонтовый, а? Забыл дышать и чуть не помер, да?».

Ивана разобрала злость.

«Тебе, холера ясна, нужен мой выбор, да?! — яростно тасовал мысли он, глубоко вдыхая и выдыхая, успокаивая сердце, готовое выпрыгнуть из горла или просочиться наружу кровавыми соплями. Бухгалтера бесило, что вопрос выбора сейчас перед ним практически не стоит — что бы он ни сделал, это будет его выбором. — Значит, ты, сука, тоже знаешь, что отказ от выбора тоже выбор? Что ж, я покажу тебе выбор, ведьма! Свой выбор!»

Гадалка не говорила, что нужно взять одну из шкатулок. Это была его, Ивана, обыкновенная человеческая реакция на два предмета и предложение определиться.

Варга злобно ухмыльнулся: «Говоришь, гадание на богатство и бедность?». И, отбросив крышки шкатулок, запустил руки сразу в обе.

— Твой выбор! — пророкотал солнечный свет, врываясь в освобождённое гадалкой от штор окно.

Сжимая в руках содержимое шкатулок, ослеплённый Иван шарахнулся назад. Он остановился лишь тогда, когда деревянные клыки масок впились в спину.

— Посмотри, что ты выбрал, — тем же низким голосом произнесла мадам Зорилла.

Жмурясь от слишком яркого света, Варга поднёс руки к лицу. В левой был старый кожаный пояс для денег, и это слегка потешило гордость — относительно Луны он оказался прав, — но другая рука сжимала корягу, отдалённо напоминавшую узкое лицо с выпученными глазами. Что могла символизировать деревяшка, какую связь иметь с Солнцем — было абсолютно непонятно.

— Что… что это значит?

— То, что ты хотел знать, и то, что будет, — ответила странная гадалка, стоя к нему спиной на фоне окна. — А теперь забирай это и уходи.

Уже в дверях Иван, засовывая неожиданные приобретения в карманы, не без язвительности поинтересовался:

— Дорога пани гадалка, ма ся разумець, ждёт меня дальняя?

Обернувшись, хозяйка глухо произнесла:

— Ты пустишь корни на востоке.

Смысл сказанного дошёл до него гораздо позже, а тогда он пулей вылетел вон, сообразив, почему глаза мадам Зориллы не отражали огонька свечи — они были нарисованы на веках.

Варга снова оказался в таком тесном переулке, что было совсем непонятно, как в окно к слепой ведьме проникает столько солнечного света. Там Иван и осознал, что теперь уже никогда не будет пути назад. Швырнув деревяшку на мостовую, он решил, что стоять на месте смысла нет, как вроде не было его и в глупой прощальной фразе хозяйки, и побежал прочь. Однако, против ожидания, последние слова мадам Зориллы прочно засели в памяти.

Спустя несколько дней, истолковав результаты визита к мадам Зорилле как указание на непременную удачу в предприятии, Варга пошёл напролом, но сейчас шагать лесом изрядно надоело — пришла пора подумать о привале. Отдых нужен не для того, чтобы обмозговать план дальнейших действий — практически всё уже позади, — а просто набить оголодавший желудок.

— Эй, добродзей! — позвал Иван проводника, который хранил недружелюбное молчание с самого утра. — Не пора ли перекусить? Весь день во рту ни…

Тот обернулся так резво, что Варга умолк на полуслове.

— Не вопи на весь лес, как недорезанный! — прошипел старик, свирепо тараща зелёные в жёлтые крапинки глаза, где без труда читалось желание таки дорезать клиента. — Или я тебя не предупреждал?! И так ведь трещишь сучьями, как медведь. Себя погубишь, да и меня заодно. Мы уже близко, а советы незваных гостей ох как не любят!